Александр Конторович - Чёрные бушлаты. Диверсант из будущего
Вот так и произошла моя первая встреча с русским спецназом…
— Да, господин полковник, это действительно интересно. Но, ведь наши солдаты в своих тренировках учитывают и эти особенности противника? Наверняка, подобные случаи уже не раз рассматривались и изучались компетентными специалистами?
— И рассматривались и изучались. Еще в вермахте. Поверьте, там тоже служили далеко не самые простые люди. Что бы ни говорили о них сейчас политики, это были высокообразованные, знающие свое дело специалисты.
— Тогда, господин полковник, я не совсем понимаю ваши опасения. Говоря медицинскими терминами, если известна причина болезни — то можно найти и лекарство от нее.
— Безусловно. Я могу в течение некоторого времени подготовить и обучить определенное количество специалистов высокого класса. По своему уровню боевой подготовки они будут равны любому солдату любого спецподразделения. А то — и выше. Но, это не самое главное.
— А что же тогда?
— Голова. Вот самое страшное оружие любого солдата. Кем бы он ни был обучен, и где бы он не воевал. Все равно, каким оружием он при этом пользуется.
— А не могли бы вы подробнее пояснить это?
— Поверьте, по своим боевым качествам, многие из нас уже тогда, мало чем уступали этому русскому. А то — и превосходили. И уж, безусловно, мы превосходили его по своим физическим данным. Я видел его лицо в бинокль — обыкновенный, уже немолодой, мужчина. Он не отличался какими-то особенными пропорциями, не имел спортивной фигуры и тренированных мышц, как большинство наших солдат. Обычный человек, как и большинство окружающих. Но поставьте моего солдата и этого русского в одинаковые условия и посмотрите — что они будут делать.
— И что же?
— Каждый из них будет искать пути выполнения поставленной задачи. Но, действия своего солдата я могу спрогнозировать и объяснить, так как они основаны на абсолютно очевидных, и понятных нам принципах мышления. А вот действия русских, в большинстве случаев, такой логики не имеют. То есть, они не имеют такой логики с нашей точки зрения. Сами русские считают наоборот. Для них такие действия естественны и понятны. Попробую пояснить. Что сделал бы на месте того русского любой наш солдат? Предположим — он убежал бы из плена. Абсолютно естественно было бы максимально далеко отойти от места пленения. Русский — остался на месте. Хотя мог бы уйти ночью совершенно спокойно. Далее. Что сделал бы наш солдат, видя подавляющее превосходство противника? Скрылся бы и постарался не привлекать к себе внимания. И был бы прав! Никакая поисковая операция не может длиться постоянно. День, максимум два — и она будет завершена. И тогда — иди куда угодно, никто уже не помешает. Русский поступил совершенно наоборот. Он идет в самую гущу противника, возглавляет одно из подразделений и ведет его на, им же самим и установленные, мины. При этом он не мог не осознавать опасности для себя. Он и сам мог погибнуть от своих мин. Так и вышло — он был ранен. Но даже осознание этой опасности его не остановило. Я до сих пор помню его лицо. Он стоял под прицелом пулемета и спокойно похлопывал себя по бокам, грелся. Он, безусловно, понимал, что может быть раскрыт в любой момент, однако был совершенно спокоен и даже флегматичен. Рауф ему не доверял, он вообще был недоверчив, и поэтому допрашивал очень тщательно. Впоследствии, я долго выяснял у него все обстоятельства их разговора. Русский совершенно не боялся. Он вел себя так, будто играл эту роль уже не в первый раз. Я не могу себе представить всю дьявольскую изворотливость его ума, но, похоже, он заставил Рауфа играть по своим нотам. До сих пор не понимаю — как? Такое впечатление, что он заранее предвидел не только все вопросы лейтенанта, но и спрогнозировал все его дальнейшие поступки. И руководил ими, дергая за ниточки, как кукловод. Да, мы все тогда плясали под его дудку. И не понимали этого. Мы полагали, что сами принимаем свои решения, но все время оказывалось, что идем по проложенному им пути. Он не хотел, чтобы мы пошли по его следам. И мы этого не сделали. Он мог спрятаться и переждать, вместо этого ввязался в безумную, нелогичную и необъяснимую схватку. И в итоге — выиграл ее. Он ушел, и никто не последовал за ним. Страх остановил нас. Вернее — он остановил нашего командира. Он тогда сумел принять абсолютно правильное решение. Пиррова победа хороша только в литературе. Рейнеке был прав, я тогда не сразу это понял. Это совершенно иной уровень работы, умение видеть вперед, Бог знает — как далеко. Оберст-лейтенант понимал это, да он и сам был из таких. Многое из того, что он умел, мы сумели понять и применить на практике. Но, даже сейчас, во всеоружии собственных знаний, я не хотел бы вновь пережить этот день.
— Почему же, господин полковник?
— Тот русский. Он ведь не спал все это время в берлоге, как медведь. Он тоже учился, как и мы. Возможно — что и у нас. Они очень прилежные ученики, эти русские. И кто знает — какими еще дьявольскими приемами он, и ему подобные обогатили свой, и без того — немаленький, арсенал? Да, и кроме того, таких людей у нас я встречал, может быть, два или три раза за всю жизнь. Рейнеке, Шайнеман — пожалуй, что и все. А вот среди русских — их гораздо больше. Самое страшное, что внешне это совсем обычные люди. И только в критический момент ты вдруг начинаешь понимать, что все то, что ты видел ранее — неверно и не соответствует действительности. И мирный бюргер вдруг преображается в страшного противника с непредсказуемой логикой поведения, отключенными тормозами и снятыми ограничителями. Поверьте мне, молодой человек, это — страшно. И я бы очень не хотел бы вновь увидеть, пусть даже и в бинокль, холодный и равнодушный взгляд этого русского…
Глава 30
— Ханс! Ханс! Вассер!
Я осторожно выглянул в щель. Ну, так и есть, снова толстый Герман чем-то недоволен. Видимо его нерасторопный ассистент опять что-то недоделал вовремя. Ага, вон он — ведра тащит. Воды, значит, вовремя не принес — теперь будет скакать как конь педальный. Насколько я за это время успел изучить Германа, отдыхать он ему теперь долго не даст.
Вот уже второй день я сижу на чердаке небольшого домика, в котором и квартирует толстый Герман. Он повар и возле дома стоит его кухня. То, что зовут его Германом, я уяснил из мельком услышанных разговоров — к нему так обращались солдаты. Ну, а то, что он толстый — видно невооруженным взглядом. Повар он, кстати, неплохой. Еще ночью, забираясь на чердак дома, я не удержался и заглянул на кухню. Прихватизировав около нее парочку мисок, я щедро пошуровал половником в кухне. Результат оказался весьма и весьма неплохим — каша с мясом. Уже доедая неожиданный подарок, я услышал разговор около кухни — Герман наделял пищей нескольких немцев в маскхалатах. Что-то они припозднились, ведь ужин давно уже закончился? Или для них существует особое расписание? По-видимому, я оказался прав, ибо после того, как немцы удалились, Герман озадачил ассистента мыть кухню и удалился в дом. Надо полагать, что там он и уснул, ибо наружу он появился только утром и выглядел хорошо отдохнувшим. Весь день от кухни несло соблазнительными запахами, а галдеж голодных фрицев и лязг заполняемых на кухне термосов мешал мне спать. Именно так, ибо ночью я поспать не рассчитывал.
Собственно говоря, задача моя была уже почти выполнена — линия фронта была уже за холмами. Отсюда я слышал даже пулеметные очереди, не говоря уже о взрывах. Оставалось совсем немного — перейти ее. Желательно — своими ногами и в добром здравии. С этой целью я и присмотрелся к запоздавшим немцам. Пресловутый «орднунг» всегда был у них на должном уровне. И, если эти немцы пришли так поздно — тому должна быть веская причина. Иначе бы Герман их не ждал. Что может задержать их так долго? Маскхалаты в траншее не очень нужны, следовательно — что? Сидят они там, где эта маскировка нужна, то есть — на виду у противника. Авианаводчики? Сомнительно — рации у них я не увидел. По этой же причине отпадали и корректировщики. Тем более что ни авиация, ни артиллерия сегодня себя никак не обозначили. Могли они для данной цели использовать телефон? Легко, только вот, если там, где они ныкались, есть телефон, то маскхалат там уже, вроде бы как, и ни к чему. Кто у нас остается? Разведка. Для чего они там сидят? Понятно, что не для своего удовольствия. Они просматривают тропу будущего перехода. Нужно ли это мне? Ну, один плюс в этом факте есть — на данном участке немцы, скорее всего, не будут проявлять особой активности. То есть, смотреть-то они, конечно, будут, да еще как! А вот ракеты пускать и палить по всякой тени — не будут. Чтобы заодно и своим не подгадить. Кстати, утром я их не увидел, значит, уходят они на свой пост еще затемно, когда толстый Герман еще спит.
Хорошо, с этим разобрались. Когда они пойдут? А сколько они вообще там сидят? А, черт их знает! Может, они уже сегодня и двинут. В любом случае — ждем до вечера. Заодно и свой «боевой журнал» причешу. А то, я уже хрен знает, сколько времени его толком и не вел. Пробелы есть, а это — неправильно. Вряд ли, наши дадут мне возможность заниматься ТАМ писаниной. Так что — сон пока побоку. Пару часов поработаем карандашом.
