Алиса & Каледин - Георгий Александрович Зотов
Преемнику стоило больших трудов закрепиться на ногах, но он это сделал, шатаясь, как пьяный. Под тяжестью андреевской ленты он сгорбился, будто та весила полцентнера. На лице постепенно расцветали красные пятна.
– Ну, другое дело, – молодцевато произнес государь. – Платок дать?
В этот момент в дверь постучали. Величаво войдя внутрь тронного зала, лакей в расшитой орлами сине-красной ливрее ударил об пол посохом.
– Его сиятельство граф Шкуро… к государю!
– Проси… – с неохотой произнес император, отрываясь от беседы. Скользнувшему в зал Шкуро вспышкой бросилась в глаза голубая лента на согнутом плече лейб-дантиста – он моментально все понял. Отвесив поклон государю, Шкуро, сейчас же повернувшись, поклонился и преемнику, но чуточку послабее, не опуская голову столь низко. Тот ответил графу растерянным кивком, дрожа выбритыми щеками, и Шкуро окончательно убедился – его зыбкие подозрения превратились в кирпичную реальность.
«Надо же, опять обскакал, – подумал он, сдавив в кулаки пальцы рук. – У него, дьявола, хрен угадаешь, кого захочет царем назначить. Зато как другие кандидаты-то обломились. Посмеемся вечером за карточным столиком».
О том, что в числе обломившихся кандидатов был и он сам, граф Шкуро благоразумно предпочел не вспоминать, дабы не портить себе настроение.
– Ваше величество, – сахарно сказал он, оставаясь в полупоклоне. – Не стал будить вас с утра, чтобы не опечалить… Мне тяжело, подобно сказочному гонцу, приносить вам плохие вести, но… к моему тяжелейшему и величайшему горю, наша полиция и жандармы опять оказались не на высоте.
– Снова убили и выпотрошили кого-то? – удивился император. – Господи, ну и полиция у нас, действительно. За что ж они от меня деньги-то получают?
– Увы, ваше величество, – грустно поддакнул ему Шкуро. – Убита известная женщина прямо у себя на охраняемой даче, на Трехрублевке. Это писательница Смелкова собственной персоной. Страшно сказать, что с ней сделал убийца. Даже мясо забрал, фактически одну кожу с костями оставил.
– Какой ужас, – приподнял бровь его величество. – С этим надо что-то делать. Четвертый труп уже – газеты просто надрываются. Однако даже из трагедий требуется извлекать пользу. Наш новый глава кабинета министрушек…
Шкуро трогательно воззрился на преемника, изображая радость.
– …так вот, наш премьерушка, – постучал пальцами по кружке государь, – вскоре объявит по ТВ: Антипов и Муравьев будут сброшены с крыльца как не справившиеся с обязанностями по поимке преступника. А после этого маньяка обязательно нужно будет поймать. – Он глянул в лицо Шкуро.
С возрастающей дрожью тот уловил в зрачках императора ледяной блеск.
– Иначе, – дополнил царь, – с того же крыльца улетите уже вы, милый граф. Сами понимаете, на должность министра двора у нас большая очередь…
Шкуро щелкнул каблуками, отдавая честь. Государь повернулся к нему спиной, давая понять, чтобы тот больше не задерживался в тронном зале…
Глава вторая
Натюрлих, фройляйн
(23 февраля, четверг, почти полдень)
Верный державному патриотизму первый продюсер Главного канала Леопольд фон Браун вошел в кабинет в стилизованном боярском кафтане из лионского бархата, при шелковом галстуке в виде хохломской ложки. Начиная речь, барон от волнения пару раз сбился на родной немецкий, но сотрудники канала находились в таком сильном напряжении, что поняли бы начальство, начни оно внезапно изъясняться на чистом японском.
– Дамен унд гешафтен, – объявил фон Браун. – О, ферцахт мир… Дамы и господа, прошу меня извинить. Думаю, все уже в курсе сенсационных событий. Государь назначил премьер-министром и преемником своего лейб-дантиста, плюс отправил в отставку директора департамента полиции Муравьева вместе с шефом Отдельного корпуса жандармов Антиповым. Этой ночью на даче на Трехрублевском шоссе маньяк по кличке Ксерокс, или, как считает фрау фон Трахтенберг, оживший Джек Потрошитель…
Редакторы телевидения издевательски заулыбались, показывая своим видом необоснованность параноидальных выводов неведомой немецкой фрау.
– …зарезал очередную жертву – светскую писательницу Смелкову. Все это мы должны очень мягко подать через полчаса в эфире полуденных новостей.
Леопольд, положив оба локтя на сукно стола, сделал из кулаков «гнездо» и поместил туда пухлый подбородок, воззрившись на портрет государя.
– Предложения, господа?
– Можно, я, ваше высокопревосходительство? – протянула руку Аксинья, ловко опередив соперницу Юлю. – Преемник – это новый император, – затараторила она, не дожидаясь ответа. – Но люди его еще не знают. Требуется послать съемочную группу в родную деревню преемника, чтобы жители рассказали, как мудр он был с детских лет, сердцем болел за народ, не чурался крестьянского труда, доя на рассвете захудалую коровенку…
– Мин херц, я уже это сделал, – небрежно ответил фон Браун, поддернув свисающий рукав кафтана. – Дело в том, что самой деревни нет – снесли во время медового бума и застроили небоскребами. Поэтому румяных бабушек в бусах и кокошниках, радующихся факту: наш следующий император плоть от плоти народной, буквально от сохи, в прямом эфире, увы, не будет.
– Да что вы в самом деле, барон? – вступил в разговор ведущий ток-шоу Андрей Малахитов. – Разве у нас в активе мало бабушек? Сенсация-то какая – царь мужицкий, с Пугачева такого не было: настала, наконец, народная власть в империи. Да все республиканцы от зависти кровью умоются. Мы у них лучшие козыри из рук выбьем. Брешете, что вокруг трона одни дворяне, аристократы да немчура из саксонских курфюрстов. А вот выкусите – крестьянин, рожь жал в поле, утирая с морщинистого лба соленый пот…
– Рихтиг, герр Малахитов, – проникся фон Браун. – У нас сельский павильон в Останкине есть? Замечательно. Хорошо бы вытащить преемника в поле ржи, где он томно стоит, переминает в натруженных пальцах зерна… скажем, что это архивная съемка. И смотрит в голубую даль, прочувственно эдак…
Сотрудники зачиркали ручками, фиксируя мысль. Аксинья открыла рот, но…
– Ваше высокопревосходительство, – ввинтилась в паузу карьеристка Юля. – Не следует забывать, преемник давно выучился на дантиста. Кто же у нас в империи не лечит зубы? Это тоже обязательно надо использовать.
– Натюрлих, фройляйн! – расплылся в улыбке Леопольд. – Премия в пятьсот золотых вам обеспечена. Разумеется, мы устроим интервью с благодарными пациентами… Аксинья, позаботьтесь, чтобы из массовки подобрали крестьян. Пусть расскажут, что он лечил зубы ласково, без боли, руки у него золотые, лежишь себе в зубоврачебном кресле, как на пляже. Не доктор, а кудесник.
Сокрушенная Аксинья, которую назначили прислуживать Юле, в припадке злости сломала под столом карандаш – впрочем, треск в шуме беседы никто не услышал. «Вот тварь, сделала меня как девочку», – негодовала Аксинья, глядя на ликующую врагиню. – Того гляди, в начальницы выбьется».
– Кудесник? – хмуро переспросил Малахитов. – Барон, я вас прямо не узнаю. Вы что, государя не знаете? Мы бросимся нового кесаря взахлеб
