Евгений Красницкий - Женское оружие
Во время беседы священника и ратнинского десятника Аринка несколько раз как бы случайно прошла мимо. Сначала-то разговор вроде был понятен: батюшка деликатно намекал на десятину с захваченной добычи, но потом… Нет, видно, не зря Лука носил прозвище Говорун! Он все говорил, говорил, говорил, отцу Геронтию все реже удавалось вставлять в разговор хоть словечко, а сама беседа отклонялась в разные, порой совершенно неожиданные стороны – Лука даже что-то чертил прутиком на земле. В конце концов лицо священника начало приобретать какое-то туповато-сонное выражение, и удалялся он после окончания беседы походкой несколько нетвердой. Хоть и трезв был совершенно.
– И скаредность у них, увы, удручающая, – продолжал между тем вздыхать отец Геронтий. – Я понимаю, десятина… у них свой приход есть, свой храм, свой пастырь, но молебен-то благодарственный за одоление супостата могли бы и заказать. Ты бы, вдовица, намекнула их начальным людям.
– Намекну, отче. Не знаю, прислушаются ли, но намекну.
«Ага, делать мне боле нечего, как о твоем прибытке печься. Нешто у меня совсем ума нет, в таком деле мужам в глаза лезть? Только шуганут – и правы будут. Сам уж старайся, отче, ты это хорошо умеешь…»
– А с хозяйством что думаешь делать? Братец-то твой молод еще, управится ли? Или сама вознамерилась?
– Да уж и не знаю, отче. Тягота-то какая… С братом надо переговорить, у знающих людей совета спросить…
– Истинно, истинно, вдовица. У знающих людей, да не просто знающих, а к тебе и к твоему семейству душевно благорасположенных, кто дурного не посоветует.
«У тебя, что ли? Ты советовать любишь…»
А святой отец явно клонил к чему-то:
– Однако же не забывай, батюшка твой, Царствие ему Небесное, пожелал, чтобы братец твой выучился, а воля покойного священна. Учебу Григорию бросать не след. А тебе самой такое хозяйство из разрухи поднимать… Мыслимо ли?
«Ой, отче, что-то ты сам себе перечишь… то люди они странные и подозрительные, а то – учебу брату бросать не след… Учится-то он как раз у этих «странных и подозрительных»… Не желаешь, чтобы Гринька тут оставался? Почему, интересно? И к чему ты меня подводишь-то? Хочешь, чтобы я сама спросила? Спрошу…»
– Ой, батюшка, за хлопотами-то и подумать о том еще не успела. Гриша-то молод совсем, неопытен. Может, ты мне что подскажешь?
И сразу поняла – отец Геронтий только того и ждал. Ради этого и весь разговор затеял, похоже:
– А не продать ли вам и усадьбу, и дело купеческое? Выучится Григорий, будет с чем свою торговлю начать. Ты подумай, желающие откупить найдутся. А я прослежу, чтобы вас не обидели.
«Это что же за желающие такие? У нас в селе никто не сможет. Со стороны кто-то? Неужто сторонние люди про нашу беду уже проведать успели?»
– С решением не тороплю, но ты подумай, подумай…
Ближе к вечеру, когда вымотанная тяжелым днем Аринка мечтала только добраться до постели и не знала еще, где ту постель для себя и сестренок пристроить, к ней подошел Ленька.
– Арин, ты как, на ногах еще держишься?
– Вроде стою пока. А в чем дело? Стряслось еще что?
– Да нет, ничего не случилось. Поговорить тебя зовут.
– Кто?
– Свои все: мы с Гришкой, наш урядник Петр и Михайла. Он тебя позвать и велел.
Незадолго до этого Аринка видела, как Михайла долго и серьезно обсуждал что-то с десятником Лукой, Осьмой и Андреем Немым. Видимо, они что-то решили, и теперь старшина Младшей стражи собирался рассказать об этом семейству Григория. Удивительно только было, что и ее, бабу, на совет пригласили. Хотя отроки все-таки, не взрослые мужи, и опыт Гриньки не шел ни в какое сравнение со знанием жизни Арины, успевшей побывать замужем за туровским купцом, да и разница в возрасте в шесть с лишним лет – тоже не пустяк.
– Значит, так, други любезные, – начал Михайла, дождавшись, пока Арина скромно пристроится с краешку, – не простые тати на вас напали. На вас, на вас, не удивляйтесь. Целью их было не село, а именно ваша усадьба, а остальным так, заодно уж досталось. Почему? А скажи-ка, Петя, с чего это батюшка твой послал тебя учиться водить обозы по суше, хотя главная торговля у нас всегда по рекам идет?
– Ну так по рекам-то все торгуют, иной раз на воде толкотня бывает, как на торжище. А всякому желательно торговать так, чтобы других купцов рядом не было. Оно и выгоднее, и спокойнее. Вот батюшка и измыслил ставить в конце водного пути острожек, запасать там товар и вести торговлю вдаль от воды из этого острожка. А для этого надо обозы по суше водить.
– А теперь ты, Гриша. Не тем ли самым занимался батюшка твой через свой постоялый двор?
– Ну не точно так, но похоже. Тут ведь какая хитрость была. – Григорий немного поколебался, но все-таки решился рассказать. – Примерно в неделе пути от нас, а может, днях в десяти кончаются Туровские земли и начинаются Киевские. Удобного водного пути к ним нет, и киевские купцы туда не добираются – далеко, да и не выгодно.
– Ага, а если нет купцов, то нет и княжеских мытников! – Михайла понимающе усмехнулся и неожиданно вперился взглядом в лицо Арины. – Так?
Она от неожиданности сначала кивнула головой в ответ, а потом уже подумала, что, может быть, признаваться в этом и не стоило. Михайла же, пробормотав непонятное слово «контрабанда», заговорил вроде бы совсем о другом:
– Мы с десятником Лукой и наставником Андреем коней и доспех татей внимательно рассмотрели. Очень интересная вещь получается: большая их часть – те, что на телегах приехали, – обычные разбойники, а вот те, что верхами заявились, больно уж ухожены, не на татей, а на дружинников похожи, либо княжьих, либо боярских. Вот и заинтересовались мы: чьи же это дружинники тут у вас разбоем занимались? Кто и для чего их на такое дело послал? Ну кто что по этому поводу думает?
Аринка вежливо подождала, пока выскажутся отроки, но мужская часть совета молчала, и она тихо спросила:
– Выходит, в сговоре они были?
– Верно. А в чем смысл этого сговора?
– Ну не знаю… неужто мы кому дорогу перешли? Не верится что-то.
– Понимаю. – Михайла согласно покивал головой. – В плохое всегда с трудом верится. Ну что ж, придется мне кое-что вам объяснить. Для вас тати – воплощение зла; какое б зверство они ни совершили, вас это может испугать, разозлить, возмутить, но не удивить. Тати – они тати и есть, и добра от них ждать нельзя. Для самих же злодеев все это выглядит совсем иначе. Для них грабеж – это работа. Работа лихая, но трудная и опасная, требующая умения и храбрости. Один удачный налет может ватагу долгое время кормить, а потому работу эту надо делать дружно, со тщанием и не отвлекаясь. Так что если грабить – то только грабить, молодых баб да девок помять – уже лишнее, и ватага на это смотрит недобро, ну разве что уж совсем изголодались, давно женщин не видали. Убивают же только тех, кто сопротивляется. Среди татей любителей кровь проливать мало, да и те долго не живут. А уж поджигать – все равно что резать курицу, которая золотые яйца несет, в другой раз сюда уже не придешь. Так что убивают и жгут только тогда, когда хотят, чтобы место то было пусто. Это более войне, а не грабежу пристало.
– Так ты же сам сказал, что здесь дружинники были, – недоуменно произнес Григорий.
– Да, сказал, но где жгли и убивали? Только в вашей усадьбе. По всему селу больше ни одного убитого и ни одного поджога.
– Так батюшка как раз и сопротивлялся.
– А женщины? И несколько работников ваших, которых в спину стрелами побили? Они же убегали, какая от них опасность? Значит, было где-то и кем-то решено: месту сему быть пусту. Не всему селу, а только вашей усадьбе. Выходит, что права твоя сестра, Гриша: перешли вы кому-то дорогу. Кто-то на ваше дело купеческое глаз положил и захотел от вас, как от соперников в том деле, избавиться.
– Так вот почему отец Геронтий со мной заговорил! – охнула Арина. – Кто-то наше дело откупить хочет… И не наш человек – со стороны, у нас это никому не подъемно. Только что-то уж больно быстро про нашу беду сторонние люди проведали…
Странный все-таки отрок Михайла. Вроде бы ничего особенного Аринка им и не сказала, а он глянул так, словно изумился ее уму и знаниям. Да еще и на словах подтвердил:
– Умна у тебя сестра, Гриша, умна-а…
Велика ли корысть с похвалы мальчишки? Однако услышать ее из уст именно этого необычного отрока было очень приятно… странно даже. Аринка невольно оглянулась и с некоторым удивлением поймала себя на мысли: может, наставник Андрей поблизости где, может, расслышал похвалу? А Михайла между тем продолжал:
– Только не ПРОВЕДАЛИ, как мне думается, эти самые сторонние люди про вашу беду, а ЗАРАНЕЕ ЗНАЛИ. Вот и получается, что выгоду сухопутной торговли батюшка твой, Петя, не первый понял. И еще: тот, кто задумал дело покойного Игната перехватить, крови не боится, и сила воинская у него есть. Понимаете теперь, – Михайла поочередно взглянул на Григория и Арину, – что вам здесь оставаться и продолжать отцовское дело никак нельзя? Мы же не каждый день мимо вашего села проходить будем.
