Флигель-Адъютант - Евгений Адгурович Капба
Так или иначе — ночная тьма и безалаберность охраны позволили мне подобраться к самой стене. Я старался держаться в тени, чтобы свет из трёх горящих окон первого этажа не выдал мое местоположение. За окном слышался разговор: женщина истерила, мужчина уговаривал. Говорили по-арелатски, я ничерта не понимал в этом картавом наречии. Наконец хлопнула дверь — по всей видимости, женщина вышла. А мужчина проговорил на лаймиш, с сильным сипангским акцентом:
— Лэтс уорк нау! Факин айлэнд, факин слут, факин Вассер!
Я приподнялся и глянул внутрь. Человек в костюме песочного цвета ходил туда и сюда по довольно большому светлому помещению и отдергивал простыни, которые закрывали собой прозекторские столы. Проклятье! На двух из них были закреплены... Нет, это не были троглодиты, но и людьми их назвать было сложно! Кожаные прочные ремни и ошейники фиксировали два огромных мускулистых тела — мышцы определенно были гипертрофированными, головы смотрелись непропорционально маленькими, и к тому же в затылочную их часть вели трубки и шланги навроде тех, которые я видел в подземелье у эмиссара Новодворского.
Наконец хозяин кабинета повернулся ко мне лицом. Крепкий мужчина лет пятидесяти с лицом, подходящим типичному лайму: продолговатым, краснощеким, с крупным носом и выдающимся подбородком. Тонкие сжатые губы придавали ему надменный вид, короткие волосы с виднеющейся лысиной были гладко зачесаны назад.
Он вырвал из петлицы пиджака совершенно неуместную здесь гвоздику, бросил ее на пол и принялся топтать ногами. Я приготовил склянку. Дождавшись, когда Цорн — если это всё-таки был он — успокоится и примется открывать шкафчики и готовить препараты, я подобрался к другому окну, потом — к следующему... Нужно было разбивать стекло, а это совершенно точно привлекло бы охрану!
Пьянков-Питкевич корчил рожи из-за кустов, поторапливая меня. Он тоже слышал женский голос, и, наверное, подумал, что это мадам Ламоль! А, черт бы всё это побрал, сколько кретинства было уже сделано мной после похищения — осторожничать сейчас было бы настоящим лицемерием. Вытянув из-за спины ломик, встал слева от окна, размахнулся — и ударил изо всех сил.
Раздался оглушительный звон, и я, не дожидаясь окончания дождя из осколков, швырнул внутрь склянку, тут же задержал дыхание и рванул, аки сайгак, навстречу спасительной тьме в кустах.
— ААААААА!!! — раздался леденящий душу крик, и по лаборатории заметались огромные тени, всё грохотало и ломалось, слышались вопли, которые, однако, быстро стихли, а звуки разрушения переместились вглубь здания.
— Это что же — чудовища Франкенштейна? — прошептал мне в самое ухо Пьянков-Питкевич.
— Я бы скорее предположил — некие продукты научного творчества Цорна... А может — коллектива авторов, — я пребывал в состоянии, весьма близком к прострации, и потому не отреагировал сразу. Но потом сообразил: — Погодите, но какого черта на них так подействовал ваш паралитический газ?
— А это был не паралитический газ, ха, ха! Я синтезировал его, да, но вам дал сильнейший галлюциноген. Их ведь и в самом деле покинуло сознание, а? Они пришли в полное неистовство! Я вам не соврал!
Охране было теперь явно не до разбитого стекла — выстрелы маузеров, крики, рычание, треск и грохот раздавались по всему лабораторному корпусу, который ходил ходуном.
— А как же мадам Ламоль? — недоуменно уставился на него я.
— А-а-а-а, это вы плохо знаете эту женщину. Да чего я разоряюсь — вон она!
Стройная женская фигура в светлом платье была отлично видна в ровном свете луны. Она шла по крыше лабораторного корпуса, материя ее наряда развевалась под порывами ветра — мечта поэта! Когда на крыше показался некий несуразный силуэт с явно звериными манерами и кинулся в сторону мадам Ламоль, эта мечта поэта с удивительным хладнокровием подняла руку с пистолетом и сделал несколько выстрелов, после которых зверолюд хрюкнул и покатился по крыше, чтобы свалиться на землю и замереть в безжизненной позе.
— Вот! Пойду, встречу ее у пожарной лестницы. Она точно полезет по пожарной лестнице. Возьмите склянки — они вам пригодятся. Я заберу мадам Ламоль и займу позицию во-о-он на том холме... У вас есть два часа, полковник! Может быть — три! А после этого... После этого лучше бы вам быть подальше отсюда. Или — поближе к вершине холма. Только смотрите, чтобы мадам Ламоль по вам не пальнула — у нее пистолет!
Шум в особняке постепенно стихал — видимо, охрана привыкла иметь дело с подобными инцидентами, и проблему купировали. Пьянков-Питкевич, воспользовавшись моментом, скинул мне на руки сумку и устремился навстречу вечной любви — или своему безумию, сжимая в руках своё страшное оружие — гиперболоид. Звук пощечины а затем — поцелуя возвестил о том, что он нашел и то, и другое:
— Мерзавец Пьер Гарри! Как же я ненавижу тебя, любовь моя! — эта парочка друг друга стоила.
Хорошо, что я не дал ему первитин — черт знает, какой пердюмонокль тогда выкинул бы его воспаленный разум... Есть люди, которым не нужны алкоголь или другие стимуляторы. Они — сами себе наркотик.
* * *
— И-и-и-и-гор!!! — я крался по саду, заросшему плодовыми и декоративными деревьями столь густо, что их кроны создавали настоящую крышу над головой, и этот рёв едва не заставил меня пальнуть из винтовки на голос. — И-и-и-игор! Забери своих чертовых псов, или, видит Вельзевул, я сожру их!
Стволом винтовки я раздвинул ветви пышного и раскидистого кизилового дерева и едва не дотронулся до заросшего густым рыжим волосом затылка крупнотелого мужчины. Заметил я и двух псин черной масти — больших, размером с человека, которые, припадая к земле, рычали и скалились на этого громилу.
— Игор, если ты не заберешь их, то, клянусь самим сатаной...
— Эдвард, мальчик мой... — на авансцене появился новый персонаж — горбун, лицо которого было подобно восковой маске. Он опирался на странного вида трость и прихрамывал. — Уймись, мои собачки придутся тебе не по вкусу! Мари-и-ишка, Али-и-ира, оставьте этого грубияна...
Собаки продолжали рычать и не желали подчиняться приказам. Кажется, они учуяли еще и меня!
— Ко мне, дрянные девчонки! — навершие посоха горбуна треснуло электрическим разрядом, его тон изменился, из театрального стал злобным, и псины, повизгивая, устремились к хозяину — всё-таки выдрессировал он их отменно! — Мы должны собрать остальных.
Мой палец на спусковом крючке "Гаранта" застыл, будто каменный — желание пальнуть в голову рыжему верзиле становилось просто непреодолимым. Но, несмотря на грубые манеры, у меня не было
