Проза отчаяния и надежды (сборник) - Джордж Оруэлл
2
Взявшись за ручку двери, Уинстон увидел, что он оставил дневник на столе открытым. Слова «ДОЛОЙ БОЛЬШОГО БРАТА!» были написаны так крупно, что казалось, их можно прочесть с другого конца комнаты. Как это глупо, опрометчиво! Но даже страх не смог заставить его закрыть записную книжку и испачкать кремовую бумагу непросохшими чернилами.
Он набрал в грудь побольше воздуха и открыл дверь. Теплая волна облегчения сразу же окатила его — на пороге стояла бледная, изнуренная женщина со всклокоченными волосами и морщинистым лицом.
— Товарищ, — начала она скучным, плаксивым голосом. — Мне показалось, что вы дома. Не могли бы вы взглянуть на нашу раковину на кухне? Она засорилась и…
Это была миссис Парсонс, соседка по этажу. (Обращение «миссис» не одобрялось Партией. К каждому следовало обращаться «товарищ», но некоторых женщин инстинктивно называли «миссис»). Ей было лет тридцать, но выглядела она гораздо старше. Казалось, в ее морщинах осела пыль. Уинстон двинулся за ней через площадку. Этот надоевший самодеятельный ремонт приходилось делать чуть ли не каждый день. Дом Победы был построен давно, где-то в тридцатых годах, и разваливался. С потолков и стен всё время сыпалась штукатурка, при каждом морозе лопались трубы, крыша текла, когда шел снег, батареи парового отопления были чуть теплыми, если их вообще не выключали в целях экономии. Ремонтом ведали какие-то недосягаемые комитеты, которые могли вставлять стекло два года. Поэтому все приходилось чинить самим.
— Простите, что беспокою вас, но Тома нет дома, — рассеянно сказала миссис Парсонс.
Квартира Парсонсов была больше квартиры Уинстона и очень грязная. Все было испачкано, растоптано, как будто в ней только что побывал большой дикий зверь. По полу были разбросаны детские вещи — хоккейные клюшки, боксерские перчатки, лопнувший футбольный мяч, потные шорты, вывернутые наизнанку, а стол был завален грязными тарелками и рваными тетрадками. На стене висели красные вымпелы Молодежной Лиги и детской организации Сыщиков и, конечно же, огромный плакат с Большим Братом. Пахло, как и во всем здании, вареной капустой, но резкий запах пота перебивал этот запах. И каждому было ясно, хотя и непонятно почему, что пахло потом человека, которого в данный момент не было дома. В соседней комнате кто-то пытался с помощью гребенки и клочка туалетной бумаги играть в такт с военным маршем, который все еще несся из монитора.
— Это дети, — сказала миссис Парсонс, взглянув на дверь со смутным предчувствием какой-нибудь неприятности. — Они не гуляли сегодня, и конечно…
У нее была привычка обрывать фразы на середине. Раковина на кухне почти до краев была наполнена грязной зеленоватой водой, от которой сильнее, чем обычно, пахло капустой. Уинстон опустился на колени и прежде всего проверил отводную трубу. Ему ужасно не хотелось пачкать руки, и он не любил наклоняться — после этого у него всегда начинался кашель. Миссис Парсонс беспомощно наблюдала за его действиями.
— Конечно, если бы Том был дома, он все бы починил моментально, — сказала она. — Он любит такую работу. У Тома золотые руки.
Парсонс, как и Уинстон, служил в Министерстве Правды. Это был полный, но весьма подвижный человек. Он обладал редкой глупостью и каким-то идиотским энтузиазмом. Именно такие, ничего не спрашивающие, преданные трудяги в большей степени, чем Полиция Мысли, обеспечивали стабильность Партии. В тридцать пять он был вопреки желанию отчислен по возрасту из Молодежной Лиги, а до вступления в нее умудрился лишний год просидеть в детской организации Сыщиков. В Министерстве Парсонс занимал одну из незначительных должностей, где большого ума не требовалось. Но, с другой стороны, он был видной фигурой в Спорткомитете и во всех остальных комитетах, которые занимались организацией групповых турпоходов, стихийных демонстраций, кампаний экономии и прочих добровольных мероприятий. Парсонс между двумя затяжками трубки с гордостью сообщал любому, что последние четыре года он каждый вечер обязательно бывает в Общественном Центре. Резкий запах пота, невольный признак бурной активности, сопровождал его повсюду, где бы он ни появлялся, и еще долго не выветривался из помещения после его ухода.
— У вас есть гаечный ключ? — спросил Уинстон, пытаясь повернуть гайку на отводной трубе.
— Ключ… — сказала миссис Парсонс и сразу обмякла. — Я не знаю. Возможно, дети…
Топот ног и новый взвизг расчески раздались теперь уже из большой комнаты. Миссис Парсонс принесла ключ. Уинстон спустил воду и с отвращением вынул комок волос, застрявший в трубе. Он промыл пальцы под краном, насколько это можно было сделать холодной водой, и прошел в соседнюю комнату.
— Руки вверх! — раздался дикий вопль.
Симпатичный задиристый мальчуган лет девяти выскочил из-за стола и наставил на Уинстона игрушечный автоматический пистолет. Его сестренка, года на два младше, целилась в него из щепки. На обоих были синие шорты, серые рубашки и красные галстуки — форма Сыщиков. Уинстон поднял руки. Ему стало как-то не по себе. Мальчик вел себя так агрессивно, что это мало походило на игру.
— Ты предатель! — орал мальчишка. — Ты преступник мысли! Ты евразийский шпион! Я застрелю себя, испарю, отправлю в соляные копи!
И оба с воплями «Предатель!», «Преступник мысли!» принялись прыгать вокруг Уинстона. При этом сестренка подражала каждому движению брата. Все это немного пугало, как игры тигрят, которые скоро превратятся в хищников. В глазах мальчишки читалась хорошо рассчитанная жестокость, явное желание ударить или пнуть Уинстона и осознание того, что он уже достаточно большой, чтобы поступить так. Хорошо, что пистолет игрушечный, подумал Уинстон.
Миссис Парсонс тревожно смотрела то на детей, то на Уинстона. В большой комнате было светлее, и Уинстон с удивлением обнаружил, что в ее морщинах на самом деле лежит пыль.
— Они такие шумные иногда, — сказала она. — Они расстроены, что не смогут пойти посмотреть, как будут вешать. Все дело в этом. Мне некогда пойти с ними, а Том не успеет прийти с работы вовремя.
— Почему, почему мы не пойдем? — закричал мальчик громким голосом.
— Хотим смотреть, как вешают! Хотим смотреть, как вешают! — скандировала девочка, все еще прыгая вокруг Уинстона.
Уинстон припомнил, что сегодня вечером в парке должны повесить нескольких евразийских пленных, совершивших военные преступления. Такие казни устраивались раз в месяц и были очень популярным зрелищем. Дети всегда клянчили, чтобы их взяли с собой в парк посмотреть на казнь.
Попрощавшись с миссис Парсонс, Уинстон направился к себе. Не успел он пройти и шести шагов через площадку, как
