Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!
— Ты прав, мальчишка. Прости, я просто голоден и поэтому сильно раздражен. Спрашивай.
Я усаживаюсь на свое место и показываю ему на место напротив, никем не занятое:
— Пива выпьешь?
— Если нальешь, — теперь не только глаза, но и он весь принимает вид насмешливого наглеца.
Толкаю ему свою недопитую кружку, но он отстраняется, придерживает ее на столе, чтоб не свалилась и отставляет обратно:
— Никогда, — спокойно говорит, взвешенно, — никогда и никто из семейства владетелей Болотной Плеши не пил из чужих рук.
Изо рта едва слюна не течет, но держится молодцом — бодро. Гордец. Из бывших, наверное.
— Поздравляю, — мне становится любопытно, — а ты к ним как-то относишься? Конюхом работал? Или шутом?
Под тонкой кожей на щеках начинают играть желваки, но во взгляде ничего не меняется:
— Точно, совмещал обе должности, пока не выгнали, — он усмехается. — Меня зовут Карл. На здешний манер — Карел. И я готов взяться за любую службу, которая не уронит мою… даст мне заработать, — быстро поправляется. — И не принесет ущерба окружающим.
— Давно не ел… Карел?
— Дней пять. Если не считать яблока, брошенного мне на площади кем-то из Этих.
— Расскажешь, что случилось?
— Нет. Не расскажу. Так что с работой?
С одной стороны — мне страсть как любопытно узнать его историю, а с другой — совершенно не хочется просто так тратить пару монет на неизвестно кого.
— Подожди, — говорю ему и машу рукой глупой Маричке — она по залу порхает, обновляет выпивку, еду на столах, — Маричка! Будь добра, собери что-нибудь перекусить на одного голодного человека. Только недорого и не очень много, а то живот у бедняги скрутит. И еще пару пива.
— Да я бы и с собой остатки прихватил — не сломался бы, — открыто и честно заявляет Карел, буквально облапывая глазами ладную фигурку Марички, уже бегущую на кухню. — Утром бы доел, спасибо тебе бы сказал…
— Меня все зовут Одон, — представляюсь и я. — Я лавку держу здесь неподалеку…
— Да ладно, — не верит мне новый знакомый. — Кто ж такому юнцу лавку доверит?
— Так моя лавка-то, не у кого спрос спрашивать.
— Вот как бывает? Сколько лет-то тебе, Одон?
Наш разговор прерывается, потому что широко распахивается входная дверь и, склонив голову к груди, чтобы не удариться о притолоку, в зал входит высокий человек. Вернее, не человек — один из Этих.
Вмиг повисает над разношерстной толпой тяжелая тишина, ведь Эти просто так в подобных местах не появляются!
Он распрямляется, разглаживает складки на черном плаще, соединяет ладони, скрытые в перчатках, скрещивает пальцы, плотнее насаживая перчатки на руки. Все это единым движением, плавным и странно увлекающим за собою взгляд каждого, кто видит перед собой Этого. Блестящая маска, сквозь которую не видно ничего — ни глаз, ни рта — поворачивается из стороны в сторону, замирает на краткое мгновение и вот уже вытянутый указательный палец показывает на… Пауля! Ладонь плавно поворачивается и тот же палец несколько раз сгибается-разгибается, призывая к себе бедолагу-корчмаря. Слышен легкий звук облегчения, вырвавшийся из трех десятков пересохших глоток, а Пауль, белее Смерти, какой рисуют ее на страшных картинках, бредет к выходу, продолжая возюкать серым полотенцем внутри грязной кружки. По-моему, все даже перестали дышать — столько страха вдруг разом выплеснулось в помещение.
Тот, Кто Всегда Рядом пропускает мимо себя Пауля, поворачивается к нам спиной и как-то сразу хлопает затворившаяся дверь, очищая порог корчмы.
— Сука, — я слышу, как бормочет Карел. — Когда же это кончится!
И вдруг догадка сваливается на меня, заставляя лоб покрыться испариной, а кожу стремительно холодеть! Болотная Плешь! Это же то самое место, где лет двадцать назад — еще до моего рождения — было поднято последнее восстание против Этих! Дед рассказывал, но как-то подзабылось! И поначалу вроде бы даже удалось тамошним лордам одержать победу над Этими. Ненадолго, конечно. Месяц длилось восстание, а потом сожрали всех. Кто бы сомневался? Думаю, весь этот месяц Они просто согласовывали с властями количество тех, кого можно сожрать.
— Так ты из бунтовщиков? — шепотом спрашиваю Карела.
Он ссутуливается, зыркает на меня исподлобья, рука ложится на эфес его смертоубийственной железяки, и снова в своей дурацкой манере он отвечает вопросом:
— А что?
За прилавком объявляется старший сын Пауля, Руни: большой, похожий на папашу — мир его праху — но туповатый и несговорчивый. Если «Толстый тролль» достанется ему, то прибыльным этому заведению осталось быть недолго. Руни громко кричит, пока еще в зале висит тишина:
— На сегодня корчма закрывается! Прошу всех рассчитаться!
Ну да, и я б не понял, если бы они сделали вид, что ничего не случилось. Перечить ему вряд ли станут — давно установился обычай не ссориться с семьей прибранного в день… ну, в общем, понятно.
— Вот тебе две монеты, — бросаю на стол оловяшки и прижимаю их рукой, чтобы не укатились далеко, — пошли!
— А еда? — Карел не хочет прощаться с лопнувшими надеждами. — Святые Духи! Вот опять едва только возникла возможность насытиться, а приходится уходить! Прямо проклятье на мне какое-то!
— Какая еда? Не видишь, что случилось? — я выхожу из-за стола. — В «Толстом тролле» нынче будет не до работы. Пошли, заглянем к «Мохнатому аскету», там хоть кухня и поплоше и подороже, но чего-нибудь перекусить и там можно.
— Да уж, на пару оловяшек — как бы не обожраться! — тяжело вздыхает Карел, пока я рассчитываюсь с Маричкой.
Пока мы собирались, корчма опустела. Мы — последние.
Мы уже стоим на пороге, когда за дверью слышится стук деревяшек и я отступаю назад: по улице идет шествие Желающих. Каждую ночь толпа идиотов с разрешения Наместника бродит по городу и ищет охотящегося Анку — чтобы уговорить его прибрать не намеченную жертву вроде бедняги Пауля, а кого-то из Желающих. Иногда им это удается, но дед говорил, что, скорее всего, это просто совпадает, что Остроухому нужен кто-то из Желающих и они пытаются убедить того, кого убеждать совсем не нужно. Совпадение.
Обычно толпа этих недоумков состоит из трех-четырех дюжин людей. Мужики, бабы, без разбору, встречаются благородные, хоть и немного их осталось, попадаются бывшие рабы и редко иностранцы. Бредут по ночному городу, стучат в колотушку, ищут Остроухих, в общем — только под ногами у добрых граждан мешаются, да непотребства устраивают. При случае легко разденут-обдерут праздного зеваку, по башке стукнут и в подворотне бросят — ищи потом правду! И стража не помогает, потому что находятся Желающие под защитой Наместника. На кой ляд понадобилось ему это? Непонятно.
Я приоткрываю дверь и в узкую щель мы следим за тем, как мимо проходят эти ненормальные, ищущие смерти.
— Каким же нужно быть придурком, чтобы присоединиться к Желающим? — спрашиваю я, ни к кому не обращаясь.
— Нет, Одон, они совсем не дураки, — отвечает мне Карел. — За участие в ночных шествиях они имеют приличные поблажки от мытарей.
Сказанные Карелом слова плохо укладываются в моей голове — я не понимаю причин и поэтому не верю.
— С чего бы этим ненормальным кто-то дал поблажки? Наместник разве тоже из них?
— Не, все гораздо хитрее! — отзывается Карел. — Когда в первые годы после окончания войны с Этими люди не могли определиться с очередностью своих… смертей, был издан королевский Указ о добровольном вступлении в число Желающих принять упокоение. За это семьям добровольцев были обещаны обширные преференции. Но не только. Еще самим добровольцам была обещана неприкосновенность со стороны властей за совершенные преступления. Понимаешь? И чем дольше ты состоишь в числе Желающих, тем сильнее поблажки, ведь своим участием доброволец бережет чьи-то жизни! Прошло почти две сотни лет, порядки давно изменились, а этот Указ все еще работает. Потому что удобен, в первую очередь, для Остроухих. Если бы эти жулики не слонялись по улицам, угрожая запоздавшим прохожим, вряд ли так легко было бы отыскать горожан по своим домам. Зато теперь любой горожанин после захода солнца сидит либо дома, либо в ближайшем кабаке.
Я недоверчиво хмыкаю.
— Да ну, так бы все уже по ночам по городу бродили бы с такими условиями! Да я бы первый и пошел.
— Поначалу так и было, пока голод не начался! — с видом знатока заявляет Карел. — Потом поняли, что всем быть бездельниками не выйдет, успокоились. Да и новый порядок к тому времени в королевствах сложился.
Он толкает меня в плечо:
— Пошли, пока еще какая банда не объявилась!
У «Мохнатого аскета» удалось разжиться только тремя пирожками с капустным листом по такой цене, будто внутри непропеченного теста были соловьиные язычки — ровно две оловяшки и отдал мой знакомец. Но голодному Карелу даже эта нехитрая снедь показалась изысканным блюдом со стола самого Наместника.
