Дмитрий Хван - Знак Сокола
– Андрей, будет ли нам прощенье за зимовье, али ты енто сказывал токмо для вызволенья от Васьки? – подошёл к Титову Мишка, когда обед был готов и казачки, налив себе ушицы в трофейные ангарские миски, с увлечением хлебали дымящееся варево.
– Отчего же? – удивился Титов. – Мои слова не пусты, а товарищи не звери.
Казак, с немалым удивлением назвавший ангарцу своё отчество – Лукич, объяснением Андрея был удовлетворён и более не поднимал эту тему. И доверительным тоном сообщил о костре, что видал прошлой ночью на левом берегу под чёрными великанами скал. Этим он привёл ангарца в неистовство, Андрей бурно выражал свои эмоции – что, мол, прежде молчал? На что тот, меланхолично пожав плечами, дал своё объяснение:
– Откель мне знать, кто там. А може, тунгусы какие?
– Тьфу ты! – махнул рукой ангарец.
С вечера по берегу разложили три костра, дабы стоянку увидели с реки. И тут Титову второй раз за недавнее время улыбнулась удача. Уже на следующий день из-за крутобокой зелёной сопки показалось судно. Андрей ликовал, словно ребёнок, устроив импровизированные танцы на берегу. С воплем радости он показывал на приближающийся корабль. В какой-то момент Титову показалось, что его товарищи пройдут мимо, и он, отвязав плот и вскочив на него, принялся отталкиваться от берега. Казакам пришлось помогать ему да, махая кусками цветной материи, обратить на себя внимание людей на корабле под зелёным стягом с косым крестом.
Ярошенко слушал внимательно, часто прерывая рассказ Титова и всё более мрачнея. Наконец, отпустив Андрея, Аркадий взялся за казаков. До самой ночи майор слушал показания бородачей, робеющих перед вооружёнными и хмурыми ангарцами, зело рассерженными на них за спалённое зимовье и убитых товарищей. Конечно, основная вина за случившееся была на Юрьеве и его дружках да на тех казаках, что решили возвратиться в Якутск. Положить всех, как предлагали иные горячие головы, Ярошенко не дал, решив отправить казаков восстанавливать порушенное ими поселение.
– Ночью связывались с идущими за нами ребятами, – говорил майор. – Четыре партии идут, так мы их обрадовали, что, вместо намыва золотишка, будут валить лес. Благо инструмент есть.
– А теперь что, Аркадий? – спросил Титов. – На Ленский острог?
– Ты же не хочешь оставить этого Ваську без наказания? – усмехнулся Ярошенко.
Ленский острог. Май 7152 (1644).
До острога ангарцы добрались на третьи сутки пути. Пологие, поросшие лесом берега с ниточкой светлого прибрежного песка сменялись берегами каменистыми, скальные выступы обнажались у самой воды, будто срезанные огромным ножом. Величественные сопки то удалялись от реки долиной, то снова приближались к ней вплотную. После извилистого Витима с его быстрым течением и бурунами тёмной воды над огромными камнями на дне Лена стала настоящим отдохновением. Берега реки после слияния с Витимом поражали своим поистине сибирским размахом – от левого берега до правого было километров восемь, никак не меньше. Долина реки расширялась, сопки уходили всё дальше.
На душе у Титова было спокойно, он безмятежно сидел на носу судна, подставляя лицо тёплому майскому солнцу. Прохладный ветерок, однако, временами докучал, как и мысли о том, что предстоит сделать. Начальнику отряда Ярошенко пришлось вызывать подмогу – один из трёх речных кораблей со старателями и охраной, шедший на прииск, не стал уходить на Витим, а проследовал дальше по Лене, догоняя первый отряд. По словам казаков, в Ленском было не меньше восьми десятков служилых людей, включая два десятка стрельцов. А также около тридцати вольных казачков. Сейчас, когда землица подсохла, из острога могло уйти до половины его гарнизона, расходясь по кочевьям и становищам местных туземцев. Посему задача по взятию острога могла быть немного упрощена.
Прошлой ночью удалось поймать сообщение из Северобайкальского свинцового прииска – приказ Петренко, в коем говорилось о недопустимости расхождения по округе вести о золотодобыче ангарцев на Витиме. Острог следовало взять, а людишек, его населяющих, вывезти в Ангарию. Также необходимо забрать всё, что стащили мародёры из зимовья. А сам острог предать огню.
Почти сутки ушли на разведку местности вокруг острога. Плот Юрьева был замечен сразу же, он лежал на песчаном берегу. Там же было и два дощаника, а также несколько лодчонок, вытащенных из воды. Ребята майора Ярошенко из пограничной стражи Владиангарска обошли по периметру острог, осмотрев все возможные пути отхода казаков, а также направления, с которых могли появиться ушедшие к туземцам ватажки. Притащили они и одну из пушек, установив её с северного фаса острога. После того как следующим утром Воробьёв прислал тунгуса с вестью о контроле острога со стороны берега, Ярошенко приказал рабочим готовить пушки, а гребцам – потихоньку выходить на реку, двигаясь к острогу.
Укрепления представляли собой классический сибирский острог – три башни, соединённые частоколом, да несколько изб внутри стен. Не бог весть какая крепостица, зимовье на Витиме было гораздо сильнее. Но тут было людишек поболе, как минимум четыре десятка крепких – иных Сибирь не держит – мужиков, включая дюжину Юрьева.
Подмогу Ярошенко решил не ждать, а атаковать острог прямо сейчас, на переговоры он решил не идти, они пока что были лишними. Сначала надо было заявить о себе. Судно со старателями должно было прийти через пару дней, не ранее. Как на бойцов на них Аркадий не рассчитывал, скорее он хотел использовать товарищей в качестве охраны для пленных. Убивать казаков и стрельцов гарнизона Петренко не рекомендовал, в отличие от тех, кто мародёрничал в зимовье и убивал ангарцев.
Первые два выстрела стали пристрелочными, разорвавшись на берегу, неподалёку от частокола. Планируемый Ярошенко недолёт. В остроге тут же зазвенел набат, а на стенах замелькали тени. Второй залп орудий был перенесён ближе к острогу, один снаряд вломился в башню, второй разорвался на берегу. После второго залпа Ярошенко решил подождать реакции местного головы, надеясь на парламентёров.
Не дождавшись оных, Воробьёв решил действовать. Его люди принялись постреливать поверх голов казаков, и вскоре они перестали показываться над частоколом. В башенке была замечена медная пушечка, там же возились стрельцы. Лейтенант решил задействовать железногорскую новинку – хлорпикриновую мину для нейтрализации гарнизона. Под прикрытием стрелков нужно было вытащить миномёт на опушку и произвести серию выстрелов внутрь острога. Знакомая многим ещё по учебке «синеглазка» должна была, наконец, быть опробована в деле. К великому сожалению – на казаках, а не на маньчжурах, например. Хотя доза была рассчитана как нелетальная.
– Огонь по готовности! – дал бойцам команду Воробьёв. – Пошли!
Дюжина стрелков начала обстрел угловой башни и частокола, а четверо морпехов, быстро определив нужный угол стрельбы и безветренность, закинули в ствол первую мину. Неожиданно с орудийной площадки башни также грохнуло три выстрела. У ангарцев упало двое – стрелок-тунгус и один из морпехов. Мина удачно опустилась за частоколом, рядом с башней. С частокола успел жахнуть из винтовки ещё один стрелок, но его пуля, к счастью, не достигла цели. После чего миномётчиками было произведено ещё четыре выстрела. Вскоре из-за частокола показался густой дым, ну а поскольку ветра не было, то и эффект получался нужным.
Своих раненых ангарцы тут же оттащили в лес, чтобы оказать помощь. Тунгус получил ранение плеча, довольно неприятное на вид. Миномётчик отделался касательным ранением бедра, однако крови натекло немеряно, прежде чем сумели её остановить. Похоже, казаки успели освоить ангарки, это было плохой новостью. Лейтенант, выругавшись, отослал человека к берегу, чтобы передать сигнал на корабль. Вскоре майор Ярошенко смотрел в бинокль на стоявшего на берегу человека, флажками подававшего знаки на корабль.
– Работайте на поражение, ждать больше нечего! – крикнул он рабочим-артиллеристам и добавил, махнув рукой: – У лейтенанта уже трёхсотые.
Едва рассеялся дым от третьего залпа со стоявшего на реке корабля, невысокий плотный мужчина осторожно поднялся с земли на нетвёрдо стоявшие ноги. Большая башня, смотревшая на реку, заметно накренилась, виднелись язычки пламени, валил дым, а стрельцы в дымящихся кафтанах выносили оттуда придавленного бревном товарища. Он покрутил головой, чтобы отогнать звенящий шум в ушах, и, шатаясь, направился к порубу. Пятидесятник Данила Романович Елманьев, острожный голова, поставленный якутским воеводой в Ленский острог, тяжко дыша, рывком отворил дверь в поруб.
– Васька! Сучий потрох! – прорычал он в темноту холодной полуземлянки. – Привёл ко мне онгарцев, сволота?! Судно с зелёным стягом по острожку палит!
– Как?! – поражённо ответил Юрьев дрогнувшим голосом. – Они ужо тут?
