Глеб Бобров - Эпоха мертворожденных
— Катя, успокойся. Меня сейчас выгонят на хер отсюда. Не поговорим.
— Поговорим. Не ссы, не выгонят. Я все еще — любимая шлюшка Президента. Или ты забыл? И хватит слезы лить! Нашел место…
Внутри нее бушевала свирепая битва, и только физическая слабость, само состояние стоящего на грани тяжелораненого человека позволяло по взгляду считывать происходящее внутри. И я здесь — всего лишь свидетель. Причем — пристрастный, всей душой фанатично болеющий за команду «выжить». Взрослая рубка идет. Страшнее и опаснее схватки, чем с самим собой, — нет. Цена — смешная: жизнь.
— Перестань, Кать, что ты такое говоришь…
— Да правду говорю… Мне сейчас можно. И ведь знаешь, что это — так… Ты сейчас не из-за меня сердце рвешь, а за себя. За ненависть ко мне корчишься. Не протестуй, так и есть! Я вот что тебе скажу, Кирилл, раз уж ты оказался моим исповедником… Единственная ваша вина — это близорукость. Вы как меня звали, помнишь? Катя-трактор! Всегда смотрели на окровавленные гусеницы, которыми я вас переехала, а вот в кабину никто заглянуть не удосужился… — Она вдруг тепло, человечно улыбнулась спекшейся шоколадной коркой губ и закончила: — А там сидела девочка, желавшая лишь одного — вырваться из этого, в душу ебанного, Старобельского быдляка. От спившихся в ухнарь родаков, выродков братьев и конченой сестры. От вечно синих соседей и их измордованных слабоумием детей. Единственное, чего хотела эта маленькая принцесса, — съебаться от своего неминуемого будущего: от превращения в быка с пиздой, на которую даже фаллоимитатор не встанет. Ты знаешь другой путь, Кирилл, кроме как безжалостно сражаться за свою свободу? Правильно головой мотаешь — нет другого пути. Вот и все — ничего личного. Подумаешь, не заметили… Не рви душу, мужик.
Сзади выросла тумба нашего доктора…
— Закругляемся. Время!
— Давай, зайка, держись!
— Ты тоже, Кирьянчик. Не бойся за меня. Я сильная, справлюсь… — Она вновь просветлела наполнившимися симпатией глазами. — Сам держись!
Врач, выйдя из блока интенсивной терапии, тут же попал под мой пресс. Оказалось, что подрыв, судя по осколкам, произошел на мощной «поминалке». Вторую ногу и руку спасти не удалось — их буквально изорвало в клочья кусками обуви и фрагментами костей наступившей на мину левой стопы. Удивительно, как она вообще выжила. Там весу-то — пятьдесят с копейками. Цыпленочек!
Как выяснилось, самое страшное даже не в самих повреждениях, а в том, что она сдалась внутренне. Вернее, вообще отказывается жить: ее организм, одну за другой, отключает жизненные системы.
— Наширяйте ее антидепрессантами, наркотиками, снотворным — я там знаю!
Врач снисходительно посмотрел на меня, как на настырного карапуза:
— Звонил Секретарь Военсовета. Мы делаем все возможное…
В коридоре мелькнуло знакомое лицо одного из Дёминых пацанов. На улице, возле стоящей под парами микроколонны реанимобилей с российскими государственными номерами, увидел еще пару ребятишек.
Понятно — Стас своих не бросает.
Машины, чуть ли не на ходу высаживая офицеров, сразу расползались по территории аккумуляторного завода. На улице никто не шарится — люди быстро спускаются в подвал штаба. Город долбят круглосуточно. Вот-вот стальные колонны Объединенных Сил затрещат гусеницами по щебню разбитых вдрызг улиц. Жара не падает — наоборот, еще чуть поднялась над сорокаградусной отметкой.
Началось заседание. Одну высокоточную авиабомбу — сюда, и битва для фашиков закончится сокрушительной победой. Все здесь, начиная от Кравеца с командованием — Буслаевым и Опанасенко, кончая воропаевскими полевиками.
Замысел операции лично мне непонятен. Какой смысл, спрашивается, в процессе обороны поэтапно отводить регулярные части и дрочить фашиков силами полевых отрядов и полувоенным ополчением? Ведь это, по сути, — сдать город?! Сижу, прячу глаза, помалкиваю в тряпочку. Статус личного друга Верховного обязывает.
Последняя ювелирная выкладка еще более высохшего, словно в одну жилу спекшегося, Шурпалыча. Матерный рокот напутственного слова Команданте. Рикошетящие в бетоне подвала, ревущие ускоряющими подсрачниками команды Нельсона. Народ поехал по своим позициям…
Остались с Колодой. Ему — у Буслаева напоследок что-нито — выклянчить, мне — со Стасом перетереть.
— Ну, як, Батько, поколядуемо з хфашистамы?
— Побачимо… Цэ у тэбэ — гуп-ца-ца, а у мэнэ — брыгада. Ты ж, панэ, як курка: зъив, сэрнув, пишов, а кому за усэ видповыдаты трэба? Чи не так? — прищурился хитрый хохол.
— Да ладно, Батя, то ты Буслаеву будешь плакаться, мне — на кой? Нормально все будет. Асфальт на полтора метра вглубь кровью твоих «зэмлячкив» пропитаем та свалим к границе… Делов?!
Хлопнув вытянувшегося рожей Колоду по широченной спине, пошел к Демьяну в машину — под кондиционер. Посидели, остыл чуток, вижу — появилась «головка» Военсовета. Выполз навстречу. Субординация как-никак, армия жеть, а не очумевшие от страха неминуемого возмездия «бандытськи угруповання», как ЦУРюкина пресса пишет.
— Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий!
— Издеваешься, жопа?! — Обнялись… — Ты как, Кириллыч, насчет пообедать?
— Легко…
Через полчаса засели в уцелевшем кабачке под бывшим кукольным театром. Заведение только для белых, то бишь — для высшего командного состава. Слышал о нем многое, но попал впервые. Ничего так, словно в довоенные годы вернулся… Только блядей не видно да «милитари стайл» со всех сторон — с перегрузом.
Пока готовили, хлобыстнули по рюмочке кофейку да переговорили с глазу на глаз в отдельном кабинете.
— Что с Катькой, Стас?
— В Ростове. Из кризы — вывели. Состояние стабильно тяжелое, но жить будет — девяносто девять процентов.
— Как бы крышу у девки не сорвало…
— Все нормально будет. Когда протезирую в Германии — еще стрекозой поскачет. Ты ведь знаешь — там характера на троих хватит. Не сломается.
— Был у нее. Ушел просто в шоке. Жалко девку до слез.
— Я знаю, брат. Спасибо. Давай еще по рюмахе.
Перешли к теме сегодняшнего совещания.
— Понимаешь, Кириллыч, ты уперся рогом в термин «оборона» и поэтому не можешь въехать в установки Опанасенко. Не будет никакой обороны, к примеру, как в Лисичанске. Въезжаешь?! Все это — убедительные для стороннего наблюдателя декорации, нарисованные Александром Павловичем. Стоит задача: сдать город с максимальными разрушениями — раз. Сохранить боеспособные части Республики — два. Нанести противнику тяжелый урон в личном составе и технике — три. На закусь — неплохо бы проваландаться с этой якобы обороной дней семь-восемь.
— У-у-у… вот оно что… — Я скривил тупоумное выражение лица. — Тоды ты, Стасище, забыл еще пару пунктов… — Я выдержал паузу, но на благожелательном лице друга не дрогнул ни один мускул. Дипломат, однако! Вырос, красавец. — Например, добиться впечатляющих потерь в своих небоеспособных частях в виде спешно сформированных и необстрелянных фольксдойче, а-ля народное ополчение. Или дать возможность фашикам изысканно нашинковать раненых в так и не эвакуированном госпитале.
— Не накручивай себя, дружище! Раненых вывезем. Областную обязательно разнесут. Кто-то под отгребалово попадет. Некуда деваться. Нет у нас другой такой больницы. Осветим событие — привлечем внимание мировой, так сказать, общественности к зверствам так называемых Объединенных Сил. Только ты, сучара, не передергивай: не мы — подставляем. Мы лишь точно знаем, как именно будут развиваться события.
— Ладно — толку спорить… Зачем сдаем столицу Республики и самый удобный для обороны город?
Кравец наклонился ко мне, внимательно посмотрел в глаза и сказал:
— Ты был в Краснодоне? Видел новые части?
— Ну, видел… Два мотострелковых полка на старой технике, и что?
— Вот ты стал тормозить, брат… Не задумывался, почему русские нас, словно на резиночке, — то подтянут, то отпустят: поставили «С-300» — свернули; прислали саперов — забрали. Все время и со всем: с оружием, военспецами, техникой. Почему?
— Да не врубились еще, что они — следующие.
— Почти правильно, Кирьян. Про «следующие». Но не совсем… Задай себе вопрос — каков мобилизационный потенциал всех наших беженцев? И заодно, почему Эр-Фэ их держит в трех приграничных областях и внутрь страны впускает лишь детей и абитуриентов, да и то — по великому блату?
Ну, ни хрена себе — тема у другана! Внимательно посмотрел Кравецу в глаза. Бесполезно! Не прочтешь ничего. Время студенческих терок безвозвратно ушло в прошлое. Передо мной сидел решительный и упорный в достижении поставленных целей, тотально заточенный на победу Секретарь Военного Совета воюющей с половиной мира Республики Восточная Малороссия.
— Стас! Ты говоришь о вторжении?
