Дмитрий Дудко - Воины Солнца и Грома
Черный пес взгромоздил передние лапы на стол и устремил на Валерия глаза, вспыхнувшие вдруг красным огнем. Раскрытая пасть с мощными клыками заполыхала мертвенно-белым пламенем, и из нее раздался хриплый, рокочущий голос:
— Не нащупывай, римлянин, кинжал в складках своей тоги. Ты был бы уже мертв, пожелай этого те, кому я повинуюсь, и твой труп ужаснул бы даже варвара. Прибереги кинжал для тех пятерых, что встретят тебя по дороге домой в переулке у гимнасия. Кошелек с двадцатью авреусами и два перстня с индийскими рубинами — хорошая добыча для них.
Захария положил руку на загривок собаке.
— Орф — сын того пса, который у многих отбил охоту насмехаться над Учителем и не признавать его Мессией.
Лицо Потоса стало белее его льняного хитона. Дрожащий Спевсипп был готов признать Мессией хоть самого Орфа. Лишь Валерий оставался внешне спокоен.
— Не бойся, песик. Я же не Геракл, сразивший твоего двуглавого тезку… А твой папаша, говорят, то ли покусал своего хозяина, то ли при всех назвал его мошенником.
Пес грозно зарычал. Шерсть его встала дыбом, над ней появилось зловещее бледное сияние, а в пасти среди белого пламени задрожали синие молнии. Захария легонько погладил зверя.
— Спокойно, Орф. Подчинить себе его отца, и то на время, мог лишь очень сильный маг. Симон бар-Зеведей по прозвищу Петр. Вот кто опасен! И не только своей магией. Он связан с Братством Солнца и создает общины вроде ессейских, где все общее, как у каких-нибудь лесных варваров. Учитель предлагал ему поделиться магической силой, и за хорошие деньги. А этот нищий рыбак… отказался! Хорошо, что он в Риме, а не здесь.
— Человек, которого нельзя купить… Для империи такой опаснее любого разбойника, — медленно проговорил Рубрий. — Если ты его враг, тебе можно верить.
— Братство Солнца! Неужели тень Савмака вернется из Аида? — всплеснул руками Спевсипп.
Благообразное лицо Потоса словно обратилось в злобную шакалью морду. Губы истончились в презрительной гримасе.
— Ам-хаарец [7], — выговорил он по-еврейски и повторил по-гречески: — Земнородные. Чернь! Темные исчадия Земли, подобные титанам, гигантам, Тифону. И если эти чудовища обретут силу Солнца… Рабби Захария! Вызови из Шеола [8] всех демонов, но спаси Боспор от этой чумы!
— Все не понадобятся. На такой городишко хватит и троих, — деловито произнес Захария.
Валерий молча кивнул головой. Пламя в глазах и пасти адского пса вмиг погасло, и он снова устроился возле ложа хозяина, утащив перед этим изрядный кусок жареного барашка. Преторианец поднялся из-за стола.
— Действуйте, но помните: посол кесаря, как и жена Цезаря, должен остаться вне подозрений. Доброй ночи, друзья.
— Для нас с Валентом этой ночью будет много работы, — сказал Захария.
— Для меня тоже, — подал голос, оторвавшись от сочной баранины, Орф.
— А поднять завтра толпу — это уже моя забота. Нужных людей я хорошо знаю по фиасу [9] Бога Высочайшего, а они знают многих других. Пойдем, почтенный Валерий. Со мной трое сильных рабов-сарматов с мечами, и мы сумеем проучить тех пятерых негодяев у Гимнасия, — сказал Спевсипп.
Пятеро воров действительно разбежались от длинных сарматских мечей, и так поспешно, что Рубрий подумал: не согласись он с затеей Потоса, эта стычка могла бы кончиться для посла Рима совсем иначе.
А Потос, проводив двоих гостей, вернулся к оставшимся. Лицо его было снова исполнено надменной важности патриарха.
— Эти гои думают, что иудеи будут истреблять друг друга ради их выгоды. Они еще не знают иудеев! Левий, дорогой, скажи! Кто такой иудей?
— Тот, кто соблюдает закон Моисея.
— Да, — кивнул Захария. — Мы, самаритяне, иудеи не по крови, но по духу. Когда наших предков Саргон ассирийский поселил в Палестине на место израильтян, мы приняли веру в Яхве и Закон. А потомков тех израильтян я видел в Ассирии. Обычные ассирийцы: молятся Белу и не обрезаются.
— Вот-вот. Они уже не иудеи! Не избранный народ! — воскликнул Потос. — Лучше всем иудеям погибнуть, чем стать какими-то ассирийцами, греками, скифами! А что может заставить иудеев, особенно ам-хаарец, хранить верность Закону? Го-не-ни-я! Пусть нас ненавидят все гои, пусть ненавидят всякого еврея, даже сменившего имя, веру и язык. Тогда ам-хаарец будут жаться к нам, мудрым и богатым, знатокам Закона, как ягнята к пастуху.
— Пастуху нужна собака. Я! — пролаял Орф.
* * *Трое мальчиков выехали из восточных ворот Пантикапея и направились берегом моря в ту сторону, где возвышался рукотворной горой курган Перисада. Дорогой Ардагаст рассказывал Рескупориду о венедах, народе мирном, но не боящемся войны, о громадных валах запустевших городов их предков, сколотов-пахарей. Рассказал и о том, как росы Сауаспа опустошили последние городки венедов, заняли их лучшие земли под пастбища, а самих разогнали по лесам и обложили данью. А потом вдруг сами стали все чаще оседать на землю и родниться с венедами. Инисмей только пожимал плечами: видно, чары какие-то скрыты в этой земле, где и степняки перестают быть степняками.
На безлюдном берегу у стен городка Мирмекия они соскочили с коней, разделись и бросились в ласковые, прогревшиеся за день воды. Крепчающий ветер вздымал изумрудно-зеленые волны, гнал их к берегу вместе с заплывшими далеко мальчишками. Студенистые медузы задевали их тела, и ядовитая синяя медуза обожгла руку Ардагасту, не имевшему прежде дела с морскими тварями.
Потом они обсыхали под теплыми лучами вечернего солнца, поджаривали на обломках чьей-то лодки выброшенных морем рыб и крабов. Наевшись, затеяли борьбу. Оказалось, что Инисмей в кулачном бою не силен, зато, ухватившись за пояс, не даст себя повалить, а сам повалит даже более высокого и сильного Реса. А Рес вообще мастер на все руки: хоть бить, хоть хватать да через себя бросать, хоть с ног валить и на спину класть. Ардагаст же, уступавший ростом и силой им обоим, уворачивался от ударов так ловко, словно был призраком. А потом вдруг ударял изо всей силы так, что несколько раз валил Инисмея, а разок — даже Рескупорида.
Смывши пот в море и передохнув, мальчики поскакали к кургану Перисада. Инисмей вдруг лихо свистнул, встал на спине коня в полный рост и помчался впереди всех. Ардагаст попытался проделать то же, но свалился и еле успел на лету ухватиться за гриву коня и взобраться одним рывком в седло. Рес же и не пытался в этом состязаться с сарматом. Инисмей первым взлетел на вершину кургана и замер там, подняв руку наподобие бронзового Аспурга.
— Что, Рес, твой дед так умел?
— Умел. А я — нет. Но непременно научусь. Они замолчали, озирая величественную картину, освещенную заходящим солнцем. Одно море, темно-синее, раскинулось на юге, другое, серебристо-голубое, — на севере. Где-то на востоке они сливались, а между ними с сединой ковыльной равнины боролась зелень полей и садов. В лучах заката еще краснее казались черепичные крыши столицы Боспора. Красный диск солнца не спеша уходил за вершину Золотого кургана. Десятки, сотни рыбачьих лодок возвращались к Пантикапею, к городку Тиритаке на юго-западе, к Мирмекию на юге.
— Наше царство когда-то кончалось вон там, у Киммерийского вала. А при Перисаде оно уже простиралось от Феодосии до Кавказа, — гордо произнес Рескупорид.
Вдруг обложенная белым камнем вершина Золотого кургана озарилась светом, словно и впрямь только что была отлита из раскаленного солнечного металла. А среди этого сияния появилась фигура золотоволосой женщины в красном платье. Миг спустя видение, наполнив души троих мальчиков восторгом, исчезло.
— Это Гелия, дочь царя Сатира, — сказал Рескупорид. — Она была жрица Гелиоса и Гестии — Солнца и Огня — и великая волшебница. После смерти Перисада три его сына — Сатир, Притан и Эвмел — воевали за престол, и Эвмел уничтожил братьев со всеми их родными и друзьями. Только Гелия и ее брат, тоже Перисад, бежали к скифскому царю Агару. Эвмел никого так не боялся, как ее. Но он правил мудро и справедливо, и народ его любил. Поэтому Гелия объявила, что не будет мстить царю-братоубийце — пусть его судит само Солнце. Говорят, она отказалась от мести из-за любви к Спартоку, сыну Эвмела. Через пять лет Эвмел разбился на колеснице, а Гелия стала женой Спартока. Еще говорят, что в самую короткую ночь года она выходит из кургана и тогда, если изберет кого-нибудь, то даст ему великое сокровище и царскую власть. Завтрашняя ночь — как раз такая.
— Так это же ночь Купалы — главный праздник у нас, венедов! — воскликнул Ардагаст. — В эту ночь Чернобог, подземный владыка, похитил Морану, дочь Купалы, Великой Богини. Даждьбог-Хорс спустился в подземный мир, одолел Чернобога и вывел Морану на белый свет — тогда и наступила весна. А Морана дала Даждьбогу золотое яйцо, и было в нем целое Солнечное царство.
