Империя - Мария Петрова
— Я хочу! — теперь уже повернулись все.
— А ты кто такой? — спросил главный судья.
— Я кузнец. Кузнецам, как вы знаете, не обойтись без ума. И мышечной массы, — добавил он с меньшей уверенностью.
Судьи переглянулись и обменялись кивками.
— Играешь за черных.
Каспер довольно и с незаметной дрогой, уже прилично подмерзая, подошел к зеленому скромному креслу прямо напротив императорского трона. Люди за его спиной недоуменно перешептывались. Какой еще кузнец? Больно молодой! Чей он сын? Откуда пришел?
Кэстли расчистила место для детского мата. Белый ферзь с мольбой смотрел в глаза Каспера. Умирать ему уже не так хотелось. Но в то же время оба они понимали, что они по разные стороны поля, и казнен по исходу партии будет кто-то из них.
После первых же ходов Каспера около Кэстли присел седоволосый сгорбленный человечек и что-то время от времени шептал ей на ухо. Она хмуро соглашалась и после каждого хода получала от него одобрения и новые наставления.
Это была самая сложная атака, используемая в империи, но, благо, защиты Каспер знал и использовал от нее помощнее.
Когда дело шло к шаху и мату, старичок встал и развел руками. До Каспера донеслось леденящее «казнить». Внезапно нахлынувшая жалость и несправедливость заставила его вскочить на онемевшие от мороза ноги и закричать:
— Я согласен не ничью!
Его ровный и уверенный голос утихомирил рыдания и гул в толпе (казалось, люди начинали плакать только от одного слова «казнь»). Кэстли обратила взгляд на него, равносильный выстрелу огненной стрелы, парализующей мгновенно. Тогда и Заноза поднял глаза.
— Имперские шахматы не предполагают проигрыша обеих сторон, — будто читая взгляд Кэстли, ответил судья, еле поворачивая язык.
— Тогда это не шахматы!
— Шахматы, просто новые.
— Хорошо. Я принимаю проигрыш.
Он посмотрел на Изольду. Она крутила ему пальцем у виска.
Кэстли оторопела от таких слов.
— Нет, а кого мне тогда казнить?
Все странно на нее посмотрели.
— Проигравшего, очевидно.
— Кхе, — она сделала паузу, — ну так-то да, но не слишком ли он умен, чтобы его убивать?
— Это не мешало Вам казнить всех его предшественников.
— Они были уже старые, их не жалко.
— А принц Толен?
— Все! Не хочу больше никого слушать! А то я сейчас тебя казню. Кстати, не плохая идея, — пробормотала она себе под нос, подбирая платье и вставая с трона. — Заберите его во дворец!
Судьи переглянулись. Заноза скинул бумажную корону и, прежде чем ринуться за Кэстли, подбежал к Касперу, низко поклонился и молниеносно удалился. К Касперу подошли двое серьезных людей с легкими алебардами и повели его к карете императрицы.
4
Небо было серым и безжизненным, далекие жухлые холмы освещало холодное отвлеченное солнце. За холмами грелось логово убийц. Касперу даже казалось, что их жаркая надежда поднимается вместе с дымом от костра над холмами. Внезапно тяжелая ссохшаяся дверь шумно отворилась. Заноза влетел в небольшую выстуженную комнату и слету упал на заваленный шубами стул. Только через какое-то время он понял, на чем сидит.
— Ты что, уже теплой одеждой запасся? — спросил он вязко.
— Ну, тут слегка прохладно, — прохладно было настолько, что спину от нескончаемой дрожи ломило.
Заноза одобряюще кивнул и достал из-под сюртука стеклянную бутылку. Тогда Каспер заметил, что глаза у него блестят будто бы не от алкоголя, неясно, от чего.
— Это что?
— Хлебни.
— Сначала скажи, что это.
Заноза порывом встал.
— Тебе лучше дружить с дворянами, особенно со мной, мы с тобой собаки из одной упряжки, и недооценивать меня будет твоей главной ошибкой.
Каспер потупился. На тупого он не был похож, наверное, вещества в голову ударили.
— А если не буду?
— Тогда ты тут долго не проживешь. В последний раз спрашиваю — пить будешь?
— Мне и так видно, что это за дрянь.
— Да? А откуда ты знаешь, ты же не из империи?
— Я уже знаком с вашими развлечениями.
— Мм, то есть, на это у тебя времени хватило.
— А на что не хватило?
Заноза будто бы третьим глазом почувствовал, что пора остановиться (казалось, глаза врали ему как никогда сильно), и начал отстраняться.
— Я у тебя шубу возьму? — напоследок спросил он.
— Если ноги оставишь.
— Что? — не в шутку испугался парень.
Каспер обернулся с тревожным лицом:
— Ты что-то сказал?
Заноза потряс головой, пытаясь стрясти опилки воедино.
— Нет, показалось, — ответил он и унесся.
«Неплохо устроились, — подумал Каспер, облокачиваясь о каменный подоконник, — дети виноделов мутят с алхимиками затмение. Эта земля потеряна»
И потеряна она была окончательно. Много необъяснимого на ней происходило: почему, к слову, дети изгнанников тащат прогресс, превышают по интеллекту выросшее в тепле и достатке поколение? Почему они — лучшее проявление человеческого рода, лицо революции, наученное лютым холодом и смертями собратьев, как нужно выживать и подстраивать под себя неподвластное существо — волка, не знающего ни хозяина, ни цели, дьявола по своей природе. Ничего ясного не было в истории империи, сплошной тернистый лес.
Ужин проходил в компании Кэстли, с более трезвым и осознанным взглядом, чем у Занозы, хоть и с сомнительными пленочными крыльями за спиной, переливающихся в сером холодном свете свеч и тусклого мертвого неба. Заноза ковырял сложное куриное крыло. Все казалось ему сном, поэтому он думал, что может сидеть так хоть всю ночь. Кэстли время от времени хмуро переводила на него беглый взгляд, с него на облизывающихся горничных, дворецкого у себя за спиной, а Каспера своим вниманием она одарила всего раз, этого раза хватило, чтобы понять, что даже с полной костей и хрящей дичью он знаком. Внезапно она громко и глухо стукнула худым кулаком по белой скатерти, даже привстав и опершись на стол.
— Ты! — она указала пальцем на девушку, стоявшую прямо напротив нее, все это время не сводившей с нее вылупленный наглый взгляд. Волосы девушки были ярко-огненными, губы налитыми, а глаза ненормально живыми. С самого начала она и у Каспера вызвала сомнения — откуда у Кэстли при дворе такая здоровая сияющая девка? Но он решил не делать поспешных выводов. — Шаг к столу! — все посмотрели на шагнувшую служанку. — Почему ты не следуешь моей моде? Жрать любишь?
Девушка молчала, но даже это не было правильным решением. Неизвестно, было ли оно вообще.
— Любишь —
