Тафгай (СИ) - Порошин Влад
— Го-о-ол! — Закричали болельщики на трибунах.
— Волков! Е… твою мать! Не мог раньше двинуть эту дылду! — Услышал я отчаянный выкрик тренера «Локомотива».
Мишин и Федотов помогли мне встать и уехать на скамейку запасных.
— Две минуты без меня, — прохрипел я, усаживаясь на лавку. — Тройка Свистухина пошла!
То, что в последние минуты творилось на площадке, можно было описать примерно так: ««Локомотив» не может, а мы уже не хотим». Очень здорово выручил несколько раз наш третий вратарь Володя Минеев, сыграв в стиле «баттерфляй», отбивая очень опасные броски с близкого расстояния.
На девятнадцатой минуте заключительного периода, при счёте 5: 6 в нашу пользу, я бросил в бой последний козырь:
— Скворцов, Ковин и Доброхотов пошли! Подержите шайбу «пионеры» побегайте. Кова, ты играешь в центре.
— Ты чё совсем, ёб…ся! — Накинулся на меня капитан команды Мишин. — Юниоров выпустил на концовку!
— Сейчас не опыт нужен, а силы взвинтить темп, — отмахнулся я. — И пусть старшим товарищам стыдно будет, за то, что дети за них пашут!
— В раздевалке поговорим, — пробухтел капитан.
— Да пое…ть! — Я встал, вмиг забыв про Мишина, и устремил свой взгляд уже на площадку.
И пионерский отряд имени Вали Котика закрутил так в атаке, что железнодорожники просто ползали, охраняя пятачок перед воротами не в состоянии выбить шайбу у наших молодых хоккеистов. Вдруг Скворцов накрутил своего опекуна, и вывалился на вратаря. Однако бросать не стал, а отдал на Ковина в центр, тот направо на Доброхотова, а Доброхот стянув на себя всех оставшихся стоять москвичей, вернул шайбу Кове. И наконец, в пустые ворота седьмой гол воткнул Владимир Ковин номер двадцать второй.
— Да! — Гаркнул я. — Красава! Чего не радуемся, пивососы? — Обратился я к нашим запасным. — Победа 7: 5, сука!
***
После сегодняшнего нервного матча я решил немного посидеть в ресторане и, как иногда поступал в прошлой жизни, заесть стресс. То есть накушаться доступными деликатесами до отвала. Я заказал себе кусок мяса, к нему зелени и фруктов, апельсиновый сок и пару молочных коктейлей. На эстраде выступал живой вокально-инструментальный ансамбль, народ зажигательно отплясывал, а гулящие барышни, для которых хоккейный турнир стал небольшим праздником, весело сновали от столика к столику. А чего им было не радоваться? И денег заработали, и вдоволь оторвались с симпатичными спортивными и молодыми парнями. За одним крайним столиком сверкали золотыми фиксами местные криминальные авторитеты. Но они не лезли ко мне и другим хоккеистам, а мы не лезли к ним.
Вдруг парни на сцене закончили инструментальную композицию, и вышла солистка симпатичная женщина, в которой я узнал ту самую ненормальную с танцев, княжну Мэри. Чёрное облегающее платье, чуть выше колена, голые руки, простенька короткая причёска. Может она и раньше здесь пела, я ведь в ресторане старался не засиживаться. Обещала найти, вот и нашла.
«Вылитая Лариса Мондрус», — оживился голос в голове, про который я уже стал забывать, спасибо близняшкам из культурного училища.
«Тебе виднее, я пока с эстрадой местной не знаком», — хмыкнул я мысленно.
Заиграл очень знакомый мотив, как из древней передачи «Музыкальный киоск» и «Мондрус» подражая Эдите Пьехе запела:
Ночью звезды вдаль плывут по синим рекам,
Утром звезды гаснут без следа.
Только песня остается с человеком,
Песня — верный друг твой навсегда…
Я отправил последние куски отбивной баранины себе в желудок, и хотел было уже расслабиться, растянувшись на мягком стуле, как за столик подсел тренер московского «Локомотива» Анатолий Кострюков, крепкий мужчина лет пятидесяти. Там в будущем я с ним не пересекался, но слышал, что он работал где-то в Спорткомитете.
— Не пьёшь? — Удивился Кострюков.
— Почему? Пью, — я сделал очень серьёзное лицо. — Чай, кофе, ну там кефир разный, напиток «Байкал», воду…
— Шутник, — кивнул головой наставник железнодорожников. — Отлично сегодня сыграл, вытащил матч почти в одиночку. Я навёл справки, ты в «Торпедо» на просмотре. А давай к нам в Москву, квартиру тебе через полтора года сделаем, машину без очереди, годика через два. Ты сколько сейчас получаешь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— За страну играю, не за деньги, — «похвастался» я. — За народ. У нас ведь спорт бесплатный, любительский. А по поводу Москвы подумаю.
— Вот и правильно, — обрадовался мужчина. — Ты хорошо подумай, это же Москва — столица! Очень хорошо подумай.
— К тому же «Локомотив» — это, наверное, бесплатный проезд в электричках и поездах, так ведь? — Покивал я, переключая свое внимание на певицу.
Через годы, через расстоянья,
На любой дороге, в стороне любой,
Песне ты не скажешь до свиданья,
Песня не прощается с тобой…
«Хороша, кобылка, — поцокал языком голос в голове. — Надо брать!»
«Как ты меня достал, конь педальный!» — психанул я про себя и перевёл взгляд в поисках молочного коктейля, а за столом напротив меня уже сидел другой хоккейный товарищ.
— Что тебе Михалыч наобещал? — Спросил меня Николай Семёнович Эпштейн, главный тренер «Химика». — Не верь, у него команда — дрянь. Да и платят в «Локомотиве» копейки. Ты давай перебирайся к нам в Воскресенск. Через полгода квартиру тебе сделаем. Машину через год возьмёшь без очереди. Мы с тобой в высшей лиге пошумим. Как ты Козлова в борт впечатал, просто песня! Да и сегодня я за тобой наблюдал, молодец. А остальные чё бухие на лёд вышли?
— Прилепский в больнице вот и упала дисциплина, — пробормотал я. — Я подумаю Семён Николаевич. А сейчас пойду, что-то я устал.
Глава 29
В среду 22 сентября на утреннюю тренировку вышла вся команда целиком. У бортика появились тренер Прилепский с перевязанной головой и его ассистент Виталич с виноватым и хитроватым лицом. Я старался держаться обособленно и не общаться с партнёрами по команде, в раздевалке молча натянул щитки и завязал коньки, даже с «пионерами» старался не говорить о хоккее.
— Молодцы, — начал тренировку с разговоров главный тренер. — Но я посмотрел протоколы, плохо играем. Результат делает пока тройка, кхе, Тафгаева и помогает ему немного тройка Федотова. А остальные что? Херов наелись?! Покатили по кругу!
Минут десять мы катались по разным траекториям, и по кругу, и восьмёркой, и с разными по скорости участками. Затем поработали над дриблингом, объезжая фишки на льду, потом побросали по воротам. А когда начались игровые упражнения, выход на ворота два в одного, и выход трое на двоих, я подъехал к Прилепскому.
— Тихоныч, нога болит, да и синяк на спине не даёт работать на полную катушку, можно пропущу тренировку? — Спросил я, так как, честно говоря, не хотел никого видеть.
— Болит, — задумался Прилепский. — Подойди к Тамаре, пусть она тебя осмотрит. Помажет где надо, уколет если что. Да и я от тебя тоже отдохну. Не халявим! Распустились, мать вашу! — Крикнул «папа» на остальных хоккеистов, которые с интересом наблюдали за нашей беседой.
От командного врача Тамары Михайловны Иоффе, получив бутылёк с разогревающей мазью, я транзитом протопал в гостиницу, в свой номер, где и завалился спать. Но где-то через пять минут, неожиданно в дверь кто-то постучал.
«И этот кто-то, 100 % женщина, — подумал я, и не думая натягивать спортивное трико. — Ну, что я говорил? — спросил я сам себя, когда на пороге оказалась певица из ресторана, княжна Мэри».
Она пулей залетела в номер и быстро захлопнула дверь.
— Удивлён? — Это были её первые и последние слова, произнесённые при встрече, ведь Мэри просто накинулась на меня, впившись своими полными и жадными губами.
«Изголодалась, кобылка, — забубнил голос. — Что я тебе говорил, надо брать!»
Конечно, дальше должно было начаться страстное срывание одежды, но срывать с меня уже было нечего, поэтому певица из ресторана сразу рванула к микрофону. «Это, наверное, произошло чисто интуитивно», — подумал я, наматывая темно-русые волосы на кулак…