Во все Имперские ТОМ 9 Зов Перводрева - Альберт Беренцев
Мне было паршиво, а моя сила тем временем росла... Моя аура теперь сияла так ярко, что я видел коридор целиком — каждую разбитую колбу на полу и каждую блестящую пуговицу на мундире мертвого Незримова.
— Да пошло оно всё!
Я запустил реторту Рюрика в стену, удар вышел таким лютым, что бетонная стена лаборатории треснула и раскрошилась. Реторта с гулким металлическим уханьем развалилась на части, а из реторты вывалилось на пол, прямо в стеклянное крошево...
Да нет, быть не может...
Я не поверил своим глазам. Вот это и есть тот самый ПРЕПАРАТ что ли?
Надо сфотографировать его, проверить. Если он не отображается на фото — значит, оно самое... И значит, мне срочно нужно отзвониться моему алхимику Симону.
Я зашарил по карманам мундира, совсем забыв, что фотографировать или звонить мне больше не с чего. Потом мой взгляд упал на прямоугольный огарок на полу — все, что осталось от моего смартфона...
Я перевёл взгляд на ПРЕПАРАТ, тот мерцал чернью и золотом.
Пульс у меня теперь был ударов под триста, я наконец обнаружил причину своей магической лихорадки, она лежала среди битого стекла прямо передо мной. Вот только аура уже разрывала меня изнутри, жгла и плавила мои внутренние органы. Я столкнулся с чем-то нечеловеческим, с чем-то, что выше человека, даже мага. А я сверхчеловеком, увы, не был. Оно сильнее меня, я просто не готов...
Я попытался сделать шаг, но меня шатнуло. Моя аура теперь сияла так мощно, что слепила глаза даже мне самому. Бешено бившееся сердце взлетело прямо к глотке, голову пронзила острая боль, как будто меня сейчас просвечивали насквозь неведомыми лучами.
Я заорал и повалился в колотое стекло, покрывавшее пол.
Забавно. В эту лабораторию никто, кроме меня и рыцарей Ордена, войти не может. А последний оставшийся здесь рыцарь только что покончил с собой. А значит, меня никто не спасет, не вытащит отсюда.
Я сдохну здесь, расплавленный собственной магией. Я, как и всегда, откусил больше, чем могу проглотить. Эта интоксикация божественного теперь убьет меня. Инструкция для идиотов по работе с препаратом, которую я читал наверху, оказалась не такой уж идиотской. Мне не выдержать, зря я расколошматил эту реторту...
Моё сердце забилось еще чаще, под десять ударов в секунду, а потом оно взорвалось...
Острая боль в грудине.
Моя аура стремительно погасла, но уже почти лишившись чувств, я увидел, что препарат на полу все еще сияет.
Всё. А вот теперь темнота.
Смерть.
Глава 193 — В поисках Великой Мудрости
Желтороссия, провинция Шаньси,
Около восьми утра по Урганскому времени
— Ну и куда все пропали? — нетерпеливо осведомился барон Чумновский.
Этот был братом Старшего Чумновского, которого Саша Нагибин послал в метро вместе с Таней. Впрочем, воняло от Владимира Периайтовича не лучше, чем от его братца Старшего Чумновского.
В волосах у Владимира Периайтовича копошились какие-то клопы, а его громадное пузо под мундиром как-то странно шевелилось, будто из него рвались наружу орды глистов.
Чумновский Пете не нравился. Впрочем, Пете никто не нравился. Петя ненавидел людей, поскольку не видел в жизни от них ничего хорошего. «Люди — это реально тупое говно», как пела запрещенная Имперская группа Древосток.
И места жительства людей были не лучше самих людей. Взять хоть вот эту китайскую деревушку, освещенную первыми рассветными лучами... Если бы Петю кто-нибудь спросил, как ему это место, то Петя бы не ответил, а только поморщился в ответ. Деревушка напоминала реальный бомжатник. Красивыми здесь были разве что остроконечные черепичные крыши, в которых было нечто от изящества китайских иероглифов. Но в остальном...
Дома из кирпича представляли собой настоящее хаотичное нагромождение камня, как будто китайцы подобно муравьям просто хватали эти кирпичи и втыкали их в случайные места. Некоторые дома как будто слиплись друг с другом — один коттедж переходил в другой, а тот в третий. Мерзко. Хотя для Пети все было мерзко, и семичасовой перелёт в Китай, а потом долгое путешествие на убитом Бегуновъ-внедорожнике по не менее убитым китайским дорогам настроения парня ни фига не улучшили.
Кроме домов в деревне еще был мусор — он здесь валялся прямо на улицах, ветер катал по селу какие-то плетеные корзины, пучки сена, банки из-под кваса и рисового пива...
Еще рядом с селением текла река, судя по цвету, состоящая по большей части из грязи и дерьма. Это было тем более противно, что деревня была рыбацкой — между домов в узких проулках здесь местами сушились огромные сети. Значит, местные еще и питаются дерьмом. Впрочем, выяснить, жрут ли эти селюки дерьмо на самом деле, было просто не у кого. В деревне было много всего, но не было жителей. Из обитателей деревни Петин отряд, посланный в глубинный Китай искать культиваторов, обнаружил лишь одного облезлого пса.
Пёс был неагрессивен, даже повилял хвостиком, и Петя погладил его по голове рукой в перчатке. Собак Петя любил, в отличие от людей. Заметив такое настроение хозяина, слуга Пети перс Шашин бросил псу бутерброд с налимом. Китайский пёс бутерброд сожрал и остался доволен.
После встречи с собакеном они еще прошлись по деревне, но так больше никого и не встретили. И вот тогда Чумновский и начал вонять, во всех смыслах этого слова.
— Почему никого нет? Куда все делись-то? — возбухал Владимир Периайтович.
— Прячутся, — спокойно пояснил граф Соколов, — Я же уже говорил. В стране война, если вы не заметили, Ваше Благородие.
На плече у Соколова восседала какая-то остроносая птица, нечто среднее между орлом и чайкой. Эту птицу Соколов законтроллил еще у реки, где она ловила рыбу. По словам Соколова птица могла предупреждать об опасности. И сейчас она предупреждала — птица странно крикнула, уже третий раз за последнюю минуту...
— Война-то война, но куда все ушли? — продолжил негодовать Чумновский, — Не могли же местные просто раствориться!
— Молчи, вонючий лаовай, — со своей обычной непосредственностью потребовал триада Чен, — Ушли местные. Вон туда. В горы. Когда война — селянин всегда уходит. Такова его собачья доля.
Чен указал на желтые песочные утесы за грязной рекой. По поводу «гор» — это Чен,
