Андрей Загорцев - Спецназ Третьей Мировой. Русские козыри
Плот, благодаря своей форме и устройству, под парусом шёл ходко, изредка подлетая на гребнях. Рыхтенкеу законтрил парус и нырнул в палатку. Ара продолжал сидеть на руле, изредка сверяясь с компасом и морщась от брызг, летевших в лицо. Настоящий яхтсмен – куда там!.. Ковалёв, согласно боевому расчёту, лежал на туго надутом носу и наблюдал по курсу движения в бинокль, иногда обозревая значительно посветлевшее небо. Одновременно, нацепив наушники, прослушивал эфир по поисковому приёмнику. Я лежал рядом со старшиной и с помощью какого-то хитромудрого морского прибора пытался высчитать скорость и пройденное расстояние. Прибор представлял из себя закрытую катушку с циферблатом и поплавком на конце. Поплавок надо было кидать в воду и нажимать кнопку. Поплавок начинал от нас удаляться со скоростью, равнозначной нашему движению. На циферблате выскакивала цифра, означающая нашу скорость. Оставалось только засечь время и считать пройденные мили. Настоящие моряки, те измеряют скорость движения в узлах и расстояние в морских милях. Я к этому ещё не привык, поэтому ещё считал в километрах, приравнивая милю к километру шестистам метрам. Выходило что-то около шести километров в час. Плюс-минус поправки на попутный ветер, время дрейфа и прочее – часа четыре ещё хода морским путём. Высчитав ещё раз и перепроверив себя, я закурил. Хорошо бы не войти в прибрежное течение, которое может вынести нас к обитаемой и охраняемой части острова на южной оконечности. Самолёт-разведчик взлетает в семь утра, сейчас без десяти шесть. С таким ходом вполне успеваем выйти с маршрута пролёта. Катера береговой охраны острова в предполагаемом районе выхода на сушу появляются в четыре утра, в одиннадцать и в семнадцать. Хотя и ходят они достаточно далеко от береговой линии прибрежного района – из-за большого количества прибрежных рифов и мелей. Неблагоприятный район для судохождения и высадки морского десанта. Возле прибрежных скал всего лишь узенькая полоска берега. На эту полосу даже наши хваленые БТР-60 ПБ не выкарабкаются. Вот! Если все пойдёт хорошо, туда мы и высадимся. Запас времени до прохода катера береговой охраны будет час. Тут вариантов два – или дрейфовать, пережидая вне видимости. Но есть одно но! Если на катерах локаторщики работают как положено, то нас смогут засечь как плавсредство. Да и самолёт-разведчик может выйти на нас. Второй вариант – идти полным ходом, пользуясь попутным ветром под полным парусом, и попытаться проскочить в отведённый временной промежуток. Я задумчиво выпустил облачко дыма, растер фильтр в перчатках и выпустил бумажную шелуху в волны. Решено. Полный ход по курсу! Надеюсь, проскочим во временной интервал.
– Командир! Плот технически исправен, давление в камерах нормальное, нигде не травит! – доложил Рыхлый, проводивший на этот раз контрольный осмотр.
– Жилеты, буксировочные фалы как? Вдруг придётся через полосу прибоя вплавь вытаскивать?
– Всё в порядке! Фалы забухтованы, жилеты в рундуках, баллоны не травят, по манометрам давление в норме, десантирование на воду прошло в штатном, за исключением отцепки куполов.
– Сам думаешь – что с замками отцепки было?
– Командира, да откуда я знаю, я же охотника, зверя знаю, рыбу знаю…
– Иван Фёдорович, хватит придуриваться! Мало ли что! Вдруг ещё раз придется этим способом десантироваться, да и другие группы так же пойдут. Мы ведь реально первая группа, которая на боевую в групповом модуле была выведена. Думай, товарищ Рыхлый, ты ведь можешь! Моя командирская голова от расчётов опухла.
– Однако курить разреши, трубку, – совсем не придуриваясь, спросил разрешения Иван.
Он прекрасно знал, что трубки и другие личные вещи, по которым можно определить национальную принадлежность разведчика, строго запрещены. Особисты на контрольном смотре все проверяли очень тщательно, однако Иван всё-таки ухитрился прихватить с собой свою любимую деревянную трубочку. Вот теперь, как товарищ Сталин, начнёт в неё мой любимый «Кэмел» крошить. Ну почему наши особисты не разрешили взять пару пачек горлодёристой махорки?..
Рыхтенкеу вытащил из-за пазухи почерневшую трубочку и, к моему удивлению, оттуда же выудил замшевый кисет. Отлично, три сигареты спасены! Однако хитёр разведчик – ещё и махорку свою умудрился заныкать. Чукча спокойно и ловко забил трубку, балансируя на туго надутом борту. Умял табачок «охотничьей» спичкой, осторожно прикурил, спичку переломал несколько раз и выкинул за борт.
Сидел несколько минут, покачиваясь в такт волнам и щурясь на восходящее солнце. Снял перчатку и опустил руку в воду, подержал на ветру.
– Градусов пять-шесть воздух, да? – переспросил он меня.
– Ну примерно так, – оценил я свои ощущения.
– В самолёте грузовом холодно было: минус большой, самолёт высоту менял, влага, конденсат, мороз, – пружина ослабилась, шпилька намёрзла. Хорошо, что основные вышли, но там замки другие стоят.
А ведь действительно, другие группы десантировали раньше нас, простым парашютным способом на острова. Скорее всего, десантировали на ограниченную площадку с малой высоты. Припоминаю, что краем глаза видел купола. По-моему, были Д-1-5У, у них раскрытие скорее всего было на чехол, самое то на малую высоту. Ну и, естественно, рампа, воздух одной температуры, потом уход на высоту, резкое похолодание и всё такое. Надо всем из группы сказать. Не дай бог вернемся не все, пусть остальные расскажут.
– Я слышал, – вклинился Кузнец, – все принял к сведению.
– Однако Ару поменяю, ещё подумаю, пусть кок чаю сделает, – отозвался Иван и, вынырнув, с другой стороны, палатки, подполз к рулевому Бахраджи.
– Командир, чай надо допивать, термос давай топить не будем, он хороший китайский – мне его на двадцать третье мои дэвушки-поварихи подарили со столовой в Ереване.
Ну вот ещё один! Один трубку с табаком протащил, другой – термос. Пронос на борт самолёта фляжки с коньяком я сам прикрывал, ну а термос-то как? Интересно, вытащит ли Ковалёв из рюкзака шмат с салом, луковицу и бутылочку самогона. Прости меня, дедушка Ленин и дорогой Леонид Ильич, но я, наверное, сейчас поступлю недостойно советского командира. Потому что… да потому что… Кузнец крикнул Бахраджи:
– Ара-джан! Достань сальце с хлебушком! Сам знаешь где…
Группа называется! Два коммуниста, два ударника социалистического труда и третий – моряк, комсомолец, старшина. Если вернёмся, по агентурной подготовке всем пары в журнал боевой подготовки группы забахаю. А может, и не забахаю, всё-таки ловкость и смекалку наши разведчики должны развивать самостоятельно, без всяких понуканий. Так говорит наш командир отряда – подполковник Корабельников! Умный мужик, быть ему генералом. А мне, скорее всего, нет. Командиры групп на большой войне живут от одного до пяти выходов. Редкие везунчики выбиваются в командиры рот. С первого выхода я выкарабкался еле жив. Приду со второго, выполнив задачу, значит стану командиром роты.
Ара подал мне пластиковую кружку с надписью по борту US NAVY, парящую ароматным чаем, и бутерброд – точно такой же, каким закусывали в самолёте, только гораздо больших размеров и с вкраплениями чеснока в шмате сала.
– Кушай командир, чай пей, думай.
– Хороший чай. Спасибо, Ашот! Эх, я вот кофе люблю больше, чем чай.
– Ай, какой я кофе варил у себя в Ереване! В турочке медной, мелко, как порошок, молотый, с корицей, с перчиком, – начал рассказывать Бахраджи, причмокивая губами и одновременно прихлёбывая чай.
– Меня в училище приучили – ещё на первом курсе на стажировке в САВО. У нас тогда полковник Хуссейн, нынешний госсекретарь компартии Ирака, начальником стажировки был. Правда месяц всего, его потом отозвали к себе на родину. Так вот, приедет он на верблюде на дневку группы в пустыне, посмотрит, оценит, объяснит что как…
– Товарищ лейтенант, а что он у нас-то делал? Неужто в СА служил? – подал голос Ковалёв, отрываясь на секунду от кружки чая и бинокля, в который продолжал наблюдать по курсу движения. Свой бутерброд с салом он заглотил в один присест, даже не пережёвывая.
– Лёха, да я откуда знаю?! буду я, ещё желторотый курсант, спрашивать его – что он у нас делает?..
– Ай, командир! Так что он там, товарищ Саддам-то, делал дальше? Кузнец-джан, ты, дорогой, не отвлекайся – пей чай, в бинокль смотри…
Кузнец фыркнул, прихлебнул и продолжил наблюдение.
– Да ничего: достанет вьюк с верблюда, турка у него медная, такая большая, кофемолка старинная, сам намелет кофе из мешочка, сварит, сидит прихлёбывает, нас угощает. Сигары курил, обычаи всякие рассказывал. Форму нашу только на построения одевал. На полевые – в платочке своём с родовым узором в клеточку, в чувяках мягких, штаны балахонистые, куртка такая цвета хаки с карманами. Сидит, сигару курит, кофе хлебает, улыбается. На Сталина похож очень.
– Наш человек, раз на Сталина похож! У меня мой отец всю войну от Гизели под Владикавказом до Праги прошёл, а когда Хрущёв про культ личности на пленуме рассказывать начал – ай, как расстроился, – высказался Ара. – Командир, так что – термос оставляем?