Егор Гайдар - Государство и эволюция
"Социализация капитализма" в действительности включает две различные, иногда совпадающие, а иногда и противоположные линии.
Первая линия – социально-политическая: ликвидация любых юридических привилегий богатых слоев общества, всяческое расширение социально-политической роли низкостатусных групп, многочисленные социальные гарантии в области медицины, образования, занятости, пенсионирования и т.д., финансируемые за счет налогов, и сама система прогрессивного налогообложения частных лиц, в том числе налоги с наследства.
Вторая линия – экономическая: активная бюджетная и денежная политика государства и попытка ее использования для управления совокупным спросом, уровнем занятости, а также национализация (на условиях выкупа) целых секторов экономики.
Сейчас можно достаточно уверенно сказать: главный итог социализации капитализма в экономике заключается в том, что удалось спасти западное общество, сохранив его неизменным в важнейших, системообразующих аспектах: легитимная частная собственность, рынок, разделение собственности и власти; удалось сохранить традиции, не рассечь их скальпелем лево-правого экстремизма. В самые опасные 30-е годы, используя руль "Нового курса", удалось благополучно провести "западный автомобиль" между обрывами коммунизма и национал-социализма. "Полумарксизм" на западной почве оказался защитой от настоящего марксизма, реформизм защитил от революции и тоталитаризма.
Коль скоро рынок был сохранен, легитимность частной собственности устояла, в дело вступили защитные механизмы саморазвивающейся экономики.
Государственное регулирование и социальный реформизм позволяют избежать взрыва со стороны низов, но сами по себе они не ведут к экономическому прогрессу. Напротив, результаты долгого и последовательного проведения такой политики известны – блокировка экономического роста, бюджетный кризис, рост инфляции, сокращение частных и низкая эффективность государственных инвестиций, бегство капитала, в конечном счете застой и рост безработицы, т.е. именно то, против чего была направлена кейнсианская политика.
Поэтому с 70-х годов маятник экономической политики на Западе пошел в противоположную сторону. Начался возврат к традиционным ценностям либерализма, свободного рынка. Одним из выражений этого стала экономическая теория монетаризма – законная наследница классического либерализма. Политическую поддержку она получила с приходом к власти политиков "консервативной волны" в конце 70-х – начале 80-х годов, прежде всего М.Тэтчер, Р.Рейгана. Была проведена массированная приватизация национализированных предприятий, началось решительное наступление на инфляцию – родную сестру избыточного вмешательства государства в экономику.
Я не собираюсь, вдаваться в детали, но ни один здравомыслящий политик не будет игнорировать чужой опыт, как ни один и не станет его механически копировать, чтобы получить "зачет" в Чикаго. Обвинения, которые нам предъявляли в свое время, что мы вместо марксистской догмы хотим строить государство по догме монетаристской, – заведомая демагогия. Помню, как в свое время на съезде народных депутатов Р.И.Хасбулатов попытался затеять публичную дискуссию. Вот, мол, существуют разные концепции рынка – социально ориентированное государство с высокими налогами ("шведская модель") и классически капиталистическое, либеральное (американская модель). Он, Хасбулатов, – сторонник первой, Гайдар – последней. И пусть депутаты (голосованием, по-видимому!) и выбирают между этими моделями путь развития для России.
Все это в интеллектуальном плане смешно, в моральном – постыдно. Не говоря уже о высокой степени безграмотности такого противопоставления (скажем, "социальная" германская экономика в денежной области куда строже следует традициям монетаризма, чем экономика США), очень смешно (если бы не было грустно и стыдно) вообще всерьез обсуждать эту тему.
И кейнсианцы, и монетаристы, и социально ориентированное государство, и "классическое рыночное", и либерально-консервативные и социал-демократические правительства на Западе – все это относится к одной глобальной традиции, которую они сумели сохранить, – к социально-экономическому пространству западного общества, основанного в любом случае на разделении власти и собственности, легитимиости последней, на уважении прав человека и т.д. Войти в это пространство, прочно закрепиться в нем – вот наша задача. Тогда и поспорим о разных моделях.
Реальная альтернатива у нашей страны сегодня совершенно другая.
Капитализм кануна XXI века отделяют 100-150 насыщенных лет от капитализма "классического". Именно в этот новый капитализм нам предстоит входить, а вот в какой роли, это уже зависит от нас, от той политики, которая будет проводиться в России.
Речь идет не о невмешательстве государства в экономику, а о правилах этого вмешательства, т.е. о том – и это главное, – что будет представлять из себя государство. До тех пор пока не сломана традиция восточного государства, невозможно говорить о вмешательстве. Не "вмешательство", а полное подавление – вот на что запрограммировано государство такого типа. Результат известен – экономическая стагнация, неизбежный дрейф России в направлении ядерной державы "третьего мира". Вот именно против превращения нашей экономики – уже на новом уровне – в экономику, описываемую как "восточный способ производства", в экономику "восточного государства"' мы категорически возражаем, боремся.
Напоминаем читателю, что восточный, азиатский, западный и европейский здесь употребляются не в географическом, тем более не в расовом, а только в политико-экономическом смысле. Скажем, Япония может считаться западной, а Куба или Гаити – восточными.
Глава II
Особый путь догоняющей цивилизации*
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас,
Монголов и Европы!
А. Блок
* Понятие "догоняющая" не относится к русской культуре. Европейская культура, особенно с конца XIX и в течение всего XX века, испытывает мощнейшее и плодотворное влияние великой и самобытной русской литературы, театра, музыки, живописи и т.д. Вероятно, одной из сильных сторон русской культуры как раз и является содержащийся в ней западно-восточный дуализм, внутренний диалог культур. Для культуры внутренняя оппозиция "восток-запад" оказывается важной чертой, расширяющей пространство культуры, дающей новые обертоны. И совсем другое дело – политика и экономика, формы государственного устройства и хозяйственной деятельности. Здесь Россия безусловно веками находилась в положении "догоняющей цивилизации".
I
Противостояние "восточных" и "западных" обществ красной нитью проходит сквозь всю историю величайшей в мире евразийской империи – России.
Фактически Россия "ворвалась в Азию", в Сибирь лишь в XVI веке. Но Азия ворвалась в Россию и обосновалась в ней на 300 лет раньше. Причина ясна: наша страна всегда занимала "срединное" положение между Западом и Востоком и, увы, чаще в роли "щита", чем в роли "моста". "Особость" нашей страны, как известно, определялась множеством факторов: расколом единой христианской церкви на западную (католичество) и восточную (православие) с сильным византийским влиянием, огромными расстояниями, малой плотностью населения и плохими коммуникациями, территориальным отрывом от Западной Европы. Главную же, определяющую роль, очевидно, играло соседство кочевников.
Здесь не место обсуждать богатую внутреннюю историю Степи. Для социально-экономического развития России принципиально важна лишь одна ее сторона – регулярные столкновения кочевников и земледельческих восточных империй. Кочевник – хищник средневекового и Древнего мира. Как полярный волк на заболевшего оленя, бросается он на ослабленную внутренними раздорами и противоречиями, процессом чиновничьей приватизации восточную империю, нередко подводя черту династическому циклу. Государства Западной Азии с их развитой торговлей, относительной близостью социальных институтов к европейским степные завоеватели регулярно стирали с лица земли. И ведь каждое такое завоевание – это не только разграбление городов и разрушение ирригационных систем, это и упразднение социальных структур, традиций собственности, это переделы земли, имущества.
Европейский "остров" омывался восточным "океаном" с трех сторон: Русь граничила со Степью, Ордой, Австрия – с Османской империей, Испания – с маврами. И во всех трех государствах опасное соседство привело к сходным результатам: усилению государства-щита, бюрократии, замедлению развития. Но в силу особо экстремальной ситуации, а также в силу перечисленных выше факторов особенно дорогую цену пришлось заплатить Руси. Огромная масса Степи во многом определила траекторию русской истории, социальную структуру Московского царства. Подавляющее большинство российских мыслителей считали и монгольское нашествие, и укоренившийся после него "азиатский дух" бюрократии, "ханское самодержавие", несчастьем России ("И вот, наглотавшись татарщины всласть, вы Русью ее назовете", – со злой иронией писал А.К.Толстой). Надо только сразу сказать, что и те, кто считал "татарщину" главной бедой России, никогда не связывали это ни с какими собственно национальными проблемами, никакой "татарофобии" в России никогда не было.
