Самохин Геннадьевич - Спекулянтка
Узкая улочка петляла среди одноэтажных домов, крытых потемневшей дранкой, и выводила на небольшую площадь, окруженную по периметру торговыми рядами. Дубовая, обитая по краям кованым железом, дверь со скрипом распахнулась, и в меняльную лавку уверенно вошел богато одетый молодой купец. Лазоревый камчатный кафтан был опоясан шелковым персидским кушаком, из-за которого выглядывал черкесский клинок в черных ножнах, оправленных серебром. Золоченные турецкие пуговицы в тон подходили желтым сафьяновым сапогам.
– Что пожелает пан? – в угодливой улыбке расплылся Соломон Иоселевич, безошибочно учуяв выгодного клиента.
– Мне нужна ссуда на месяц, – холодно обронил вошедший. Зеленые глаза высокомерно сощурились. – Основной обоз еще не прибыл из Литвы, а мне необходимо выехать за новым товаром.
– Сколько вы хотите одолжить? – деловито осведомился ростовщик.
– Пятьсот рублей.
– Немалые деньги, – констатировал Иоселевич. – Потребуется залог.
– Семь дюжин бочек оливкового масла устроит?
– Мне необходимо удостовериться.
– Склад находится поблизости.
В полумраке каменного амбара, освещаемого одиноким факелом, в ряд выстроились дубовые бочки, с выжженными на округлых боках иноземными клеймами. Меняла с трудом выдернул пробку и опустил в горловину выструганную сосновую палочку. Со светлого дерева тягуче потекли золотистые капли. Облизнув языком палочку, Соломон удовлетворенно кивнул головой:
– Превосходный вкус. Если хотите, я могу выкупить все.
Молодой купец на секунду замялся, обдумывая заманчивое предложение, и с явным сожалением развел руками:
– Не могу, почтенный. Товар редкий, его ждут в Петербурге.
Нет, так нет. Меняла безразлично пожал плечами и пригласил солидного торговца пройти обратно в лавку. Мелькнувшую было мысль о странном маршруте, он тут же отбросил, не сочтя достойной внимания. В конце концов, это не его дело – московиты хитры и изворотливы, и находят свою выгоду подчас самыми неожиданными путями.
– Куда вы отправляетесь за товаром?
– В Бахчисарай.
– Могу предложить не рубли, а талеры.
Поверх приготовленного договора, лежащего на столе в меняльной конторе, появилась стопочка блестящих монет голландской чеканки.
– Левкоевские? – зло усмехнулся купец и добавил непонятную фразу: – Ищи лохов на Привозе!
Хитрые голландцы выпустили специальную серию талеров из низкопробного серебра для торговли с арабскими странами. Достаточно часто их использовали и в Восточной Европе.
– Поставьте подпись вот здесь, – торопливо сменил тему ростовщик и указал пальцем на строчку. Не удалось обжулить в этот раз, получится в другой. В обмен на ключи от складского амбара он бережно и неторопливо отсчитал серебряные монеты с профилем российской императрицы. Удачный день, щедрый клиент. Что еще нужно для счастья бедному еврею?
***– Пся крев! Данила, друже, обдурить жида не удавалось даже епископу!
Пан Ляшко гулко захохотал на весь трактир, отложив на время превращение поросенка в груду костей. Лисица поперхнулся пивом, и сидел с выпученными глазами, с трудом сдерживая приступы смеха. Наконец, протолкнув в глотку добрый глоток рвущейся наружу жидкости, он задал нетерпеливый вопрос:
– Как ты удумал такое?
– Физику надо было в школе учить, а не по шинкам шляться – последовал туманный ответ. Продолжение было еще непонятней: – Плотность масла меньше чем у воды, поэтому оно всегда всплывает на поверхность.
Запорожцы понимающее переглянулись: только что их друг-колдун произнес очередной заговор.
– А если бы палочка оказалась длинней? – поинтересовался ясновельможный пан. – Что тогда?
– Ничего, – пожал плечами Палий. – Дерево, проходя сквозь верхние слои, пропитывается маслом, и вода к нему не пристает. Результат был бы тот же самый.
Мудреная речь характерника была понята лишь отчасти, но общий смысл казаки уловили и вновь расхохотались, пугая немногочисленных посетителей трактира. Бондарь Ивашка, кум Лисицы, сидел с мрачным лицом и участия в общем веселье не принимал. Мучивший его вопрос он задал после третьей чарки огненной горилки.
– Соломон подаст жалобу в войсковой суд.
– О чем? – насмешливо поинтересовался Данила.
– Как это о чем? – в свою очередь удивился кум и пояснил: – В бочках вместо масла вода.
– Но масло там есть?
– И что? – продолжал недоумевать Ивашка.
– В договоре записано, что бочки с маслом. Масло в них есть. Какие проблемы?
– Что напишет писака, не слижет и собака, – к месту вставил казачью поговорку Лисица.
Заржали все, в том числе и мрачный бондарь. Праздничное застолье продолжалось до полуночи, а утро трое запорожцев встретили в Диком поле. На закате третьего дня, заплатив положенные пошлины в крепости Ор, проехали Перекоп. Пыльная дорога, заполненная купеческими повозками и угрюмо бредущими пленниками, привела друзей до ворот Кафы. Оставалось выяснить судьбу невольниц…
Мурза Кель-Селим, проходя мимо развалин медресе, привычно помянул шайтана и его ближайшего родственника кошевого атамана Ивана Серко, во время набега которого и было разрушено мусульманское духовное училище. Правильно гласит сура Корана – к сожалению, благочестивый мурза не помнил какая именно – не стоит поминать нечистого всуе. Ненавистные гяуры внезапно скользнули из тени раскидистой пальмы и через мгновенье, обливающийся липким потом страха Кель-Селим лежал на холодном каменном полу со связанными руками и вонючим комком прелой верблюжьей кошмы во рту.
Храбрый потомок славного крымского рода приготовился с молчаливым достоинством отправиться в райские сады, но отрезанное ухо и вылетевшие зубы внесли изменения в первоначальные планы. Внезапно захотелось жить. Извлеченный из котомки кусок свиного сала и клятвенное обещание гяура с зелеными глазами забить его в глотку, сами собой развязали прикушенный от боли язык. Тускло сверкнувший под лунным светом булатный клинок с рукоятью из рыбьего зуба оставил прощальную улыбку на жирной шее правоверного мурзы.
– Сховаем под камнями? – деловито осведомился Лисица, вытирая кинжал о бездыханное тело.
– Пусть лежит, – ответил Палий. – Покойный слишком любил деньги.
В воздухе блеснула серебрянная монета. Сильные пальцы раздвинули челюсть и вставили новенький рубль в сжатые предсмертной судорогой остатки зубов.
– Холера ясна! – четко обозначил проблему пан Ляшко.
– Грошей мало, – согласился с ним Лисица.
Сумма выкупа оказалась совершенно иной, нежели ранее представлялось запорожцам. Данила задумался на секунду и задал неожиданный вопрос:
– У пана маршалка ты, друже, войсковым господарством ведал?
– То есть так, – подтвердил бывший интендант панцирной конницы.
– Где ближайшая страховая компания находится, знаешь?
Пан Ляшко недоуменно взглянул на товарища, яростно почесал в затылке и осторожно ответил:
– То в Варшаве, проше пана. Це дерьмо известное.
С оценкой деятельности страховщиков Палий – по неведомым причинам! – был полностью согласен, но вслух сказал иное. Прозвучало задумчиво:
– Дерьмо, так дерьмо. Это тоже деньги.
Запорожцы спорить с голдовником не стали – ему видней.
– Будем кидать? – оживился Лисица, удачно ввернув понравившееся ему новое выражение.
– Будем, – кивнул Данила.
– На сколько?
– Тысяч на пять. Или десять. Хватит с лихвой.
Сказано было небрежно. Названная цифра представлялась вполне достаточной для выкупа любимой. О том, что в колоде европейской политики появился новый джокер, молодому запорожцу известно не было.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Легкий экипаж пролетел по Диван йолу от султанского дворца Топкапы, сооруженного на площади, где когда-то находился древний акрополь Византия, в сторону Андрианопольских ворот и повернул на северный берег Золотого Рога – в Галату, район иностранных посольств. Пугая разжиревших голубей, коляска лихо притормозила перед особняком, отстроенным в вычурном стиле "лалэ". Сухощавый смуглолицый аскери торопливым шагом пересек обширный ухоженный парк – уменьшенную копию версальского – и взбежал по каменным ступеням резиденции французского представительства.
– Срочное послание от эфенди Салима-оглы.
Тайный агент кефинского асес-баши – начальника уголовной полиции – достал из кармана свиток, запечатанный сургучом, и передал его секретарю посольства.
– Больше он ничего не передавал?
Ив Костилье ловким движением фокусника материализовал в руках глухо звякнувший кошель и вопросительно взглянул на стамбульского чиновника.
– Люди фон Рексина что-то вынюхивали, – нехотя выдавил аскери. Профессия шпиона наложила свой отпечаток на османского подданного – речь его была лишена обычных для Востока витиеватых изысков.
