Спасти СССР. Часть 2 (СИ) - Афанасьев Александр
— Поехали.
Тбилиси…
Потом, когда все закончится, совсем все — закончится — злости не будет, а будет непонимание. Почему? Что вам не хватало? Почему Звиад Гамсахурдиа, сын великого грузинского писателя Константина Гамсахурдиа — вместо того чтобы пользуясь связями отца пролезть в Союз писателей Грузии и жить — поживать, с гарантированными публикациями в очередь, с путевками в дом творчества и ненаказуемым тунеядством — он стал диссидентом и уже не свернул с этого пути? Ведь даже его гомосексуализм — если бы не простили, то закрыли бы глаза.
А сколько туда валили! Со всей страны приезжали отдыхать, прогуливали деньги, тут же работали крупнейшие цеховики, тут же выращивали дорогущие и часто некачественные фрукты и чай… что не хватало? Или как потом сказала одна деятельница искусств — я и понятия не имела что Грузия так зависима от России в поставках газа.
Самое удивительное — как быстро и как жестоко все накрылось. Еще в восемьдесят девятом тут было благосостояние на уровне небогатой, но Европы, а в конце девяносто первого — в центре Тбилиси стояли гаубицы и били прямой наводкой по президентскому дворцу, в подвале которого пытали током оппозиционеров. Ведь ни в одной другой республике все не накрылось так катастрофически, как в Грузии. Значит — были причины?
Но тут бесполезно спрашивать. Бывают моменты, когда нация, сплоченная единым порывом, осознанием того что она нация — как стая леммингов бросается к обрыву. Бывает такое, когда умные люди, даже академики — забывают про все и заражаются чувством толпы.
И даже слону — лучше в такое время не стоять у леммингов на дороге.
Въехали в Тбилиси.
Тбилиси в то время был городом совершенно уникальным, это была, считай столица всего Кавказа. Строились новые микрорайоны — но заботливо сохраняли и старую застройку, ее не сносили. Денег было достаточно у всех, много машин, хорошо одетые люди, постоянно открытые кафе и рестораны, где не отбоя от посетителей, многочисленные туристы. Но при этом в Тбилиси сохранялось еще и уникальное культурное своеобразие еще дореволюционной поры, когда Тбилиси действительно был столицей всего Закавказья, и скорее армянским, нежели грузинским городом. В городе жили русские, грузины, евреи, армяне, мингрелы и кого только не было. Билась и побеждала на футбольных полях команда Динамо-Тбилиси, строились тепловозы, самолеты и много чего еще, люди не знали ни нужды, ни унижения, ни беды. Многие говорили на трех-четырех языках, ходили друг к другу в гости. В старинных особняках были детские сады и школы, в центре дети учились не в стандартных трехэтажных школах — а в классах, которым по сто-двести лет, в благородной обстановке, смотря в будущее — но не отрываясь и от прошлого. Герои же будущих битв…
Ну, например, комсомольца Миши С. уже не было в городе… дядя привез ему из Америки видеокамеру, и он придумал совмещать радости плотской любви и заработок, снимая короткометражные фильмы со своими одноклассницами и продавая на черном рынке… а потом кассету купил один влиятельный человек, узнал в актрисе собственную дочь и Мише пришлось поступать в Киеве, а то бы зарезали…
Диссидент, философ и переводчик (именно он перевел на грузинский Шекспира, в частности Короля Лир и Ромео и Джульетту), Звиад Г. тоже совмещал работу и удовольствие. Правда, работу он часто терял, а удовольствие получал только с людьми своего пола. Но он уже приобрел известность, его даже на Нобелевскую премию мира выдвигали. Учитывая связи его отца и его происхождение (по матери он был князем) голод ему точно не грозил…
Джаба И., вор в законе, трижды судимый (последняя судимость за разбой и убийство) защитил докторскую диссертацию и работал преподавателем в Тбилисском театральном институте[6]. Про политическую карьеру он и думать не думал.
Эдуард Ш. с полной отдачей работал на должности первого секретаря грузинской компартии и думал, что это его потолок, выше которого он уже не прыгнет. Он уже тайно построил дачу, а его люди наладили сбор подношений, как и его предшественник Мжаванадзе, которого он критиковал за продажность…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Великое было время, великое. Маленькая страна в составе великой сверхдержавы в благодатном уголке природы, населенном хорошими, с чувством собственного достоинства людьми. Никто не знал, что может ждать их впереди. Ночь саперных лопаток. Танки. Бьющая по президентскому дворцу артиллерия на проспекте Шота Руставели. Война в Абхазии и Южной Осетии. Временный госсовет, в котором бывший министр иностранных дел СССР решал судьбу страны вместе с бывшим вором в законе. Голод. Холод. Буржуйки из окон домов. Демократия это вам не лобио кушать, кто не будет подчиняться — расстреляем…
Как сказал философ Мамардашвили — мы очень чувствительны к оскорблению национального достоинства, но совершенно глухи к оскорблению личного, к лжи и низости…
И будет ли все это — танки, голод, саперные лопатки и буржуйки — решалось здесь. И сейчас.
Волга с мешками наркотиков в багажнике — не заезжая в центр шла какими-то окольными улицами. Но за рулем машин опергруппы — были люди, знавшие город и державшиеся на хвосте, но при этом старающиеся не приближаться слишком близко.
Волга затормозила на одной из улиц. Постояла у тротуара — и снова поехала. Никакого контакта не было, возможно, просто сняли маяк…
— Поехал…
— Видел, где он тормознул?
___— Запиши номер дома, потом разбираться будем.
— Маяк, как думаете?
— Не знаю.
— Так, внимание, внимание всем…
— Он уходит. Улица….
— Там дальше нельзя, он сразу заметит.
— Я обход знаю, обгоним. Тут одна дорога…
— Ну, смотри если упустишь.
Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?
Верико Анджапаридзе. ПокаяниеНе упустили.
Волга, водитель которой стал ехать немного увереннее — до того он то снижал скорость до тридцати, то наоборот разгонялся до почти предельных семидесяти, чем изрядно помотал нервы водителям оперативных машин — теперь ехала ровно. Они проехали узкой, со старой застройкой улицей и выехали на площадь, на которой был храм. Волга пересекла площадь и остановилась прямо перед храмом, где хватало туристов и был даже автобус Интуриста, скорее всего с иностранцами…
— Вот с..и. Прямо перед храмом…
___— Товарищ полковник, справа, смотрите.
Гребенюк посмотрел, от души выругался
— Нет, ну твою же мать!
Не небольшую площадь выезжала "канарейка", машина ГАИ.
— Они тут откуда…
Так иногда тоже бывает — продуманная до мелочей операция может провалиться из-за слишком бдительного милиционера или ВОХРовца, который и не подозревает, что своей бдительностью ломает планы коллег, которые разрабатывали банду месяцами, а то и годами…
— Уезжает?
— Нет.
— Да твою же мать!
Миша Костанди, один из оперативников, лихой одесский грек, решился на ни с кем не согласованный экспромт. Он вышел из оперативного РАФика и пройдя несколько шагов пошел через проезжую часть демонстративно нарушая правила и отвлекая нечаянно появившихся ментов на себя. Недовольно загудели машины…
— С..а.
— Смотри за ними.
— Нет, не заметили.
— Кой черт не заметили, тут слепой заметит.
И впрямь. Надо было быть слепым, чтобы не заметить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Водитель Волги, таксист — приоткрыл окно и помянул всех родственников Констанди до третьего поколения включительно недобрым словом.
— Погодите, шеф. А почему мент в канарейке один? ГАИ же поодиночке не патрулирует….
Констанди перешел улицу и занял позицию у храма, чем-то там интересуясь. И тут появилась еще одна машина — белая Волга, лихо развернувшись и встав рядом с машиной наркотранзитеров. Из Волги, особо не скрываясь, вышел хорошо одетый человек средних лет, в пальто и с дипломатом.