Польская карта - Андрей Готлибович Шопперт
Филип засунул всё это назад в кисет… мешочек такой и сунул в карман кафтана.
— Китайцы не торгуют? А Кантон, Макао? — Брехт не понимал. Может плохой немецкий ван Альмонда? Понял неправильно.
— Сказал же. Они ничего у нас не покупают. Только продают свои товары за серебро. При этом серебро ценится гораздо дороже, чем в Европе. Не так. У нас соотношение золота к серебру по весу приблизительно один к одиннадцати или двенадцати. А у них один к трём. Пытались даже, слышал я, капитаны покупать у них золото за серебро. Но и золота у них не много. И дорога в оба конца. Нет, это не выгодно. Гораздо выгоднее возить чай, шёлк, фарфор, даже тонкую бумажную ткань и тонкую белую бумагу тоже. А покупка, господин герцог, это не торговля. Это — покупка.
— То есть, вообще нет товаров, которые они покупают у европейцев? — Всё это не укладывалось пока в разработанную Иваном Яковлевичем стратегию. Если нельзя продавать товары в Китай и можно только покупать там предметы роскоши за серебро, то на хрен тот Китай вообще нужен.
— Берут немного драгоценности, так их выгоднее продавать дома. Цена не сильно выше, и никуда везти не надо. Знаете, герцог как торговля происходит. Даже на серебро, там церемония целая. Тем европейским купцам, которые прибыли в Китай, не разрешается въезжать в саму страну, всё ограничивается портом Кантон. Здесь товары выгружаются на склады, известные как Тринадцать фабрик, а затем передаются китайским посредникам.
— Товары?
— Слитки серебра, сундуки с монетами, мешочки с драгоценными камнями. Да, немного берут очень качественную шерстяную ткань. Иногда специи, но не все.
— Понял. И дальше?
— Дальше посредники передают это чиновникам. Те оценивают и одаривают купцов в ответ товарами по списку. Там хитрая азиатская история. Мы вроде как приносим дань их императору серебром, а он в ответ одаривает нас. Вообще, европейцев в Китае не любят. Даже ненавидят почти. Мне один иезуит такую историю рассказал. Европейцев часто называют «океанскими дьяволами», особенно это прозвище было в ходу в прошлом столетии, когда торговля только начиналась, но сохранялось за нами до самого последнего времени. Иезуит сказал, что в буддийской религии демоны ада изображаются с рыжими волосами и зелеными глазами. Неудивительно, что к европейцам относились сперва, как к представителям сатаны, ведь многие из них были блондинами со светлыми глазами или ещё хуже — рыжие.
— А меха? — Брехт не хотел этого вопроса задавать, уже понимая ответ, но ситуация с Кяхтой вообще не вписывалась в то, что рассказал голландец. Строго все поперёк. Никто с русских серебро не требовал. Просили именно меха, шерстяную ткань, а теперь ещё и лакрицу.
— Меха? Я слышал. Знаете, что я думаю? Мех — это просто те же деньги. Они, эти косоглазые варвары, считают мех деньгами. Как африканцы бусы тоже считают деньгами.
А ведь похоже. Сейчас идёт, так называемый, Малый Ледниковый Период. В Москве погода, как на Урале в будущем. Кроме ржи толком и не растёт ничего, пшеница часто попадает под возвратные заморозки в начале лета. Озимая рожь их переносит, а яровая пшеница нет. Потому и в Европе, и в Китае в цене меха. Греются. Модно. Раз носит император в Китае или курфюрст в Европе, то и окружению нужно. Купцы, вернувшиеся из Китая из столицы, рассказывали Бирону, что там зимой снег и пронизывающие ветра. Страшно зябко, как они выразились. Именно поэтому меха и шерстяная ткань.
Мех — просто валюта. Ничего нового. В России и сейчас ещё кое-где про сорок сороков куниц или соболей слышно. И у нас не так давно были шкурки валютой. Брехт капитана отпустил и задумался. Как это новое знание можно использовать для организации экспедиции этой и, главное, следующей, гораздо большей по размеру.
Серебро? Да у самих нет. Всё ещё приходится покупать у европейцев талеры и переплавлять. Демидовы ещё не нашли. Да и найдут — панацеей не станет. Нужно много. И вывозить его за рубеж в уплату за предметы роскоши для знати — дурость. Меха? Меха и так идут через Кяхту. Да и в Европе не сильно дешевле. Нет, везти их на кораблях нельзя, тем более, чёрт его знает, как они полтора года в море в сыром трюме переживут. И моль, и черви, и сырость с сопутствующей плесенью, а главное — крысы, эти безбилетные пассажиры любого корабля всё по дороге понадкусывают. Не вариант меха. Тоже самое и шерстяная ткань, если моль, то она и шерсть съест, а если плесень, то чем шерсть от меха отличается. И шерстяная ткань сгниёт. Лакрица? В герметических бочках. Пропаренных в бане перед запечатыванием. Без пара. Просто нужна температура градусов в семьдесят, при которой все насекомые и основная масса бактерий вымрет. Ставим галочку. Только нужно подумать про крыс. Ловушки? Мышеловки? Ещё одну галочку. И всё же, чем расплачиваться за продукты по дороге в Охотск?
Дальше лакрицы не пошло. Ничего не придумывалось. Бирон тогда кинул клич, чтобы ему нашли знатока Китая среди русских. И ведь нашли монаха одного. Точнее — епископа. Он недавно вернулся из Китая. Рассказал его Преосвященство или владыко Епифаний следующее. Одним из положений Нерчинского договора, заключенного в 1689 году между Россией и Китаем, был пункт о том, что русским торговым караванам численностью не более двух сотен человек разрешалось раз в три года пересекать территорию Китая и заходить в Пекин. Другие европейские страны такой привилегии не получили.
Ещё одним из пунктов Нерчинского соглашения было то, что России было позволено основать в Пекине православную миссию, которая должна была удовлетворению духовные потребности казаков, попавших в плен во время приграничной войны. Эти люди и их слуги были привезены в Пекин, и им не было разрешено вернуться на родину после подписания мирного договора. Эта община сохранилась до сего времени, но сейчас в ней преобладают уже метисы от браков казаков с китаянками и просто этнические китайцы, решившие стать христианами. Православная миссия в Пекине построила там храм небольшой и несколько домиков, а сейчас и вообще довольно сильно разрослась, не русский квартал в Пекине, но анклав в несколько сотен человек, среди которых есть и несколько ещё живых казаков. И там полно людей, владеющих не двумя даже, а тремя языками: русским, китайским и маньчжурским. Миссия — как бы полуофициальный орган, представляющий российские власти при императорском дворе. Церковью в России руководит Синод, так что можно смело назвать, что церковь — часть государственной машины управления и подавления. Священники, посланные в Пекин, могут устанавливать контакты с высшими китайскими чиновниками. Они фактически стали неофициальными представителями российских властей за десятки лет до того, как европейцы только попытались основать там свои постоянные представительства. И то иезуиты, как всегда, перегнули палку, решили манипулировать императором Китая. Он им зубы тут же вырвал. И миссии закрыл. Впрочем, англичане обделались не менее знатно. Филип во время беседы поучительную историю про англичан рассказал. Каким-то способом, подкупили должно быть какого мандарина, но англичане узнали, что у китайцев есть полу волшебное средство, которое улучшает пищеварение и оздоравливает организмус. Называется панацейная гигантская трава — ревень.
— Вона чё⁈ — Брехт привыкший, что этот ревень растёт во всех садах и огородах брови вскинул. Китай, выходит⁈ А ведь нужно добыть семена.
— Сначала китайцы охотно продавали англичанам ревень, но потом какой-то их чиновник, получивший слишком маленькую взятку или захотевший слишком большую, окрысился на британцев и запретил вывозить ревень из Китая. — голландец, в очередной раз, на этот раз презрительно, сквозь зубы, сплюнул на паркет итальянский. Брехт зажмурился и досчитал до десяти. Зубы ван Альмонду можно выбить, а кто корабли вокруг Африки поведёт. Пусть живёт.
У владыки тоже много интересного после узнал Иван Яковлевич.
— Семена ревеня, можно провести в караване?
— Чего везти, привёз я, в Новодевичий монастырь отдал сёстрам… годов пять назад.
— Гут! А размер нашей миссии в Китае каков?
— Десять человек.
— Ого! И сейчас десять с вашим отъездом.
— Конечно. На замену
