Храмовый раб - Дмитрий Чайка
Самое удивительное для Макса было то, что тут не было денег в нашем понимании. Зерно, скот, ткани служили мерилом стоимости. А для сделок использовали серебро по весу. Монетной чеканки тут пока не существовало. Причем даже в уже гораздо более развитые времена, когда рухнула Империя Ахеменидов, имевшая полноценное денежное обращение, и пришел на царство Александр Македонский, упертые вавилонские купцы все равно взвешивали серебряные греческие драхмы и золотые персидские дарики, а не пересчитывали их.
Глава четвертая,
где Макс узнает, что он был год без секса по собственной глупости
Так прошел год. Макс освоил местную речь, благо слов было относительно немного, и все они описывали окружающую жизнь. Он достиг невиданных высот в сфере античной ассенизации, но особой радости это не приносило. Макс научился говорить на автомате «да, мой господин» и сгибаться при этом в поклоне. Он научился лгать, уклоняться от работы при каждом удобном случае, ценить еду и безбожно лизать зад начальству, соглашаясь с любой глупостью. Собственно, это была единственно возможная линия поведения. Отклонения он нее заканчивались либо палками, либо, в особо запущенных случаях, распятием. Он окреп, стал более жилистым, сильно загорел и полностью лишился робко намечавшегося пивного брюшка. Напротив, на животе наметились кубики. К величайшему сожалению, именно брюхо считалось тут эталоном красоты и признаком богатства. Человек, который мог откладывать излишне съеденное в виде жира на заднице, был кумиром молодежи и объектом самой черной зависти. Баба, которую в прошлой жизни Макса считали бы целлюлитной коровой, по местным меркам считалась топ-моделью и смотрела на менее удачливых товарок, как на говно.
Разобравшись в местной жизни, Макс выяснил, что попал он совсем не в Месопотамию, а в страну под скромным названием Хал-Темпти, Земля Бога, которую вавилоняне назвали Элам, Горная страна. Какой был год до рождества Христова, он не знал, да и значения это никакого не имело. Государство находилась восточнее Междуречья и соответствовало юго-западу Ирана. Город, в котором жил Макс, назывался Аншан, было ему не менее двух тысяч лет, и он считался второй столицей страны после города Шуш, который греки, не любившие шипящие звуки, назвали Сузы. Зиккурат в центре города был посвящен богу Иншушинаку, и жрецы, хозяева Макса, служили ему. Впрочем, богов тут было, как собак нерезаных и в эту тему Макс сильно не погружался. Правил страной великий царь, суккалмах по местному, Шутрук-Наххунте, второй этим именем, умножитель государства, владеющий троном Элама, наследник царства в Эламе, любимый слуга богов Хумпана и Иншушинака. Только так, блин, и не иначе. За иначе можно было попасть на кол. Тут был Восток во всей его красе, без всяких там прав человека и феминизма. Мужеложество вполне себе процветало, и в гаремах вельмож мальчики присутствовали наравне с девочками. Писали клинописью, как в Месопотамии, которая была ближайшим соседом и торговым партнером, а Вавилон — вернейшим союзником в непрерывных войнах против ненасытной Ассирии. Лет за десять до этого текущий царь Шутрук-Наххунте, второй этим именем, умножитель государства, владеющий троном Элама, наследник царства в Эламе, любимый слуга богов Хумпана и Иншушинака, присоединил кучу земель на севере, отчего возгордился без меры и привел местных граждан в состояние восторженного патриотизма. Видимо, чтобы окончательно запутать население, в Эламе было еще два царя. Первый зам, младший брат текущего правителя и второй зам, старший сын его же. После смерти царя наследовал не сын, а брат. Усугубляло ситуацию то, что цари женились на своих сестрах, и после смерти старшего брата младший должен был жениться на его вдове, которая была и его сестрой тоже. Как они тут разбирались в этом лютом звездеце, и куда девался третий царь после смерти первого, Макс так и не понял. А вопросы задавать постеснялся, потому что за любопытство такого рода можно было опять-таки присесть жопой на кол, чего Максу категорически не хотелось. Он, как нормальный мужик, использовал жопу только по прямому назначению. А вот с женщинами был облом. Местные мужики пользовались услугами уличных проституток, а иногородние — проституток храмовых. Роль последних исполняли все женщины города хотя бы раз в жизни, и это была очень почетная, одобряемая общественной моралью деятельность. Почему-то считалось, что легкий адюльтер в храме самым положительным образом влияет на урожайность местных зерновых. Какая была связь между количеством собранного крестьянами ячменя и тем, что знатнейших женщин города трахают залетные проходимцы, Макс решительно понять не мог. Но благоразумно вопросов не задавал, потому что за святотатство тут жгли на костре. Вообще, Максу, с его навыками жителя двадцать первого века нужно было очень постараться, чтобы не попасть в жернова местного уголовного кодекса, статьи которого отличались друг от друга видом казни, а не сроком заключения. Заключения тут не было вовсе. Либо штраф, либо казнь. Просто, эффективно и прибыльно для местного бюджета. Спасло Макса лишь то, что он не бросился в океан местной жизни, строя университеты и звездолеты, как положено нормальному попаданцу, а смиренно убирал навоз с улиц, являясь в глазах населения чем-то средним между ослом и мотыгой.
Вся местная цивилизация строилась вокруг речек
