Евгений Красницкий - Сотник. Не по чину
«Токсикоз… Наверное, та самая беременная Соломония. Как бы с ней чего на нервной почве…»
Крики, суета, бестолковщина… И отроки, похоже, совсем растерялись, не хуже Дмитрия.
«Мальчишки! Нет, надо же – в бою воины, а тут бабы их своим визгом… Или именно то, что княгиню узрели, так их всех из колеи выбило? Нет, натаскивать их еще и натаскивать».
У Мишки аж челюсти свело от желания взять в руки что-нибудь длинномерное, вроде весла или оглобли, да единым махом навести порядок. Ощущая себя штангистом на помосте (мало полуторапудового доспеха, так еще и девица повисла – не отдерешь), Мишка крякнул, поднялся на ноги, выпрямился и заорал, стараясь перекрыть гвалт, уместный больше на коммунальной кухне или в женской бане, нежели на поле боя:
– А ну!!! Всем молча-а…
Какой позор! Подростковые голосовые связки устроили своему хозяину гнусную подлянку, и господин сотник «дал петуха», сорвавшись чуть ли не на дискант. Тут же захотелось кого-нибудь убить или застрелиться самому, спасибо, урядники выручили – мгновенно отрепетовали команду, да столь дружно и грозно, что даже один дитенок заткнулся, не говоря уже о взрослых.
Возникшей паузой раньше Мишки воспользовалась княгиня. Обернувшись к все еще топчущемуся около нее Дмитрию, она рявкнула прямо-таки фельдфебельским тоном:
– А вы кто такие?!
Старшина Младшей стражи вместо ответа зачем-то принялся стягивать с головы шлем, а Мишка с какой-то отстраненной безнадежностью ощутил, что всеобщее сумасшествие продолжает усугубляться: вопрос княгиня задала по-польски.
– Т-туровские мы, матушка княгиня… – пробормотал Дмитрий, избавившись от шлема[2].
– Так вас Вячеслав прислал? – продолжила допрос Агафья.
– Н-нет… мы сами…
– Слушай мою команду! – осторожно подал голос Мишка. Получилось сипловато и неубедительно. – Поручик Артемий!
– Здесь, господин сотник!
– Проверить дом!
– Слушаюсь, господин сотник!
– Старшина Дмит…
– Пан Лис!!! – неожиданно взвыла повисшая на Мишке девица. – Там раненые в доме!!! Не вели убива-а-ать!!!
«Какие еще раненые? Стоп! Она сказала «пан Лис»? Да что ж тут творится-то?»
Это было последней каплей. Мишку наконец прорвало:
– Митька!!! В бога, душу, гроб, мать ети… Пр-рекратить бардак!!! Баб убр-рать!!! Детей с ними… куда хочешь…
– Слушаюсь, господин сотник!!! – Дмитрий отозвался даже не с облегчением, а прямо-таки с ликованием – наконец-то есть четкая команда, и понятно, что нужно делать. – Козлодуи! Совсем службу забыли? Ослы иерихонские!!! Я вас сейчас за тайные места потрогаю! Так потрогаю!.. – Митька не командовал – пел, самозабвенно и восторженно. – Урядник Андрей!
– Здесь, господин старшина!
– Первая пятерка, вязать татей! Второй пятерке – повязанных татей стаскивать вон туда, а убитых туда! После проверки дома всех баб и детей внутрь!
– Слушаюсь, господин старшина!
– Урядник Яков! – подхватил почти таким же тоном Мишка. – Где этот гребаный Яшка? Ко мне, немедленно!
– Здесь я, господин сотник!
– Одного человека на дерево, следить за рекой! – Мишка легко, не задумываясь, смахнул с себя «то ли княжну, то ли не княжну» (няньки на девицу даже не оглянулись), да и какая, к хренам, куртуазность в этом бедламе?
– Так уже, господин сотник. Сидят двое, смотрят.
– Лекаря Матвея сюда! Где он пропадает, так его растак?! Сам за лесом не забывай следить, их дозорные где-то там схоронились!
– Слушаюсь, господин сотник!
Ох, как сразу полегчало на душе! Общее движение перед домом приобрело некую целенаправленность и даже упорядоченность, команды урядников легко забили детские писки и женские… всякие звуки, все стало понятно и предсказуемо. Мишка впервые в жизни, как говорится, «всем нутром» ощутил, сколь милее мужскому сердцу четкий воинский порядок по сравнению со штатской бестолковостью. Просто праздник какой-то!
Увы, праздник оказался недолог. По правде сказать, так и вовсе до обидного краток. Длился он ровно столько времени, сколько понадобилось княгине Агафье, чтобы подозвать к себе одну из нянек, сдать ей с рук на руки младшего ребенка, отцепить от подола и передать под надзор той же няньке старшего, упереть руки в бока, обвести окружающих грозным взглядом и…
И началось! Младшая дружина Погорынского войска во главе с сотником, старшиной и урядниками узнала о себе много нового, совершенно неожиданного и отчасти даже парадоксального. И то, что распоследние дураки чуть не перестреляли детей, и то, что князь Вячеслав не придумал ничего лучше, как прислать каких-то сопляков безмозглых, и что «не хрен было ляхами притворяться, коли вы туровские» (Мишка от такого чуть не сел), и то, что всем «спасителям драным» надо уши оборвать и задницы перепороть… Много, в общем, всякого.
Матушку княгиню несло, как, впрочем, и любую бабу, разряжающую на окружающих напряжение пережитого ужаса. Будь она послабее характером, сидела бы сейчас на земле, умываясь слезами или в полном отупении, неспособная подняться на разом ослабевшие ноги. Но Агафья, надо понимать, не из слабых – Мономахова кровь. Голос ее наверняка слышали аж на другом берегу реки, а проскальзывавшие в нем визгливо-истеричные ноты вполне компенсировались гармонично включаемыми в монолог вставками «непереводимой игры слов с использованием местных идиоматических выражений». Покрутилась, видать, Агафьюшка в юные годы возле конюшен и дружинной избы.
Как-то так складывалась у княгини логика выступления, что не воины ее из полона спасли, а дрянные мальчишки, не спросившись у мамки, усвистали гулять, стырили где-то оружие да и набезобразничали так, что в приличной семье их за такое не только розгами поучили бы, а и всем, что под руку подвернулось.
Вокруг Агафьи очень быстро образовалось пустое пространство: отроки явно боялись приближаться к грозной бабе, и княгиня, не прерывая монолога, принялась оглядываться, похоже, выбирая персональный объект атаки. То ли для того, чтобы избавить ребят от ее наезда, то ли желая смыться подальше от девицы, снова заскулившей «пан Лис…» и норовящей ухватиться за своего спасителя (он и сам не понял), Мишка двинулся к Агафье.
Простейшим, но действенным средством для женщин, пребывающих в таком состоянии, является добротная оплеуха. Потом можно дать чего-нибудь попить – кому-то хватает обычной воды, а кому-то требуется и чего-то покрепче. Лупить княгиню на глазах у всех было нельзя, «чего-то покрепче» тоже под рукой не имелось, и Мишка пошел другим путем. Подскочил сзади и, якобы стараясь заботливо подхватить княгинюшку под локоток, быстро, коротко и почти незаметно для окружающих ударил разошедшуюся бабу под коленки. Агафья, уже перешедшая к риторическим вопросам типа: «Кто здесь старший?», «Да есть ли тут хоть один зрелый муж?» и вообще «Вы о чем думали, недоноски?» – от неожиданности ахнула и, прервавшись на полуслове, села на пятки. Мишка нагнулся над ней, словно желая помочь, одной рукой придавил, не давая подняться, а локтем другой, очень постаравшись, чтобы со стороны никто ничего не разглядел, двинул по затылку.
Княгиня заткнулась окончательно, даже, кажется, лязгнула зубами, а Мишка, склонившись к ее уху, прошипел не то, что ХОТЕЛОСЬ сказать, а то, что НАДО:
– Невместно княгине, как простой бабе! Отроки впервые княгиню близко видят, что подумают?
– А-а… А? – невразумительно, но именно в той тональности, что и требовалось, отозвалась Агафья.
«Ага, подействовало! Вечное бабье проклятие: «Как я выгляжу, и что обо мне подумают?» Ну а теперь «добивающий в голову»:
– Боярыне Соломонии дурно, как бы не опросталась… негоже на глазах у мальчишек!
– А? – во второй раз это «а?» прозвучало уже вполне осмысленно.
Мишка, кивком подозвав на помощь ближайшего отрока, подхватил княгиню, утвердил на ногах и развернул в сторону стоящей на четвереньках Соломонии. Агафья почти сразу зафиксировала взглядом свою боярыню, повела плечами, чтобы избавиться от поддерживающих рук и поспешно шагнула к ней:
– Соломушка….
«О как! Соломушка. Видать, не просто сенная боярыня, а в ближницах ходит, если не в подружках».
Княгиня попыталась помочь боярыне подняться, не смогла и снова заорала, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Да помогите же кто-нибудь, обалдуи!
Мишка знаком подозвал двух ближайших отроков, а Агафья уже орала на одну из нянек:
– Иди в дом! Приготовь там… – Обернулась к быстро и надежно осточертевшей Мишке девице и добавила: – А ты чего расселась? Помоги ей!
Нянька торопливо сунулась к двери, но вдруг взвизгнула и шарахнулась в сторону, едва не сбив с ног субтильную «то ли княжну». Из дома, сопя и отдуваясь, отроки второго десятка выносили окровавленный труп со вспоротым животом.