Василий Сахаров - Степные Волки (СИ)

— Нет, Конрад, — голос призрака был печален. — Это не в моих силах. Кроме меня тебя прокляли все те, кого ты выдал рахам на смерть. Их тысячи, многие тысячи женщин и детей, которых принесли в жертву Ятгве. Алтари несколько дней не высыхали от крови, и каждый из тех, кто там умирал, проклял тебя и весь твой род. Но все еще сильна была твоя удача, да только она иссякла. Понимаю, почему ты прикарманил себе казну дромов. Понимаю, зачем ты выдал меня. Но ведь никто не заставлял тебя выдавать на смерть беженцев. Ты спас сына и жену, но погубил свой народ. Твоя жена понимала, какой ценой и благодаря чему она осталась жива. Поэтому и угасла как свеча, прикрывая твое клятвопреступление своей жизнью.

Герцог скатился с кровати и, став на колени перед духом давно умершего вождя Воителей, прошептал:

— Дети, Булан. Есть дети. Пусть это зачтется мне. Булан, еще есть возможность что–то исправить. Но я должен жить.

— Дети, — призрак горько засмеялся. — Их осталось чуть больше сотни, а была полная тысяча. У этих юных дромов свой путь и как они его пройдут, зависит только от них самих. Пусть они уже через многое прошли: испытали холод, голод, унижения. А впереди, их ждет еще больше. Никто из богов не будет помогать им впрямую, ибо не ведают они богов, ни своих, ни чужих. Но именно они решат судьбу Штангорда, принесут гибель твоему народу или спасение. А тебе осталось жить всего один час, и распорядись временем с умом. Все, что я хотел тебе сказать, сказано, и мое время в мире живых, ограничено. Прощай, Конрад. Мы больше не встретимся, ибо у каждого свое место после смерти, свой рай и свое пекло.

Призрак Булана, все той же темной кляксой, скользнул в угол, из которого вышел в мир живых, а затем раздался резкий хлопок воздуха и он исчез.

Герцог Конрад упал на пол и кулаки его, бессильно ударяли в бездушные восточные ковры, которые покрывали каменный пол. А потом он поднял голову к потолку и прокричал:

— Боги! За что!? Пусть я виновен, так покарайте меня одного! Но почему должен погибнуть мой народ и моя кровь!?

Ответа не было. Зато в опочивальню, с обнаженным оружием в руках, влетели охранявшие покой герцога стражники.

— Что случилось, ваше сиятельство? — склонился над герцогом капитан дежурной смены. — Может быть, вызвать врача?

— К бесам всех врачей! — выкрикнул герцог. — Моего сына сюда, живо! И верховного жреца бога Белгора!

Стражники унеслись разыскивать жреца и молодого герцога, а по замку разнеслось:

— Герцог смертельно болен! Война! Пожар! К оружию! Измена! Стража, на помощь герцогу! Скорее врача!

Конрад понимал, что он находится в своем уме и памяти. Поэтому знал, что призрак Булана не морок, насланный неведомым колдуном. А еще он чувствовал, как по каплям, жизнь покидает его. Минута проходила за минутой, ничего уже не изменить, но именно в этот момент Конрад окончательно успокоился. После чего герцог смог собраться с мыслями и решить для себя, что нужно сделать и сказать перед смертью.

Верховный жрец Белгора достопочтенный Хайнтли Дортрас вошел первым. А за ним по пятам в опочивальню влетел единственный сын герцога и его наследник, будущий Конрад Четвертый. Наконец, люди, которых герцог вызывал, прибыли на его зов.

— Что случилось, милорд? — спросил жрец.

— В чем дело, отец? — вторил ему сын герцога.

— Всем покинуть спальню! — скомандовал Конрад Третий, и когда стража, а так же все же вызванный придворный лекарь, покинули опочивальню, сел на свое ложе и усталым голосом сказал: — Присаживайтесь, у нас есть полчаса, и я должен многое поведать.

Жрец и сын герцога расположились в креслах и Конрад начал свой рассказ:

— Это случилось еще до твоего рождения, — герцог взглянул на сына. — После того как бордзу получили отпор в Фергоне, они собрали все свои силы и рванулись на Вольные Герцогства. Первым пал Ангрил, вторым Перенгар, третьими на очереди были мы. Бордзу были сильными и суровыми бойцами, и огромная орда смела бы нас с доски истории, словно пушинку. Нам требовались союзники и единственные, кто мог дать отпор захватчикам, оказались дромы. Поэтому я попросил кагана Бравлина оказать нам помощь, и он не отказал.

Войска каганата пришли на помощь и бордзу были истреблены. После чего они отступили в пустыню, из которой вышли в мир, и с тех пор не появлялись в наших пределах. Прошло время, в каганате воцарились рахи, и я, следуя своей клятве, оказал посильную помощь дромским беженцам. А потом родился ты — мой первенец, и предательством рахи смогли захватить твою мать с тебя в заложники. Они выдвинули всего одно требование — выдать всех степных воинов. И что мне оставалось делать? Я стал предателем.

Герцог сильно закашлялся, но быстро справился с собой и смог продолжить рассказ:

— Мне было страшно и даже когда вас вернули, то и тогда я боялся. А все потому, что считал — проблема дромов не исчезла, и они могут навлечь несчастье на наш народ, на меня и мою семью. Это сейчас понимаю, что был неправ. Но тогда я принял жесткое решение, и все беженцы были изгнаны за пределы моего герцогства.

Конечно же, большую часть несчастных изгнанников тут же захватили рахи и принесли в жертву своему богу. И остались только малолетние дети гвардейцев, о которых я забыл. А когда прошла зима, и я пришел в ужас от того, что натворил, менять что–либо было поздно. Дромы погибли, а из детей гвардейцев мало кто пережил лютые холода. Ну, а потом была война с рахами, и мое войско, не имея поддержки степняков, два раза было разбито наголову. После чего я посчитал, что искупил свою вину кровью наших воинов. Однако это не так и пришел мой час.

— Милорд, — голос жреца был спокоен. — Вы в полном здравии. И с чего решили, что умираете?

— За мной приходил посланец богов и время мое на исходе. Ты знаешь, что это значит, и ошибки нет. Поэтому слушайте мою последнюю волю. Ибо именно вы должны уберечь наш народ от беды, а она неминуема. И сейчас, находясь при смерти, я вижу это очень отчетливо. Вся золотая казна, которая осталось от дромов, хранится в подвале моего замка, в тайнике под статуей Белгора — в старом святилище. Но это не важно. Главнее иное — дети дромов. Не смейте вмешиваться в их судьбу, никак. А только внимательно следите за ними. Они пойдут по жизни разными путями, а вы следуйте за ними, и кто–то из них пойдет дорогой сопротивления рахам. Этим будет нужна помощь, и вы ее окажете. И возможно тогда данным поступком будет искуплено мое позорное предательство и клятвопреступление, а проклятие спадет с нашего народа.

— Мы все сделаем, отец! — запальчиво вскрикнул наследник герцога.

— Да будет так, — согласился с великим герцогом жрец.

Конрад Третий встал, медленно подошел к окну и увидел, как над Штангордом занимается рассвет. Это был его последний рассвет, и он хотел сказать об этом сыну. Однако, набрав в легкие воздуха, герцог не смог выдохнуть. Сначала он побледнел, потом его лицо налилось кровью, и он рванул ворот ночной рубашки. А затем Конрад Третий замертво рухнул на пол.

— Врача сюда, быстрей! — закричал его сын, но отец этого уже не слышал.

Верховный жрец Белгора встал над правителем, произнес короткую молитву и удалился. Герцог умер, но есть его смена и жизнь продолжалась. А заботы духовного проводника целого народа в мрачном царстве земного бытия, с Хайнтли Дортраса никто не снимал. Он сделал, что положено, и в храме попросит Белгора простить покойного герцога. А более он ничего не мог. С погребением герцога справятся без него, а он должен озаботиться последней волей умершего, попытаться сделать хоть что–то для спасения Штангорда и его жителей от неведомой угрозы. Боги большие шутники, любят поиграть людьми, и если сказано их посланцем, что спасение герцогства возможно, руки опускать нельзя и надо делами искупить вину покойного правителя.

Глава 4

— Вот одного я никак не пойму, — Звенислав толкнул меня в бок.

— Чего? — я покосился на него.

— Почему ты не согласился принять помощь Кривого Руга? Сейчас бы не пришлось торчать здесь на холоде и ждать этих скотов, Матео и Гильома. Что если у нас ничего не получится?

— Справимся, — коротко ответил я.

Звенислав шмыгнул носом и слегка дрожащим голосом сказал:

— У головорезов Кривого Руга получилось бы лучше.

— Звенислав, свои проблемы решим сами. Я этого гада Матео, сколько себя помню, всегда ненавидел. Подумай про Сияну. Вспомни, как Матео тебя кнутом бил. А еще про могилки наших приютских, которые вдоль забора похоронены. Или забудешь, словно не было ничего?

— Не дави на меня, Пламен, я ничего не забыл, — пробурчал он. — И гада этого, не меньше твоего ненавижу, но сомневаюсь.

— Говорят, в первый раз всегда так…

— Кто говорит?

— Люди, кто же еще, собаки пока разговаривать не умеют.

Такой беспредметный разговор мы вели третий час подряд. Как обычно, Матео и Гильом, у которых сегодня выходной, отправились в кабак. Кстати, для заведения, где они обычно проводили время, даже это название слишком громкое. Правильней называть его шалманом или притоном для мелких воришек.