Андрей Круз - На пороге Тьмы

Милославский покопался в своем брезентовом портфеле, достал оттуда блокнот с записями Полистал его, затем сказал:

— Ну вот, как раз по вам материал… провалились вместе с сараем, в сарае был генератор. Так?

— Верно.

— Хорошо, — кивнул он. — Вопрос второй… в горбезопасности сказали, что ездили туда просто так, место посмотреть, так?

— Верно, — улыбнулся я.

— А почему, кстати? Не в упрек, просто интересно.

— А им зачем знать? Генератор мой, а не вещественное доказательство. Перестраховался, короче.

— Понятно, правильно сделали, наверное. Но мне сказали правду, так?

— Так.

— И вот тут самое интересное и начинается, — сказал Милославский, что-то помечая галочкой. — Почему решили осмотреть тот дом? Только честно, подумайте сперва хорошенько.

— Честно? — я и вправду задумался. — А я и не знаю, если честно. Загрузили агрегат, можно было ехать, а тут как подсказал кто-то, мол "посмотри домик". Тянуло к нему, что ли… — я пощелкал пальцами, силясь подобрать правильное слово… — Ну… ну вот надо было, и все тут.

— Понятно, — явно довольный ответом, кивнул Милославский. — А Федор Мальцев никаких таких чувств ведь не испытывал, так?

— Нет, — вспомнил я поведение Федьки. — Он хотел быстрее уехать, и все тут. Это к чему вы?

— А как вы думаете? — ответил он вопросом на мой вопрос.

— Ну… если навскидку, то полагаете, что я как-то связан с жертвой в подвале?

— Тепло.

— Жертва вызвала мой провал? — уточнил я.

— Еще теплее, даже горячо уже, — сказал Милославский. — Есть теория, что некоторые провалы вызваны искусственно, как ваш, в частности. И занимаются этим те, кого принято именовать «сектантами», а мы зовем "адептами".

— Зачем?

— Кто бы мне самому объяснил, — вздохнул он. — Я же говорил, что даже пленные адепты не слишком разговорчивы. Вот пока и не выяснили.

— А как другие провалились?

— Думаю, что эти самые провалы — нечто вроде естественного процесса. А вот адепты пытаются научиться создавать их искусственно, и иногда у них получается.

— Жертвоприношениями? — удивился я.

— А почему бы нет? — пожал он плечами. — В этом же никакой мистики, собственно говоря, нет. Когда жертву мучительски убивают, выбрасывается такое невероятное количество энергии, что она способна не только слой миров проколоть, но, наверное, и сдвинуть их с места смогла бы, если бы ей кто-то мог управлять.

— А для чего им?

— Это тоже хороший вопрос, на который пока никакого обоснованного ответа. Можем только предполагать.

— И что предполагаете? — продолжал я наседать на него.

— Предполагаем, что они хотят совсем не того, что получают. Хотя бы потому, что когда вы провалились, они вас там не встретили.

— Сочли эксперимент неудачным? — уточнил я.

— Верно, что-то получилось не так, как планировалось, и они просто ушли. А затем туда провалились вы, к великому вашему везению их не встретив. А то бы оказались второй жертвой, что я очень допускаю.

— И все же?

— Все же? — поднял тот брови. — Думаю, что они пытаются построить тоннель отсюда. И не уверен, что для самих себя.

— Для Тьмы?

— Именно так, для нее, родимой. Нашли же они какую-то форму сожительства с ней, верно? Вы же были близко к Тьме? Как ощущения?

— Тяжкие, — честно ответил я. — Страх, жуть, мысли путаются, руки трясутся.

— А для них граница с Тьмой стала естественной средой обитания. Они ведь даже внешне меняются.

— Сильно? Или только глаза?

— Не видели никогда?

— Откуда мне? — удивился я вопросу. — По моей службе только всякие «пионеры» с «хмырями» встречаются, а сектантов этих, или адептов, из самолета только видел. Так вроде люди как люди.

— Ну, да, издалека точно, — сказал Милославский. — Знаете, я вам их покажу. Хотите?

— Покажете?

— В горбезопасности сидит несколько, и у нас на Ферме есть. Слышали про Ферму?

— Ну так, краем уха, — уклончиво ответил я.

— Мы и не рекламируемся особо. Завтра после дежурства свободны?

— М-м…, - растерялся я. — Вообще были планы…

— А вы их отмените, — сказал Милославский довольно жестко, что уже следовало воспринимать как приказ. — Потому что я вас могу и повесткой вызвать, вы для нашего отдела большой интерес теперь представляете. Другое дело, что вы, как я понял, человек любознательный, так что все у нас будет взаимно — вы нам поможете, а мы — вам. И не только знаниями, может быть. Договорились?

— Разумеется, — усмехнулся я. — Планы изменим, с утра к вам заеду.

— К десяти подходите, прямо в кабинет, я предупрежу.

Некоторое время ехали молча, затем я сказал:

— Мне тут вчера интересную вещь рассказали…

— Да?

— О том, что если беременную женщину привезти на границу Тьмы, то беременность куда-то девается. Это правда?

— Это правда, все верно, — кивнул он. — А что конкретно хотели спросить?

— Почему? Как так получиться может?

— Доказательств не имею, но… Полагаю, что в этих местах время идет в обратную сторону.

— В смысле?

С этим вопросом я как-то начал повторяться, как мне кажется. Ну да и ладно.

— В смысле самом прямом — оно идет в противоположном направлении. Мы же говорили с вами о природе Тьмы, если мне память не изменяет.

— Да… Тьма — это то, куда утекает эта наша самая река времени, — вспомнил я его слова. — Так?

— Так, но река не обязана течь прямо, а Тьма не должна сталкиваться со светом. Сама суть аномальности Отстойника в том, что здесь пересеклось то, что пересекаться никак не должно — Свет и Тьма. То, откуда к нам приходит наше время и то, куда оно уходит. Это неправильно. И граница рождает временные аномалии.

Мне как- то сразу вспомнилось удивительно хорошее состояние машин, а главное — аккумуляторов, что мы взяли в Порфирьевске. Из того, что мне удалось узнать до этого, оно должно было быть хуже. И Федька доехал на своем «Блице» до Углегорска с трудом, как он рассказывал, резинки все же рассохлись… А тогда Тьма, с его же слов, была подальше.

Вообще- то Милославский сказал нечто такое, что уже можно считать заранее окупившимся. «Гончие» "гончими", а вот возможность брать что-то почти новое в этом мире стоит многого. Над картой посидеть, посмотреть, где граница Тьмы отодвинулась…

— Это что, вблизи Тьмы мы молодеем? — спросил я.

— Думаю, что да. И очень сильно. Вы после полета к Тьме как себя чувствовали?

— Испуган был… адреналин, — начал я вспоминать свое состояние. — А потом да, прилив бодрости, в ресторации с Настей хорошо посидели и даже не опьянели… Да, что-то странное было, эйфория какая-то, но…

— Списали на «отходняк», так?

— Верно.

Полет еще ладно, а после приезда с машинами у нас вообще энергии было через край, это я тоже хорошо заметил. И Настя заметила, ночью.

— А вот в дальней разведке симптомы чуть заметней у некоторых, — усмехнулся Милославский. — Седина, например, вспять обратилась.

— И… какой коэффициент?

— Если очень приблизительно, то сутки вблизи Тьмы — около трех месяцев. Но сами понимаете, что даже сутки выдержать — это очень сложно. Человек начинает чувствовать себя очень плохо уже через несколько часов, а затем может вообще повести себя неадекватно. Не рекомендуется нам так омолаживаться, весь организм протестует, да и…

Тут он задумался, и я уточнил:

— Что?

— Есть опять же теория… у нас все на теориях, никаких доказательств, но есть подозрение, что часть адептов получается из тех, кто задержался на этой границе. Тьма перепрограммирует человека. Так что сами понимаете, так рисковать точно не стоит. Ну а с беременными как получается — теперь сами понимаете. Время вспять и процессы вспять.

— А лечить так можно?

— Можно, — кивнул Милославский. — Рак лечим, например. Уже польза от нашего отдела, видите? Главу Администрации вылечили два года назад, например, за три «сеанса», а стадия была чуть ли не последняя.

— А когда он в нормальное время попал — обратно все не вернулось?

— Нет, к счастью нет, никакой предопределенности не наблюдаем, тотальная и абсолютная многовариантность дальнейшего развития.

Чем занимались на месте моего провала я толком и не понял. Упровцы из «скаута» организовали охранение, люди Милославского ходили с рулетками и какими-то самодельными приборами, безопасники осматривали место жертвоприношения, или что там на самом деле было, собирая кости и разбросанные вещи жертвы в бумажные пакеты. Милославский описывал сложные траектории между сарайчиком, в котором раньше был генератор, и развалиной, где убили человека, и на меня никакого внимания больше не обращал. Возле меня постоянно топтались его охранники, раздражая своим присутствием, и один из них даже увязался за мной в кусты, куда я направился с простительным желанием отлить, где и нарвался на грубый вопрос: "Тебе че здесь надо, извращенец?" Он выматерился тихо, но нарываться не стал и ушел к машине.