Глеб Дойников - «Все по местам!» Возвращение «Варяга»

— Поначалу да, но… Знаете, я не перестаю восхищаться Того. Он опять, как в истории с блокировкой фарватера, чуть не превратил поражение в победу! Он начал отходить в сторону моря на 16 узлах. Макаров погнался за ним четырьмя скоростными броненосцами…

— А «Баян»? — снова перебил рассказчика Руднев. — Почему «Баян» не пошел с броненосцами? С его броней мог бы и поучаствовать разок в линии…

— Он с тройкой «Соколов»[5] пошел на острова Эллиота, там, по слухам, у японцев маневренная база. Вот его Степан Осипович туда и отослал, шороху навести. Так или иначе — «Баян» в бою не участвовал. Так вот, через несколько часов, когда «Цесаревич», «Ретвизан», «Победа» и «Пересвет» оторвались от тройки «Полтав», Того развернулся на Макарова. Я не видел, чем там все закончилось — мне надо было гнаться за транспортом, и я ушел за горизонт. Но «Пересвет» выходил из боя с креном еще на моих глазах! Правда, несколько попаданий в японские броненосцы я тоже разглядел, а там вроде и «Полтавы» подоспели.

— А чем наши крейсера занимались? — ревниво поинтересовался действиями коллег Степанов.

— «Аскольд» с «Палладой» гоняли пару японских крейсеров. Собачек, кстати, я там не видел, тоже к вам ушли? — поинтересовался Римский-Корсаков.

— Было дело, одну, кстати, уже и не увидите, если только жабры не отрастите, — под довольный смех варяжцев прокомментировал руководивший погрузкой на миноносец угля Кирилл, — а кто тогда у вас был из крейсеров?

— «Сума», «Нийтака», пара антиквариата — «Мацусимы» и «Акацусима» я имею в виду. «Аскольду» с «Палладой» вполне под силу, так что «Новик» с миноносцами ушел добивать транспорты, которые на берег выбрасывались.

— Вот только насчет «Нийтаки» вы погорячились — она позавчера была у Сунгарского пролива, — поправил миноносника Степанов, — и чем там у крейсеров все кончилось?

— Понятия не имею, — выразительно пожал плечами смертельно уставший командир миноносца, которому в последние двое суток удалось поспать аж три часа, — когда я ушел от места основного боя, у них еще только все начиналось. Японские крейсера отходили в строе пеленга, наши гнались за ними. А «Нийтаку» я видел с 20 кабельтовых еще утром. Если вы мне можете назвать другой японский трехтрубный бронепалубник с 6-дюймовой артиллерией — будьте любезны.

— Ну а как тогда я мог эту же самую «Нийтаку» видеть в тысяче миль от Порт-Артура в тот же день? Тоже, кстати, с 25 кабельтовых и тоже трехтрубную. Может, все же вы «Тацуту» за нее приняли в суматохе?

— Нет, — отрезал Римский-Корсаков, — она по мне всем бортом отстрелялась, четыре всплеска от снарядов среднего калибра. А у «Тацуты» только пара 120 миллиметров, нос и корма. Да и всплеск 120 миллиметров от 6-дюймового я смогу отличить — богатая практика в последние пару месяцев, знаете ли.

— Господа, не ссорьтесь, — как обычно бесцеремонно встрял в разговор Руднев, — просто теперь мы точно знаем, что однотипный с «Нийтакой» крейсер «Цусима» вошел в строй. Ладно, как перекидаем тонн десять, ночь вам пережить хватит, держитесь в кильватере или на левой раковине. Идем во Владивосток, а там вам придется вступить в командование всеми дестроерами Владивостокской эскадры.

— То есть «Беспощадным»? — недоуменно спросил Римский-Корсаков, прекрасно знающий, что эсминцев во Владивостоке НЕТ.

— Ну, им и еще одним — трофейным. Я думаю, ему подойдет имя «Восходящий»: он все же, как ни крути — подарок от Страны восходящего солнца. — Руднев переждал смешки на мостиках «Варяга» и «Беспощадного». — Мне тут, глядя на ваше доблестное бегство от трех миноносцев противника, пришла в голову интересная подлость… Эх, знать бы, чем сейчас занимается Камимура, купится он на нашу хитрость или нет? Если нет, то «Ослябе» с «Авророй» ой как солоно придется. Ладно, господа товарищи — солнце уже практически село, сворачиваем погрузку и трогаем во Владивосток.

Глава 2

ВЗГЛЯД ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ

Вице-адмирал Хиконодзе Камимура находился в новом для себя состоянии духа. Ему, пожалуй, даже не было названия в словаре самураев, ибо им не пристало быть ни взбешенными, ни растерянными. Увы, по результатам боя с Владивостокской эскадрой ему волей-неволей пришлось осваивать новые оттенки чувств и эмоций. Которые, казалось, были прочно позабыты и оставлены в детстве и юности.

Самое забавное, что поначалу он искренне считал победителем себя. Примерно с момента разворота русских. Он тогда даже развернулся на появившиеся на горизонте дымы. Он планировал силой трех неповрежденных крейсеров добить прорвавшийся мимо броненосцев «Ослябю» и утереть нос любимчикам всей Японии из первого боевого отряда. Но вместо русского броненосца (который он сам скорее считал броненосным крейсером, немногим более сильным, чем любой из крейсеров его отряда) из-за горизонта выползли два стареньких трампа… Решив, что честь утопления «Осляби» досталась броненосцам контр-адмирала Девы, Камимура приказал экономичным ходом идти на срочный ремонт и бункеровку в ближайший порт Хакодате. Он был уверен, что ни один из кораблей отряда не поврежден сильнее его «Идзумо». Да, ему, конечно, доложили о взрыве на «Якумо» и о попадании в «Токиву», но он не мог представить, в каком именно состоянии находились эти крейсера. До момента, пока уже на траверсе Хакодате «Якумо» не поднял сигнал «Не могу управляться. Терплю бедствие. Просьба сбавить ход». Зная командира крейсера, капитана первого ранга Мацучи, Камимура не на шутку переполошился. Этот, даже по меркам невозмутимых самураев, убийственно спокойный флегматик никогда не стал бы поднимать такие сигналы без крайней на то необходимости. Выйдя из строя влево и сбавив ход до пяти узлов, «Идзумо» последовательно пропустил мимо себя крейсера эскадры один за одним. Только сейчас командующему стало очевидно, во что обошлось сражение его кораблям. Если «Адзума» и «Ивате» выглядели почти не поврежденными, то когда «Идзумо» поравнялся с «Токива», на его мостике и верхней палубе, заполненной матросами, воцарилась мертвая тишина. У крейсера отсутствовала половина бронеплит левого борта (один из выпущенных практически наудачу 8-дюймовых снарядов с поврежденного и отстающего от боя «Рюрика» пробил крышу верхнего каземата 6-дюймового орудия и вызвал цепь детонаций складированных у казематных орудий обоих ярусов снарядов). А попавший в последней фазе боя в образовавшуюся огромную пробоину русский 6-дюймовый снаряд разнес внутренние перегородки и позволял, по словам британского наблюдателя Пекинхема, «видеть крейсер практически насквозь». Впрочем, хотя на восстановление боеспособности крейсера и требовалась теперь пара месяцев самой напряженной работы, на которую только был способен судоремонт Японии, «Токива» мог быть отремонтирован в Сасебо. В полном объеме и без потери боевой мощи запас шестидюймовых орудий в Японии был. Да и тонуть он явно не собирался: все повреждения были гораздо выше ватерлинии.

С «Якумо» дела обстояли гораздо хуже. Этот крейсер стал главной мишенью для единственного в бою у Кадзимы 10-дюймового орудия. Сейчас он медленно садился кормой и, по выражению главного любителя хайку на «Идзумо», лейтенанта Хайкоси, «подобно усталой лошади прилегал на левый борт». Даже одно попадание 10-дюймового снаряда в сам «Идзумо», в начале боя с запредельной дистанции в 55 кабельтов, привело к затоплениям угольных ям правого борта (снаряд попал в ЛЕВЫЙ борт, прошел почти сквозь весь корабль и взорвался уже у правого борта, расшатав и почти вырвав бронеплиты, не рассчитанные на удары изнутри корабля). Несчастный «Якумо» получил ЧЕТЫРЕ таких снаряда только в корпус, причем с гораздо более близкой дистанции. Особенно опасным были второе и последнее попадания. Одним была уничтожена кормовая башня главного калибра, причем тогда от взрыва погребов и встречи с богами корабль спасла только консервативная предусмотрительность немецких конструкторов. Последний подарок с «Корейца», полученный уже в конце боя, сделал пробоину в бронепоясе в корме ниже ватерлинии. Это-то попадание, выбившее «Якумо» из строя во второй раз на десять минут, и было причиной пестрого набора сигналов бедствия. Покореженные взрывом снаряда внутри корабля переборки сдавали одна за одной, несмотря на все усилия аварийных партий по их подкреплению подручными средствами. Водоотливные средства работали на полную мощность, но вода прибывала быстрее, чем ее успевали откачивать. При этом борта крейсера, там, где они не были прикрыты броней, пестрели пробоинами от неожиданно многочисленных и скорострельных 8-дюймовок «Рюрика». Они же, вкупе с орудиями калибра шесть дюймов, снесли с верхней палубы все, что было не прикрыто броней. Если бы «Якумо» сел кормой еще на метр-полтора, он неминуемо уходил на дно. Спасла крейсер только остановка и посылка дополнительных аварийных партий с «Адзумы» и «Ивате». Да еще интересное предложение одного из офицеров «Идзумо». Тот когда-то давно, когда русские корабли еще регулярно заходили в Японию на ремонт, подглядел, как русские практикуются в заделке пробоин ниже ватерлинии. Они использовали для этого кусок брезента, называемый «пластырем», который накладывался на пробоину и прижимался к ней давлением воды. Импровизированный пластырь, сделанный из чехла орудия главного калибра, был наложен на пробоину и снизил поступление воды до уровня, с которым смогли бороться корабельные помпы. Кое-как корабль удалось довести до дока.