Вендетта. Том 2 - Олеся Шеллина
– М-да, дела. А ведь, сдается мне, Роман Илларионович, что на Алмазном эти стервятники не остановятся. Передохн у т немного и сюда рванут. Надо бы нам к встрече горячей приготовиться. Может, на нас лев английский клыки-то пообломает. Ну не верю я, что Мордвинов боя не даст. Даже, если проиграют они, то потреплют флот английский так, что тот враз непобедимым перестанет считаться.
– Так-то оно так, вот только Российская империя вовсе флот потеряет, который государь с таким трудом собирал. – Они посмотрели на океан и вздрогнули. – Нельзя нам оставаться без флота, Христофор Антонович, никак нельзя. Нельзя губернии новые бросать без поддержки.
– Да знаю я, – отмахнулся Миних, и пошёл знакомиться с Ломовскими людьми.
Почему-то ему казалось, что доблесть русского оружия на этой войне, когда государь вертится как уж один чуть ли не против всех, не является главным. Настоящие сражения вовсе не на поле брани происходят. И на этих сражениях-то основные бойцы – вот эти неприметные парни, во главе которых стоит уже всеми недолюбливаемый Андрей Ломов. А значит, ему как генерал-губернатору этой новой губернии шибко нужно с ними считаться.
* * *
– Государь, Чарторыйский, Радзвилл и Бжотовский нижайше просят принять их, – я посмотрел на Бехтеева затуманенным взглядом и перевёл его на Турка.
– Радзвилл – это тот самый молокосос, который кричал на пиру у Бжотовского пьяный в дым, что, скорее сдохнет, чем под ваше величество ляжет, – тут же отозвался Ломов.
– Он меня за кого принимает? За мужеложца? Можешь передать этому Радзвиллу, что я изящные женские ножки люблю, меня его волосатые ляжки не интересуют, – и я снова уткнулся в бумаги.
Всё было уже сделано. Но я пересматривал их снова и снова, стараясь найти хоть малейший подвох, который заставит вой на болотах подняться. А в том, что он поднимется, я нисколько не сомневаюсь. Ну да и черт с ними, пусть воют, как хотят. Главное, чтобы всё у моих ребят получилось, иначе на мне и на Российской империи можно поставить крест. Я ведь ва-банк пошел. Как узнал, что Мордвинов с Вихревым решили стянуть в Алмазный весь золотой и не только золотой запас, чтобы у англичан крышу сорвало, и они рванули туда к мысу Доброй Надежды. Всё решится именно там, в одной единственной битве. Всё остальное будет просто добиванием выживших. Кажется, я учёл всё. Но вот теперь, когда по моим расчётам вот-вот должна начаться мясорубка, нервно перебирал бумаги и не давал спать ни себе, ни Ломову, ни Бехтееву. Ещё поляков на ночь глядя принесло. Что, совсем панам невмоготу что ли стало? И вот ведь знаменитый польский гонор: припёрлись уже под вечер и сразу с дороги к императору, прими, мол, а то мы же ехали к тебе, старались. Тьфу, на них.
– Так что с магнатами польскими делать? – снова встрял Бехтеев. Ну что тебе, окаянному надо от меня? Ты не видишь, что я как на иголках в последнее время сижу?
– Грамоты забрать и на хер, – коротко ответил я, не отрывая взгляда от подписанного с Францией договора. Грабительского, как считает тот же Ломов. Я же считаю его самым лучшим, что получилось в итоге почти года различных тайных переписок, встреч и обещаний, которые никто из нас не собирался выполнять.
У меня от постоянных улыбок и заигрываний уже лицо перекосило. Я даже на балы разорился. На целых три. И один маскарад. Весь свет, уже привыкший к некоторому аскетизму и начавший получать от него удовольствие, был в шоке.
– В каком смысле «на хер»? – что-то Бехтеев сегодня тупит. Понимаю, мы все устали. Ничего, в гробу отоспимся. В такое время живём, во время перемен и глобального распила мировой карты. Вот победим, тогда и отдохнём как следует. Я даже бал закачу, да такой, что французскую шлюшку, которая явно себя переоценивает, перекосит. С обязательным освещением каждого действия в журналах и газетах. Ну, а если мы проиграем… Вот про это думать не хотелось.
– В прямом! – рявкнул я. – Они зачем притащились? Чтобы под руку мою проситься? Так вот им мой ответ, – и я показал Бехтееву дулю. – Пора от мамкиной сиськи панам отрываться. Чай, не маленькие. У меня своих проблем хватает, чтобы ещё их болото на себя взваливать. Мне эта Речь Посполитая на хрен не упала. От неё всё одно никакой прибыли, одни убытки. Да ещё Ломову распыляться придётся, постоянно заговоры отслеживая на этом блядском пятачке. Напомни мне просто, в каком веку шляхта не предавала, не продавала, а то и вовсе не хотела на костях поплясать у постоянно кормившей и жалеющей её Руси? Что-то я такого не припомню. Вот пускай в собственном говне и варятся, пока демиглас не получится. Всё, убирайся, и панов не забудь с собой прихватить.
– Но, ваше величество…
– Бехтеев, напоминаю тебе, чтобы ты передал потом панам: я – русский немец. И почти до четырнадцати лет был лютеранином, что почти равно протестантом. Поэтому чисто православное милосердие, если оно в итоге прибыли или какой-то отдачи не принесёт – это не ко мне. Так что пускай идут туда, куда я их только что послал, и постараются получить удовольствие. Всё, вопрос закрыт!
– Эм, блядский пятачок? – Ломов закрыл маленькую книжицу, куда периодически самые мои изощренные выражения записывал.
– Не спрашивай, – я покачал головой.
– Хорошо, не буду, – Турок убрал книжицу. – Это было правильно отдавать Людовику почти всю Европу? Кроме Саксонии и Пруссии, которую мы и так захватили.
– И Мекленбурга на условиях, если они сами согласятся стать независимым герцогством под патронажем Российской империи. А они согласятся, когда с севера попрут шведы, с запада французы, а с юго-востока Австриячка из сна выйдет, – я протёр лицо. – В договоре ясно же сказано, я хочу спрямить границы, мне многого не надо. У меня Гольштейн-Готторпское герцогство слишком отделено от всех остальных земель. А за Священную Римскую империю пускай Луи с Австриячкой сцепятся. Я даже помогу кому-нибудь почти из самого настоящего милосердия. Некоторым герцогствам, к примеру. В
