Андрей Величко - Пятая книга
Вот это я и рассказал генералам, теперь уже можно было раскрывать действительное положение дел. Кондратенко посмеялся, а Куропаткин сообщил, что, по его мнению, в Генштабе все-таки есть несколько толковых офицеров, которых он хотел бы видеть в ставке, раз они в Питере не нужны. Я попросил список и пообещал, что пришлю их сюда сразу по возвращении в столицу.
После ставки я слетал в расположенный неподалеку первый истребительный полк РГК, к Полозову. Он так и не поднялся выше комполка, хоть и стал генерал-майором. В основном, конечно, потому, что командовать чем-то большим он и не стремился… Но тут он действительно был на своем месте. Истребительных полков РГК пока было всего два, и формировался третий. Вооружены они были «Стрижами» – машинами, по всем данным на голову превосходящими любой истребитель в мире, и укомплектованы лучшими асами России. Их назначение – обеспечить на любом выбранном командованием участке полное господство в воздухе. Нельзя быть сильным везде, но в ключевых точках – можно и нужно.
Проведя остаток дня у Полозова, утром я вылетел домой, в Гатчину.
Там мне предстояла еще одна важная встреча, и надо было выделить денек на изучение материалов перед ней. Пожалуй, не помешает небольшое уточнение…
При общении с техническими специалистами любого профиля трудностей у меня не возникало – все же базовое образование позволяло довольно быстро вникнуть почти в любую проблему. Но мне предстоял разговор с медиком, причем далеко не последним – а именно с товарищем министра здравоохранения Евгением Сергеевичем Боткиным. Нужно было познакомить его с недавно возникшим у меня подозрением. Дело в том, что я случайно узнал – первые случаи «испанки», пандемия которой разразилась в восемнадцатом году, были зафиксированы еще в девятисотом году! То есть вирус-мутант тогда уже был, а, значит, сейчас он тем более есть. И что, если определяющим фактором в его развитии является не время, а условия? Например, резкое увеличение количества раненых, просто ослабленных голодом и авитаминозом, плюс связанные с войной перемещения огромных масс людей – вдруг именно это подстегнуло лавинообразное распространение вируса? Тогда мы можем получить пандемию не в восемнадцатом году, а в ближайшее же время. Вот об этом я и хотел поговорить с доктором Боткиным.
– Евгений Сергеевич, – сказал я ему после обмена приветствиями, – в преддверии приближающейся войны я хотел поговорить с вами о гриппе – давайте использовать именно это слово, оно более конкретное, чем исторически сложившееся «инфлюэнца». Может, вы порадуете меня какими-нибудь новостями?
– Кое-какие новости есть, – кивнул Боткин, – в частности, вирусную природу гриппа можно считать доказанной. Но почему вас интересует именно это, далеко не самое опасное заболевание?
– Да потому, дорогой доктор, что в моем образовании хотя и имелся ускоренный медицинский курс, преподанный мне дедом, но он был, в общем, непрофильным. Поэтому многие сведения хранились где-то на задворках памяти, я их почти забыл из-за неиспользования в практической деятельности. Но вот недавно вспомнил одно, и оно меня сильно обеспокоило. Речь идет о способности вирусов мутировать. Дед говорил, что она циклична, и наиболее короткой постоянной времени обладает именно вирус гриппа. Она составляет всего чуть больше десяти лет.
– Однако грипп, он же инфлюэнца, описан довольно давно, и особых изменений не видно, – возразил Боткин.
– Давайте я постараюсь рассказать, как мне это представляется, а вы уж потом прикиньте, есть ли тут зерно истины. Итак, вирусы мутируют. Направления мутаций случайны, большинство просто вредные для этого вируса, так что их носители быстро исчезают, не успев закрепить в потомстве свои свойства. Одним из вредных для вируса направлением мутации является повышение ущерба, наносимого им организму-носителю.
– Это как? – заинтересовался Евгений Сергеевич.
– Возьмем для примера обычный грипп, – предложил я. – Зараженный им человек, особенно если он молод и вообще-то здоров, некоторое время переносит болезнь на ногах, кашляя, чихая и чуть ли не плюясь на окружающих, что создает отличные условия для распространения вируса. Потом на несколько дней ложится в постель, и организм справляется с заразой – иногда при помощи медицины, но чаще, увы, вопреки ее усилиям. Потом выздоравливает, то есть может быть использован повторно… А теперь представьте себе, что появилась мутация, при заражении которой человек через несколько часов сваливается в жесточайшем жару, а через сутки умирает. Понятно, что в таких условиях вирусу существенно труднее распространиться, да и люди гораздо серьезнее относятся к карантинным мероприятиям, если болезнь смертельна.
– Постойте, – наморщил лоб Боткин, – что-то такое было в шестом году, только мне не удалось узнать подробностей… А, смерть Думбадзе, ялтинского градоначальника! Тогда, действительно, болезнь развилась до летального исхода менее чем за сутки, и теперь я понимаю, почему вы этим заинтересовались и зачем принимали жесткие меры – опечатывание особняка, изоляция всех близких… Потом, насколько я в курсе, подобных случаев там больше не было.
Произойди подобный разговор лет на десять пораньше, я бы, пожалуй, покраснел, ибо в те далекие времена был моложе и сентиментальней. Потому как единственное, чего я не очень точно знал про поразивший Думбадзе вирус – это был он калибром семь шестьдесят два или же шесть с половиной миллиметров. Понятно, что после такой инфлюэнцы мне пришлось опечатать особняк и на некоторое время изолировать близкий круг знакомств покойного губернатора. А то, что случай остался единичным, говорило об отсутствии идиотов среди окружения усопшего. М-да, степень идеализма милейшего доктора оказалась даже чуть выше, чем предполагалось.
– Как-то оно примерно так, – не стал я углубляться в скользкие подробности, – но это, к счастью, был единичный случай. Однако война может способствовать и массовому распространению этой заразы…
Далее я кратко пересказал свои соображения и подытожил:
– Вам я предлагаю продумать медицинские аспекты, с организационными отлично справится и ваше очаровательное начальство.
Доктор смутился. Дело было в том, что недавно он развелся со своей женой, и теперь его отношения с министром здравоохранения, то есть вдовой героя японской войны и Алексеевского перехода генерал-адмирала Алексея Александровича, княгиней Ольгой Романовой-Оболенской, уверенно шли к свадьбе. В здешней России не было никаких законодательных ограничений на нахождение близких родственников в подчинении друг у друга, вопросы решались в рабочем порядке. И в данном случае я не видел в грядущей семейственности ничего плохого.
– И вот еще что, – я вытащил из стола аптечную банку с таблетками. – Получено и будет получаться из источника, сведения о котором абсолютно секретны – ну, вы понимаете.
Доктор действительно слышал от Ольги, что, согласно последним данным науки, существуют параллельные миры. И связь с одним из них может устанавливать канцлер – правда, это сопряжено с очень большими трудностями.
– Это ремантадин, – пояснил я, – средство для профилактики гриппа, помогает также и на начальных стадиях заболевания. Вот документы, тут все про применение и кое-что про состав и способ получения. Нагрузите этой темой две исследовательских группы – одна пусть проведет клинические испытания, а другая, даже скорее не группа, а хорошо оснащенная лаборатория, пусть изучит вопрос о возможности и у нас производства чего-нибудь подобного. И, наконец, последнее на сегодня… Скоро будет опубликован мой указ об усилении ответственности за спекуляцию в военное время. Так вот, по поводу ремантадина там будет только одна мера пресечения – расстрел. Потому что продавец, скажем, георгиума или стрептоцида может в принципе и распродавать каким-либо образом оставшиеся у него с мирного времени запасы. Это тоже не очень хорошо, однако на пулю в затылок не тянет. Но с ремантадином такое невозможно, и я заранее ставлю в известность, что исключений из только что озвученного правила не будет. Так что предупредите, пожалуйста, ваших сотрудников. Впрочем, их и госпожа министр тоже предупредит, это ее прямая обязанность.
Глава 4
Первого числа каждого месяца я представлял императору краткий обзор международной обстановки, какой она виделась с моей колокольни. Вот и теперь, тридцать первого мая одиннадцатого года, передо мной лежала очередная бумага, которую следовало в последний раз просмотреть перед отправкой в Зимний. Вообще-то Гошу сейчас интересовало не столько ее содержание, сколько характер – то есть она последняя, предпоследняя или предпредпоследняя из мирных, но это было уже предметом отдельного доклада, а в этом описывалась примерно такое положение дел.
