Синяя папка. Сережка. Давным давно была война... - Василий Иванович Колесов
— Привет!
— Да виделись уже! Заходи, что встал в дверях, как не родной! — Серый не стал разводить политесы и реверансы.
— Пожевать ничего не принес? А то сегодняшние скачки разбудили моего солитера… — Илья погладил живот.
— Не… не принес, но я могу сбегать! — готов был сорваться с места Кирилл.
— Не суетись, я сейчас сушек у соседей «украду», да и у Валерки печенки были… Не помрем! А ты располагайся пока. Сейчас Никитос из душа придет, потом мы с Серым, ну и ты за нами будешь… Хотя, ты уже переоделся и от «кровищи» отмылся. Тогда располагайся.
Пришел Никита в труселях, с мокрыми взлохмаченными волосами на голове и полотенцем на плечах.
— Ребя, давайте, там две кабинки освободились, а то кто-нибудь залезет на полчаса.
— Серый, догоняй! — Илюха скинул полосатую маечку, закинул на плечо полотенец и вышел из комнаты.
— Рот закрой, а то вороны гнездо совьют… — усмехнулся Никита.
— А? Что? — вышел из ступора Кирюха.
— Чего рот-то раскрыл?
— Это он нашего "Мура" со спины рассмотрел, — пояснил Серый. Кирилл посмотрел на Сережку и снова впал в ступор. Левая половина груди мальчишки была в заметных, но уже заживших старых шрамах.
— Кирилл, тук-тук!!! Есть кто дома? Рот закрой…
Кирилл сглотнул набежавшую слюну и закрыл рот и снова открыл его от удивления. И у Никиты были отметки от пулевых ранений, как и у Сережки. Он не мог спутать такие шрамы, у его папы были такие же.
— Слушай, а откуда у тебя отметки от ранений? — спросил Никиту Кирилл.
— Бандитские разборки… — хмуро произнес Никитос, а потом улыбнулся. — Да закрой ты рот! Шучу я, шучу!
Когда из душа вернулись Илья и Серый, Кирилл не выдержал.
— Илья, а тебе правда 14 лет?
— С утра была правда…
— А откуда у тебя столько шрамов?
— Это я по помойкам разным лазил, запутался в колючей проволоке. Потом попал в борщевик… Вот так и получил такую красивую спину.
— Нет, ну правда…
— Хорошо, скажу правду: в 1941 году я попал в плен к фашистам, меня связывали колючей проволокой. Потом снова попал к ним в лапы, меня грызли собаки, меня били плетьми. Потом снова попал к фашистам…
— Да ну тебя, я серьезно, — обиделся Кирилл. — А ты …
— А я серьезно! Вот Серого почти пристрелили, когда он грудью закрывал немецкого офицера от пули, а Никитоса расстреливали в упор…
— Да ну тебя! Я по-человечески, а ты… — Кирилл лег на кровать, отвернулся лицом к стенке. Все желание дружить с этими ребятами пропало. Просто издеваются, как над несмышленышем.
— Все, спать! Набегались за сегодня… — Илья погасил свет. Ночью Кирилл проснулся… Или ему приснилось, что проснулся от тихого разговора.
— Не мог я на них смотреть… Они до сих пор стоят у меня перед глазами… Почему они меня не послушали? Почему не ушли? Почему!!! — ломал голову Никита.
— Ладно, проехали… — Илья тяжело вздохнул. — У меня вон, постоянное напоминание
— Илюха, я же тебе по этому поводу все уже сказал! Я вот не могу понять, почему у меня нет шрамов… Я же должен был быть калекой…
— Серый, ты же умер… У тебя, как у меня, шрамы не заживали, вот и все. У тебя же нет дырки во лбу! — пояснял Илья. — У Никиты нет дырки в груди, у меня нет ранений от гранаты… Что на нас зажило, то и оставило отметины, а что не зажило, того не стало. Ты лучше расскажи, как ты к ним в лапы попал, как вообще все это выдержал?
— А сам-то как выдержал? — ответил вопросом на вопрос Серый.
— Ну, как…Я умею терпеть боль, но это… Думал, что это сон, что скоро все кончится. А оно не кончалось… Потом просто отключился, совсем перестал думать. Потом боялся, что буду инвалидом, но Дед выходил. — вздохнул Илья. — А ты?
— Сперва было больно, я орал, тем более, что когда орешь, ничего сказать не можешь — просто орешь. Так никого и ничего не выдал… Самое страшное было, когда они стали колошматить по… Огнем палить… А еще говорят, что тебе теперь девушки не нужны. Потом очнулся у столба и шепчу: «Убейте, убейте». Потом раз… и легко стало. Проснулся… И еще, Илюха, а мне надо в город слетать…
— Зачем?
— Я в детдоме, твою медаль спрятал. За Тингуту… Помнишь, танк подбили? — по голосу стало понятно, что Серый заулыбался.
— Помню…
Проснулся Кирилл, когда зазвучал горн. Свой странный сон или не сон Кирилл помнил до мельчайших подробностей и интонаций…
Досье. Продолжение…
Кирилл шел по одной из дорожек — тропинок лагеря, которая вела к старенькой беседке. Эта беседка была его тайным местом, именно здесь Кирилл скрывался и переживал свои неудачи, которые происходили в лагере. Неудачи были детские: девочка, которая ему понравилась отказала в медляке на «танцульках» (как говорил папа), проиграл в каких-то соревнованиях, поссорился с тем, кого считал другом… Обычные пацанские неудачи. Но сейчас Кирилл шел в беседку, чтоб никто не слышал его разговор с папой.
Пришел в беседку, набрал вызов… Через несколько гудков услышал:
— Да, Кирюх!
— Па, у тебя есть время и возможность приехать в лагерь?
— А что случилось? Нашкодил?
— Нет, пап, только… Пап, ну можешь?
— Нет, пока занят. Говори, что случилось? — потребовал подполковник Свиридов.
— Па, помнишь того мальчика, Илью Фролова, что у тебя спрашивал про твоего деда? Что в тельняшке ходит?
— Конечно, помню, его не забудешь, яркая личность.
— Па, меня поселили к ним в палату, если честно, то я напросился… — смутился Кирилл.
— И…? Они по шее тебе настучали? Хотя… Ты бы не пожаловался. Так что произошло-то?
— Па, у него вся спина в шрамах…
Подполковник Свиридов завис… на долгую минуту.
— Па? Ты меня слышишь? — заволновался Кирилл.
— Слушаю!
— А еще у его друзей, Сережки и Никиты, это те, которых в трусах к тебе