Другие грабли - Сергей Сергеевич Мусаниф
— В твоем изложении это звучит как-то не очень.
— В целом, рабочая теория, наверное, — сказал Сашка. — Проблема в том, что на проверку ее работоспособности требуется куча времени, человеческой жизни, как правило, не хватает. И сотню, а то и тысячу таких мелких дел, выстраиваемых на протяжении человеческой жизни, может перечеркнуть один случившийся вне очереди катаклизм. Ты можешь десятки лет возделывать свой сад, а потом какая-нибудь протекающая мимо река в первый раз за наблюдаемый период выйдет из берегов и затопит все твои владения к хренам. Поэтому, при всем моем уважении к садовникам и их ремеслу, я предпочитаю строить дамбы.
— Я уже знаю, что ты — мастер метафор восьмидесятого уровня, — сказал я. — Нельзя ли как-то более предметно?
— Сначала у меня вопрос, — сказал Сашка. — Понятно, что ты молод, и утверждаешь, что и в прошлой своей жизни был молод и тобой еще не овладели реваншистские настроения, и все, сука, такое, но есть ли что-то, что ты хотел бы поменять в нашей истории, если бы у тебя была такая возможность? Что-то в периоде, до которого можно дотянуться прямо отсюда? То есть, в ближайший год-два?
— А почему ты интересуешься? — спросил я. — Хочешь еще раз продемонстрировать, что у меня ничего не выйдет? Только чтобы теперь я на собственном примере убедился?
— Допустим, из академического интереса спрашиваю, — сказал Сашка. — Ведь не может быть, чтобы ты ни о чем подобном не задумывался. Такой ведь, сука, шанс.
— Задумывался, конечно, — сказал я. — Но ничего толкового в голову так и не пришло.
— Я сейчас не говорю о каких-то глобальных вещах, Чапай, — сказал он. — Может быть, какая-то мелочь. Жизнь конкретному человеку спасти, несправедливость какую-нибудь исправить.
— Я не настолько хорошо знаком с историей восемьдесят девятого года, чтобы помнить все мелочи.
— Ты скучный и неинтересный, Чапай, — сказал Сашка. — Точнее, пытаешься таким прикинуться в целях усыпления всеобщей, сука, бдительности, но я-то уже знаю, что ты не валенок. Так что давай ты эти сказки кому-нибудь другому рассказывать будешь.
Я демонстративно пожал плечами.
— Вообще не понимаю, о чем ты.
— Да, конечно, — сказал он. — О, а вот и шашлык.
Смуглый паренек в чистом белом фартуке поставил перед нами блюдо с десятком ароматных шампуров.
— Абдурахман, дражайший, — обратился к нему Сашка. — Будь добр, две порции в машину отнеси, а? Там Петруха сидит, скучает и наверняка слюной исходит.
— Конечно, Александр, — сказал Абдурахман на чистом русском без малейшего намека на акцент. Не удивлюсь, если он тоже при исполнении.
— Давай пожрем, — предложил Сашка. — А о делах наших скорбных позже покалякаем.
— А насколько они скорбные? — уточнил я.
— Скорбнее некуда, — сказал Сашка. — Мир летит в тартарары и к хренам, но это не точно.
Конечно, риски, что это будет мой последний шашлык в жизни, были невелики, но все же присутствовали, и я решил, что не стану отказывать себе в трапезе. Тем более, что баранина была превосходна, отлично промаринована, ни капельки не пережарена и таяла во рту.
— Так вот, — сказал Сашка примерно пятью шампурами спустя. — Михаил Семенович — это своего рода феномен, мы по нему не один десяток особо секретных диссертаций написали, и я не просто так вас познакомил. Он — яркий пример того, что в большинстве случаев нашему отделу и делать ничего не надо. Планов у него было — громадье, попыток — на несколько десятков перевалило, и, как ты видишь, сам он в этой жизни неплохо, сука, устроиться сумел. Но глобально его влияние стремится к нулю. Фильмы, тиражи… это даже на культурное влияние не тянет, потому что никто тех фильмов, по большому счету, не видел и тех книг, сука, не читал, хотя их в довесок к «Трем мушкетерам» прилагали. Писатель он, между нами, сильно так себе, я пробовал читать по служебной необходимости. Насколько я понял, основа его творческого метода — переписать какое-то в будущем известное произведение своими словами, потому что авторскими он фиг сможет, и выходит это довольно посредственно. К тому же, как говорил Белинский, всякому роману — свое время, и даже если автор — гений, который сумел всех опередить на радость грядущим, сука, литературоведам, не факт, что его современники оценят и читать станут. А Михаил Семенович все-таки не гений, и даже рядом не прислонялся.
— И что, даже Сталин его писем не читал?
— Нет, конечно, — сказал Сашка. — Делать ему нечего было, что ли? Я ж тебе говорю, Чапай, в какой-то момент эти письма мешками поперли, но все в недрах канцелярии и осели. Ну не может человек, историю по учебникам изучавший, советы такого уровня давать. То есть, давать-то он, конечно, может, но цена тем советам — медный грош за пучок, да и то если день базарный.
— А ЦРУ правда за ним до сих пор охотится?
— Да нужен он кому, — сказал Сашка. — То, что он через подставных лиц пару сотен тысяч долларов на их фондовой бирже срубил — это же так, мелочь, ни на что особо не влияющая. Да и то, есть мнение, что ему тупо повезло, а не инсайдерская информация из будущего помогла. А ЦРУ… в штатах в то время своих проблем хватало. У них там целый вал провальней был, которые пытались Кеннеди спасти. Там в определенных кругах принято считать, что смерть Кеннеди — это ключевая точка в истории Америки, после которой все у них по наклонной покатилось, вот они и пытались его с того света вытащить. В основном, ценой жизни Освальда. Парнишка восемь покушений
