Андрей Величко - Эмигранты
Однако наш корабль был не резиновый, так что мы взяли только около сотни человек, в основном женщин и детей. И оставили тридцать солдат при трех тридцатимиллиметровых пушках и двух «Сайгах». Остальные были вооружены барабанками, да и у островитян еще оставались кремневые ружья.
Утром двадцать второго октября «Чайка» отправилась в обратный путь. К обеду следующего дня мы подошли к южной оконечности Южного острова Новой Зеландии, но не стали его огибать, а двинулись на северо-восток вдоль берега. Дело было в том, что среди мориори еще сохранились знатоки татуировок, и по ним пришельцы были опознаны как жители именно Южного острова. И мы хотели показать оставшимся, что плавать на восток им больше нельзя.
Двое суток «Чайка» шла вдоль берега, стреляя во все оказавшиеся в пределах досягаемости каноэ, неважно, в море они были или на берегу. Процесс не прекращался и ночью, причем один раз хозяева лодок вместо того, чтобы разбежаться, попытались организовать нападение на «Чайку». В результате чего после уничтожения всех плавсредств мы подошли к самому берегу и сожгли деревню, расположенную метрах в пятистах.
Наконец вечером двадцать пятого мы вошли в пролив Кука, где утопили еще четыре каноэ, последние за эту экспедицию. Я вовсе не собирался оставлять маори хоть малейшую возможность еще раз посетить Чатем до того, как мы эвакуируем оттуда последних мориори и заберем все хоть мало-мальски ценное.
Вот так и закончился первый этап человеческих поселений на архипелаге Чатем. Теперь он снова становился необитаемым. Возможно, лет через сто его откроют и начнут заселять европейцы. Австралии же пока было не до него. Новозеландский лен можно ничуть не хуже растить и на материке.
В Ильинске рассказы уцелевших мориори и привезенные мной фотографии произвели должный эффект. Служба в армии у нас была добровольной, так вот, добровольцев мгновенно стало в несколько раз больше, чем могла себе позволить содержать Австралия. Но мы ввели систему сборов, на которых кандидаты учились азам обращения с оружием, и там же происходил первичный отбор уже в профессиональное войско. Что интересно, вскоре ко мне пришла петиция от французов-переселенцев, обратиться к императору они не рискнули. Дело было в том, что подданство империи после трехлетней службы в армии предоставлялось автоматически, а в случае успехов это событие могло случиться и раньше. И, значит, двадцать три человека выразили горячее желание послужить в нашей армии. Так что из французов на полгода был сформирован кандидатский взвод. Все командные посты там занимали мориори, причем участники новозеландских походов. А кандидатам за предоставленные полгода следовало освоить не только азы солдатского ремесла, но и научиться говорить и, главное, хоть по складам читать на австралийском.
Нам же с Ильей произошедшее поставило последнюю точку в сомнения насчет Новой Зеландии. До этого мы долго не могли решить, как относиться к возможным попыткам европейцев колонизировать Новую Зеландию. Теперь же решение было принято, и оно гласило, что относиться следует с одобрением. Вплоть до помощи, если нам это будет нетрудно. Ибо самобытность всяких коренных народов – вещь, конечно, хорошая, но в меру. А когда она имеет вид каннибализма, то тут о ее охране уже не может быть и речи. Поначалу мы с Ильей даже поспорили, что в данном случае будет лучше – химическое или бактериологическое оружие, но потом решили для начала попробовать подписать на это дело европейцев. Чем уничтожать американских индейцев, которые при всех их недостатках все-таки никого не едят, пусть лучше займутся аборигенами Новой Зеландии.
От новозеландских аборигенов наша беседа незаметно перетекла на австралийских. Нет, эти не баловались каннибализмом, да и бойцы из них были так себе. Настолько так себе, что иногда даже жалость брала в них стрелять, а приходилось.
В окрестностях Ильинска, как выяснилось, издревле обитало два племени, а недавно появилось третье.
С первым удалось договориться, что они не воруют наш скот и не топчут посевы, за что им было выдано четыре железных ножа единовременно, и периодически дарились излишки мяса, а в основном субпродуктов.
Второе было совершенно диким и просто не понимало, чего от него хотят. Как это, почему они не могут копать растущие в земле вкусные клубни? Аргумент «не вы их сажали» до аборигенов не доходил. И ладно бы они просто таскали картошку и свеклу, мы бы это еще стерпели. Они портили в десять раз больше, чем утаскивали! Так что охрана полей имела приказ стрелять по воришкам и выполняла его. Правда, старались стрелять так, чтобы только ранить, но не из-за избытка гуманизма, а потому, что иначе им потом пришлось бы еще и убирать труп. А вот кенгуру, которые тоже пакостили на полях, били насмерть как обладателей вкусного мяса и неплохой шкуры.
Третье племя пришло откуда-то с востока и тоже начало с попытки украсть пару свиней. Но быстро поняло, чем это чревато, однако его вождь сам явился на переговоры. Получив от наших полеводов свои четыре ножа и пояснения, куда и когда приходить за мясными обрезками, делегация удалилась, но ненадолго. Вскоре они явились снова и сказали, что племя у них большое, четырех ножей им мало, а кроме мяса, не помешала бы еще и картошка. Наверное, давать требуемое было ошибкой. Потому как недавно состоялся еще один визит, где самый здоровый среди пришедших абориген объяснил лично мне через переводчика-мориори, что он, великий вождь Очень Большая Собака, победитель кого-то там и еще кого-то, так и быть, разрешает нам жить на его землях, но за это мы должны каждую луну давать ему…
Дальше я его слушать не стал. Поднялся, примерился и от души врезал в ухо. Подождал, пока он поднимется, и добавил в глаз, теперь уже с левой руки. Убедившись, что собеседник сам подниматься уже почему-то не хочет, для порядка немного попинал его и велел убираться к чертям, пока не пристрелили.
Вождь внял доброму совету, но затаил злобу. И где-то через неделю на стоящий несколько на отшибе домик картофелеводов был совершен ночной налет. Но рабочие заперлись в своем сарае и полчаса отстреливались из имеющихся у них двух ружей, пока не подоспела подмога.
Племя Большой Собаки действительно оказалось крупным, потому как в ночном нападении участвовало человек сорок. Во всяком случае, после боя мы насчитали тридцать семь убитых и тяжело раненых, но суки-вождя, к сожалению, среди них не было.
– По-моему, проблема совместного проживания диких племен и технологической цивилизации в общем виде приемлемого решения не имеет, – вздохнул Илья. – Возьмем, например, самое приличное племя. Как оно там называется?
– Дети какого-то дерева, – припомнил я. – Какого именно, наш переводчик не знает.
– Вот-вот. Помню я, как они за продуктами приходили. На малышей вообще смотреть жалко! Ладно, когда взрослые через одного рахиты, но детям-то за что мучиться? Да и мрут они как мухи, небось, до зрелости и один из трех не доживает. И что делать? Отбирать детей и обеспечивать им нормальные условия? В наше время как-то австралийцы практиковали именно такое. Так дикари начали прятаться, и детям стало еще хуже. Не говоря уж о моральной стороне дела.
– Пусть потихоньку приучаются отрабатывать жратву, – предложил я. – Давать им продуктов покачественнее и побольше, но не на халяву, а за что-нибудь. Хотя лес валить они не хотят, это у них табу. Может, пусть какой-нибудь канал роют? Пора уже помаленьку приступать к искусственному орошению.
– Попробуй, – сомнением протянул Илья. – Но чем это поможет их детям?
– Этим – почти ничем. Но со временем кому-то понравится иметь гарантированное пропитание, глядишь, их потребности возрастут и до крыши над головой. А вот когда они начнут жить в поселке, можно будет их потихоньку начинать цивилизовать. Ты прав в том смысле, что с дикарями нам не ужиться. Их уход – просто консервация проблемы, когда-нибудь уходить станет некуда. Так что либо они перестанут быть дикарями, либо в конце концов вымрут вместе со свой якобы самобытной культурой, никаких признаков которой мне пока обнаружить не удалось.
Через весьма непродолжительное время выяснилось, что ни малейшей склонностью к копанию канав дети неизвестного науке дерева не обладают. То есть пока на них смотрели и покрикивали, они еще кое-как ковыряли землю, иногда доходя до производительности полкубометра грунта в день всем племенем. Но стоило не то чтобы уйти, а просто отвернуться, как работы тут же прекращались. Я уже совсем было собрался плюнуть на прогрессорство среди аборигенов, как они сами предложили вполне приемлемый выход. А именно – забирать у них лишних детей, иногда и вместе с матерьми. В качестве же благодарности какое-то время кормить племя.
Решив, что лучше так, чем вовсе никак, я согласился. Вскоре были составлены расценки, из коих следовало, что один больной ребенок стоит три своих веса мяса плюс десять – картошки. Здоровый ценится вдвое дороже. Если же ребенок идет в комплекте с матерью, цена снова удваивается, а если до кучи к ним добавят и отца, то удвоение произойдет еще раз.
