Совок-5 - Вадим Агарев
Лидия Андреевна за моей спиной что-то шипела и тыкала своим кулачком мне между лопаток.
Однако мои угрозы все же возымели действие и сиделец начал осторожно ёрзать задницей к краю нар. Агарков поскуливал, но полз. Не сводя ног и стараясь обходиться только руками и пятками. Потом он с кряхтеньем опустил ноги на пол, поднялся на нижние конечности и тронулся к двери.
Два метра от края нар до двери он шел очень медленно. Мелкими шажками. Как королевский пингвин по скользкому льду Антарктиды. Опасаясь выронить яйцо, доверенное ему самкой. С той лишь разницей, что у жулика Агаркова яиц было ровно в два раза больше. Собственных и размерами, существенно превосходящими пингвиньи. Потому что пингвинов злобные менты по яйцам ногами не бьют. И они у них не распухают до размеров спелого апельсина.
— Ты чего, сучонок, удумал? — начал я беседу с пережитком прошлого, не желающим вместе со всеми советским народом честно строить социализм. — Ты жаловаться, говорят, на меня замыслил?
— Да! Я хочу и буду жаловаться! — злобно скривился гражданин Агарков, — Долго вы меня тут не продержите, все равно меня на больничку заберут! А, если на тюрьму отправите, то оттуда я так и так к лепилам попаду. И тогда тебе, мент, кранты! Пусть я сяду, но и ты обязательно сядешь! — умудряясь перемежать болезненные ойканья и ехидные смешки, затрясся любитель бабских труселей. — Только вот я-то вряд ли сяду! Не захочет маринкина мамка, чтобы дочка её вместе со мной на кичу села! Заберёт она своё заявление! Сеструха моя к ней сходит и всё ей разжует. Вот попомни мои слова, мент, не потерпит начальница такого позора на свою голову!
Надо же! Оказывается, люмпен-пролетариат всё рассчитал. Всё, сука, продумал! Даже на самый пиковый случай у него есть вариант! Нет, не там в этой стране на психологов учат. Стоит согласиться с тем, что лучшие психологи, это гаишники и жулики. Ай да Серёжа Агарок! Ай да сукин сын! Однако и мы не лыком шиты. Надо спускать умника с небес на грешный чернозём.
— Ну, а теперь уж ты, Сергей Васильевич, меня послушай! — начал я разговор по существу, — Никто никакого заявления забирать не будет! Потому что, в том, что ты выкрал у Марины Шевцовой из кармана ключи и совершил из ее квартиры кражу, никакого позора нет. Марина Шевцова по этому факту уже дала официальные свидетельские показания и они приобщены к уголовному делу. Забудь про позор! Никакого позора нет! Ни ей самой, ни её матери. Какой же это позор?! Это, гражданин Агарков их беда, а не позор. Но для развлечения твоя сестра сходить к матери Марины может, конечно. И тогда гражданка Шевцова сразу же напишет заявление в прокуратуру о том, что её склоняют к даче ложных показаний. И в этом случае, твоя сестра на суде будет сидеть рядом с тобой на скамейке. Это тебе раз!
Хитрожопый и чернояйцевый крадун с лютой ненавистью смотрел на меня через окошко в двери и мне даже показалось, что я слышу его зубовный скрежет.
— И еще! — продолжил я, в который уже раз не совладав с позёвыванием, — Сейчас твой подельник Николай Коротяев на втором этаже показания дает. Так вот, я прямо отсюда пойду и пока его не отконвоировали в СИЗО, расскажу ему, как ты, сука, без малого пять тысяч рублей утаил с кражи! Я даже Марину к нему приведу, чтобы она в самых мелких деталях всё подтвердила. Чтобы про то, подтвердила, как ты все деньги скрысятничал в одну харю на вашей совместной делюге с твоим подельником.
Глаза Агаркова уже не лучились злобой. В них теперь плескался ужас! Губы криминального пингвина мелко дергались, а физиономия его резко контрастировала с темным интерьером камеры своей необычайной бледностью. Мы оба с ним понимали, насколько теперь несущественна его яичная проблема. По сравнению с грядущими неприятностями.
— Ты же понимаешь, задрот, что после этого, твой бывший кореш уже сегодня на тюрьме объявит тебя крысой! И пойдёт тогда по всем "хатам" прогон, что Агарков Сергей Васильевич никакой не честный арестант, а блядь и крыса! И, что все порядочные сидельцы должны обходиться с тобой соответственно. В СИЗО, в зоне или на тюремной больничке! Это два, друг мой! Ну, что? Ты еще не передумал прокурору на меня жаловаться? Говорят, что ты уже и жалобу на меня накатал? Ну так ты её сверни в трубочку и в жопу себе засунь! И проворачивай её там до полного самоудовлетворения! Тренируйся, крыса! Всё равно от петушиной участи ты теперь уже не скроешься!
Задержанный вор стоял, словно окаменевший статуй. С бледным лицом и со стеклянными глазами. В которых отсутствовал даже недавний страх перед незавидным скорым будущим. В них была могильная пустота. Как бы не вздернулся он здесь, забеспокоился я. Осознание им новой проблемы вполне может его к такому финалу подтолкнуть. Однако, труп суицидника и, особенно после беседы со мной, да еще с кляузой на меня в кармане, мне был совсем не нужен. Тем более, труп с такими выдающимися по размеру и цвету тестикулами. Эксклюзивность которых, так же, в соответствии с кляузой, обязательно запишут на мой счет. Нет, нам такой славы не нужно!
— Эй! Ты чего нахохлился? — обратился я к Сергею Васильевичу, — Не отчаивайся ты так! Я же не зверь какой! Я ведь могу и сдержаться. И не выдавать твоих сокровенных секретов. Могу промолчать и лети ты тогда на тюрьму сизым голубем! Глядишь, еще и смотрящим в "хате" будешь! За честные воровские понятия первоходов причесывать станешь! — постарался ободрить я трусоватого Робин Гуда. В смысле, специалиста по трусам.. Н-да...
— Начальник, на, забери эту бумагу! — сиделец достал из-за ворота сложенный вчетверо листок, — Не буду я на тебя керосинить прокурору, слово тебе даю!
— Да нафига мне твоя кляуза?! — брезгливо отмахнулся я от бумажки, которую Агарков просовывал мне через решетку, — Ты один хер ничего не докажешь! Я твою яичницу оформил, как свою самооборону. Ты вот, что. Ты дашь показания, что Марина не при делах. И тогда я, так и быть, промолчу! Ты меня услышал?
— Я понял, начальник! — мелко затряс мыслительным аппаратом незаконнопослушный гражданин, — Всё, как ты сказал, сделаю! Только уж и ты слово своё сдержи! Очень прошу! Смотри сюда,
