Андрей Семенов - Иное решение
Вечером ждали реляции о победах, но так и не дождались. Утром – приказ Сталина, из которого видно, что мы обещали не устраивать мировую революцию и сообразили, что выгоднее брать немцев в плен, чем заставлять их драться до последнего. Говорят, что в лагерях наших пленных в Германии развилось людоедство. В Ленинграде голод ужасный. Михайлова в «Знамени», посещаемом многими военными, говорит о том, что каток войны будет еще ходить в разные стороны. То, что мы уже месяц не сообщаем о городах, означает, очевидно, что все они под вопросом. Значит, немцы ведут контратаки. Само по себе перемалывание их резервов полезно, но смущает незначительность оперативного пространства под Москвой. Приказ Сталина, в котором ни слова о союзниках, многозначителен. Нет ли в нем намека на компромисс? Но все равно грядущее темно. Глебов заявил мне вчера, что через год мы будем воевать с Англией и будущие историки будут ломать голову над тем, зачем Черчилль в 1942 году давал нам танки, которые в 1943 году будут бить англичан. Впрочем, то же они спросят, вероятно, и о нашей нефти в 1942 году. Все дело в выигрыше темпа! Интересно, в чем смысл смены кабинета в Англии. Победит, вероятно, тот, кто последний вступит в войну.
Москва, 23 февраля 1942 года.
Настроение у Головина было прекрасное. Под Москвой немцам всыпали перцу, и они драпали, поджав хвосты. Теперь всем в мире – и в Европе, и за океаном – стало ясно, что Красная армия выстояла, Советский Союз выдержал удар, германская военная машина забуксовала и увязла на Восточном фронте. Немецкий план блицкрига рухнул. Военные и политические руководители Рейха в Берлине должны были чувствовать себя неуютно.
А ведь все висело на волоске.
Летом-осенью прошлого года фронт стремительно и неумолимо приближался к Москве. Казалось, не хватит никаких человеческих сил остановить эту железную лавину. Любая операция немецких генералов неизменно была успешной. Красные командиры, которых никто и никогда не учил действиям в обороне, никак не могли «зацепиться за землю» и выставить наконец надежный заслон. Части и соединения Красной армии попадали в окружения. На оккупированной немцами территории да и в советском тылу все наглее стали поднимать голову белогвардейские и кулацкие недобитки. Советская власть за неполных двадцать четыре года своего существования катком прокатилась по судьбам миллионов человек, корежа и ломая их без всякого разбора и жалости. И вот теперь, когда, как многим казалось, настал грозный час расплаты, эти миллионы хотели предъявить ей свои счета.
По мере приближения фронта Москву все чаще стали бомбить. Истребители ПВО, не щадя себя, отражали налеты немецких бомбардировщиков, но те все равно пробивались и сыпали бомбы на город. Не только окраины, но и центр столицы пострадали от бомбежек. Бомба попала в ресторан «Прага», был разрушен театр Вахтангова – в каком-то километре от Кремля.
Кремль, по счастью, не пострадал.
Головин вспомнил, что, когда 10 октября Сталин объявил Москву на осадном положении, он дал команду подготовить большую часть секретных документов к уничтожению. Прежде всего – списки агентуры, информаторов и осведомителей. Подвергать их риску захвата или утраты при эвакуации он не имел права.
Самым тяжелым днем в его жизни было 16 октября сорок первого года. Вспоминать горько и стыдно. За свой народ стыдно. За москвичей.
В этот день перед наступающими немецкими войсками не оказалось фронта. Ни одной роты. Ни одного солдата. Похоже, немцы сами опешили от такого поворота событий и посчитали отсутствие советских войск перед собой какой-то изощренной византийской ловушкой. Им ничто не мешало вступить в Москву и завязать уличные бои, но немецких генералов сдерживала директива Гитлера, запрещавшая войскам вступать в город.
Граждане и даже ответственные работники ничего об этой директиве не знали. Кто-то принес весть о том, что наши войска отступают, и разразилась паника. Стихийно и лавинообразно. Масла в огонь подлило утреннее сообщение по радио всесоюзного любимца Левитана, который, зачитывая сводку, заявил, что немецкие войска вступили на Ленинградское шоссе.
Что тут началось!
Головин позвонил знакомому секретарю одного из московских райкомов ВКП(б) и попросил его рассказать об обстановке в городе, но тот и сам ничего не знал. Секретарь слышал и сплетни, и утреннее сообщение Левитана о том, что немцы уже на окраине Москвы, и срочно давал последние инструкции коммунистам, которым предстояло остаться в подполье во время оккупации. Ближе к полудню зашел Штейн. Он был в штатском и объяснил это тем, что в форме передвигаться по городу небезопасно. Штейн очень спокойно и обстоятельно доложил, что в городе идет погром продовольственных магазинов и складов, звучат призывы к расправе над коммунистами и энкавэдэшниками. Он сам видел трупы трех милиционеров, которых пьяная и озверелая толпа забила до смерти.
Разведчик – в любых обстоятельствах разведчик, поэтому Штейн не упустил из виду и доложил, что идут пораженческие разговоры. Он сам слышал, как одна пожилая тетка говорила какой-то молодухе, явно незнакомой, что, мол, Гитлер – он не против русских, он против Сталина и коммунистов. Поубивать бы всех их, глядишь, и с Гитлером мир выйдет. А какой-то старик в очках в металлической оправе, по виду из рабочих, говорил толпе, что при Романове жилось лучше, чем при коммунистах. Вольготнее и сытнее. И лично он ничего не имеет против возврата к старому строю.
В одном из райкомов партии, том самом, куда звонил сам Головин, Штейн видел в кабинете заворготделом ручной пулемет на подоконнике и три диска к нему. Значит, и партийцы сочли, что панические слухи соответствуют действительности.
Штейн решил лично убедиться в правдивости слухов и отправился на «Ленинградку». Никаких немцев там не было, но из некоторых окон, он своими глазами это видел, торчали белые флаги капитуляции.
Слушать это было невыносимо тяжело. Двадцать четыре года Головин крепил советский строй. Вся его воля, силы, талант были отданы советской власти, при этой власти он из простого красноармейца вырос до генерала, ей он верил безгранично, и вот теперь все летело в тартарары.
В этот же день после обеда до Головина довели под роспись приказ Государственного комитета обороны о переносе столичных функций в Куйбышев. Совету народных комиссаров и всем посольствам предлагалось переехать туда немедленно. Ответственность за выполнение приказа возлагалась на Молотова. Приказ был подписан Сталиным.
Ему казалось, что рухнул мир.
Тремя днями ранее, шестнадцатого октября, секретарь МК и МГК ВКП(б), кандидат в члены Политбюро и секретарь ЦК ВКП(б) товарищ Щербаков экстренно собрал актив московской партийной организации. На активе он призвал «превратить Москву в неприступную крепость», объявил всех московских коммунистов и комсомольцев мобилизованными и дал распоряжение немедленно начать формирование в каждом районе коммунистических рот и батальонов, а на всех предприятиях, учреждениях и жилых домах создать отряды и группы истребителей танков, пулеметчиков, снайперов и минеров. Но это была уже агония. Вчерашние штатские люди не могли, как по мановению волшебной палочки, в считанные сутки превратиться в железных солдат. В эти дни московская парторганизация дополнительно выставила на фронт пятьдесят тысяч коммунистов и комсомольцев в составе частей народного ополчения. Пятьдесят тысяч плохо вооруженных и почти не обученных людей были по приказу партии брошены в топку войны. Выжили единицы.
Штейн, просочившийся на собрание актива, докладывал позднее, что, помимо клятв и призывов «выстоять любой ценой и не сдать город фашистам», в задних рядах «активисты» вполголоса рассуждали, куда лучше вывезти семью и где можно схорониться во время грядущей и неизбежной оккупации.
Но ничего. Выстояли. И пусть далеко еще до развязки, но дышать уже стало легче.
По долгу службы Головин отлично разбирался в вопросах мировой и особенно европейской политики. На сегодняшний день расстановка сил была такова.
Германия ведет войну в Атлантике с Англией и Америкой, на Востоке – с Советским Союзом, в Северной Африке совместно с итальянскими войсками она отражает натиски англичан.
Италия при поддержке Германии стремится обеспечить господство в Средиземном море и Северной Африке.
Япония захватила Китай, Индокитай, Океанию и ведет яростные бои против американских и австралийских войск.
Штаты полтора месяца назад вступили в войну в крайне невыгодных для себя условиях, и их внимание сосредоточено сейчас не на Европе, а в зоне Тихого океана. Разгром японской авиацией американской эскадры в Перл-Харборе был воспринят в Америке как национальный позор и национальная трагедия. Теперь Рузвельт сделает все возможное для того, чтобы как можно скорее построить новый флот и с его помощью попытаться разбить японцев, иначе ему просто не усидеть в президентском кресле. И ему, и его администрации необходим скорейший и убедительный реванш. По всем Штатам арестованы и интернированы американцы японского происхождения. Такого не позволяли себе даже фашисты. На ведение боевых действий в Восточном полушарии у американцев сейчас просто не хватит сил.
