Страна, которой нет - Kriptilia
Выдержки из выступления В. Штааля на закрытом межведомственном семинаре по вопросам внутренней безопасности. Надпись на уголке распечатки: «За его выбор выражений я не отвечаю, а с фактами все в порядке. К.А.» Надпись поперек, красными чернилами: «Если с фактами все в порядке, значит он слишком осторожен в выражениях. Эм.»
Очень хороший и очень старый инструмент доминировал в светлой и почти пустой комнате.
- Я не играю, жена играет, - сказал хозяин, и словно в опровержение опустил руки на клавиши.
Мелодия была знакома – детство, какой-то фильм, какой-то старый хит. Мужской голос. Слова вспомнились не сразу: «There`s no chance for us, it`s all decided for us…». Женский голос, оркестр... рефлекс отсек слишком сильное чувство, не дав пульсу разбежаться.
В исполнении хозяина резали слух отчетливые, но необычные погрешности. Не отсутствие навыка, не давно утраченный навык, нет... другое. Тщательно преодолеваемые – каждый раз не полностью – сложные места. Хуже, чем игра любителя, который просто пропустил бы треть нотного текста.
- Вот именно поэтому, - кивнул хозяин. - Я занимался музыкой лет пятнадцать, с перерывами, конечно. Потом сделал большую выразительную глупость, - он потер спинку носа. – Будьте осмотрительны в выборе компании. Родителей, которые говорят «не водись с соседскими мальчишками», надо почитать и, главное, слушаться. Один полет через руль мотоцикла об стену - и готово.
Руки-лицо - типовое сочетание при травме, в общем. Но что-то не сходилось. Вот эта игра и скорость работы с манипуляторами, и жесты.
- Но все же восстанавливается?
- На полноценную реабилитацию требовались средства и время. У нас была только минимальная страховка. Мне показалось совершенно невозможным вводить семью в дополнительные расходы. Тем более, что тут подвернулось место службы, которое не могло слишком долго ждать. Нельзя злоупотреблять милостью покровителей.
- Вы не жалеете? - вопрос, конечно, дурацкий... уже договорив, Амар понял, что невольно отреагировал на явную неполноту объяснения.
Та же мелодия, проигрыш. Спокойная улыбка, резкое пожатие плечами.
- О чем? О давней глупости? Нет, конечно. Она пошла мне на пользу. Я до такой степени испугался, что останусь беспомощным инвалидом… это помогло мне собраться и перестать жить в придуманном мире. Музыка прекрасная вещь, но она строит очень надежные барьеры - а это слишком дорогое удовольствие.
Объяснение звучало фальшиво. Не из-за легкой бравады в тоне и не из-за смысла произнесенных слов. Не из-за их назидательности в формате плохих проповедей и дешевых журналов для юношества, хотя, кажется, суть и смысл были почерпнуты из подобного источника. Оно просто было дисгармоничным, невзирая на совершенную искренность.
Если бы было верным, тоже было бы плохо. Тут все было плохо, неправильно и несправедливо. От горизонта до горизонта; а, впрочем, все, что происходило в последние два десятка лет, не подавляло своими масштабами одну конкретную жизнь, подбитую и не восстановленную по скверной и недолжной причине.
Знаки сложения и сравнения не выстраивались. У Амара никогда не выстраивались эти знаки, не получались арифметические операции с чужими несчастьями – сумма, деление, вычисление среднего и среднеквадратичного отклонения. Своего рода изъян мышления. Дискретные восприятие и сопереживание.
- А где учились музыке вы? Где вы слушали «Queen»? Это ведь давно было? – и знакомое ящеричье немигающее любопытство во взгляде.
Шайтан побери легенду. Хотя нет худа без добра.
- Проверяете? Я же Xc, так что многое – еще там. К тому же, я подрабатывал в гуманитарных госпиталях, а среди русских были любители старого рока. – Ни слова лжи, между прочим. - Кто, кроме русских врачей из гуманитарных миссий, мог позволить себе такую роскошь – слушать «предателя», поющего на английском, да еще и, трижды ужас, гея?
Из русского Амар знал больше ругательства, а еще надписи на лекарствах и перевязочных материалах, которые дублировались на английском. Выучить алфавит оказалось проще простого. Алфавиты: еще был греческий. Правила чтения запоминались легко и быстро. Общий смысл речи он улавливал, это никого не удивляло – любой мальчишка из Каира мог объясняться и торговаться с туристами на десятке языков.
Только на самом деле греческий был еще не в Каире; Каир - позже, и в госпиталях он уже дежурил в качестве патрульного антитеррористического отряда, и действительно болтал с медиками, тайком брал у них диски и флэшки, чтобы переписать новую и старую европейскую музыку. Больше ее достать было негде: «подражание кяфирам» в те времена в тех местах считалось преступлением, доступная сеть слишком легко отслеживалась и бралась на просвет, а покупать у «знающих людей» - есть много куда более приятных способов испортить себе рабочую биографию. А врачи охотно делились и говорили, что в России при их дедушках было так же.
Хозяин усмехнулся. Смущенно? Скорее, просто пытаясь загладить легкую неловкость.
- Вы просто так явственно узнали мелодию… и давней памятью. - Ну вранье чистой воды ведь. - Вы поете?
- Когда-то было дело.
- Рассказывайте, - потребовал Штааль.
Амар прошел к низкому столику с напитками, взял стакан побольше, глотнул розового шербета, разжевал лепесток гибискуса. Когда-то он действительно пел. В хоре. В католической церкви в Париже. Два года, до ломки голоса. Можно было об этом и рассказать. Чем меньше лжи, тем лучше. По легенде, его семья вернулась добровольно за год до войны, в 2017. Забавно. При подготовке всю его реальную биографию, кажется, очень успешно подогнали под легенду, перебрали все умения и склонности, случайные и систематические знания, опыт… а вот
