Владимир Поселягин - Я – истребитель
— Это одна из причин. Похоже ты просто заснул, причем очень крепко.
Тетя Галя уже разложила медицинские инструменты и отошла в сторону, ожидая.
Почти час она меня осматривала, рассказывая как ее напугали вчера, когда набежала толпа человек в семьдесят и принесла меня.
— Перевернули все лавки, пока топтались в коридоре, сломали полку, раздавили ведро, и потеряли пилотку. Пока не выгнала никак не могли успокоиться, все спрашивали когда ты в себя придешь, все требовали кровь у них для донорства взять. А выгнала, так в каждом окне по паре лиц за мной наблюдает. Пришлось Никитину пожаловаться что работать мешают. Пока часовых не поставили, работать нормально не давали.
— Ты не ответила, что со мной?
— Сильное перенапряжение, усиленное невысыпанием. Ты ведь эту ночь не спал?
— Нет, а когда? То немцев караулил, то машину водил, а там бой и я опять в воздухе.
— Мне так и сообщили. Так что больной, лечение на два дня вам обеспечено, — хлопнув меня по плечу, сказала Марина.
— Марина Викторовна, а вы знаете о стимулирующих свойствах воды? Если прикоснуться к ней, то телу передается заряд бодрости, а уж если двигаться в ней…
— Ты у меня искупаться отпрашиваешься? — озадаченно спросила она.
— Да, — коротко ответил я.
— А как завернул то подлец, даже я не сразу поняла что он имел ввиду, — обернувшись к тете Гале сказала Марина.
— Ладно, после завтрака иди. Там кто-то из твоих ожидает, проводит, я предупрежу.
Я даже как-то не ожидал что меня так легко отпустят, поэтому было растерялся, но быстро взял себя в руки. Подхватив полотенце висевшее на гвоздике, и надев тапочки направился к выходу.
— Сперва в столовую зайди, ты у нас ходячий больной, — вслед крикнула Марина.
Снаружи меня ожидал Карпов, который сидел на скамейке и с удовольствием щурясь, грелся на солнце.
— Как дела? — спросил я выходя наружу.
— Ой, товарищ лейтенант. Вы в порядке? — вскочив, спросил он.
— Ага. Даже взлететь охота. Я имел ввиду, что если махну руками, то взлечу, — пояснил я увидев его недоумевающее лицо.
— Понятно.
— Так, сержант. Я сейчас в столовую, обедать, и на речку…
— Тут нет речки, озеро, — прервав меня пояснил Карпов.
— Один хрен. Купаться же можно?
— Все купаются, — кивнул сержант.
— Наша группа все тут?
— Только Сомин, Морюхов и Горкин остальные остались там…
— Как они?
— Тяжело. Столько за раз потеряли. Но самолеты хвалят, очень хорошие машины. Таиров когда уезжал забрал целый ворох бумаг с их отзывами.
— Понятно. Значит так, я в столовую, ты наших по тихому предупреди, встречаемся у озера. Там и пообщаемся.
После обеда я хотел было отправиться к озеру, как понял что меня уже сопровождают человек двадцать бойцов. Видимо слух, что я ожил и нахожусь в столовой, быстро разнесся по полкам, так что народ постоянно спрашивал о состоянии моего здоровья. Причем серьезно спрашивал, не из праздного любопытства. Было видно что это их действительно беспокоит. Обо мне мало кто так волновался, честно скажу было приятно.
В общем на озеро я пришел с десятком спутников. Заметив своих, которые ожидали меня метрах в сорока в стороне, я попросил не мешать нам, и направился к своим «одногруппникам».
— Лапоть жив, — ошарашил меня Сомов, как только я подошел по ближе.
Вскочив, он крепко обнял меня и сказал:
— Жив чертяка, а мы вас уже похо… Эх, — сказал он дрогнувшим голосом.
Пообнимавшись с остальными парнями, я сел на сухой, нарубленный кем-то камыш, и спросил:
— Лапоть. Что там с сержантом?
— Сел на вынужденную в пяти километрах от линии фронта. Обгорел он сильно. Врачи говорят у него поражение двадцати процентов кожи. Руки, лицо, шея. В Москву отправили.
— Главное жив, — выдохнул я.
— Это да.
— Расскажи своими словам, что там было. Мы-то на высоте рубились, вы ниже были, я как-то не отслеживал ваш бой.
— Да что там говорить. Когда мы разделились, вы наверх ушли, ко второй группе, мы первою атаковали. Выстрелили эРэСами, зона поражения была небольшая. Цель маленькая, подвижная попасть трудно, но нам повезло, взрыватели стояли на удар, да и то, что снаряды были шрапнельные тоже помогло. В общем трех мы снесли, и стали крутиться. То карусель, то качели им устроим. Представляешь одного попадания из пушки хватало чтобы вывести мессер из строя. Я в одного очередь из трех снарядов всадил, так он обломками осыпался.
— Как парни погибли?
— Горелова на вираже срезали, по кабине попали, никакая броня не спасла. Сашку Родимцева, пара сверху атаковала когда мы уходили, потом другая добила, мы помочь не успели, но отомстили, двух в ответ срезали.
— Как Булочкин погиб я видел. Я виноват. Я в мессер стрелял, а он в сторону шарахнулся и врезался в «семерочку» сержанта, и они вместе упали.
Мы почти час общались, вспоминая тот тяжелый день и анализируя наши действия, после чего полезли купаться. Плавали мы без шуток и веселья, не то настроение было, просто купались, мылись можно сказать.
День прошел в отдыхе и восстановительных процедурах, а вот ночью я доказал Марине Викторовне что вполне здоров.
Утром я лежа на белоснежных простынях анализировал эти дни с того момента, как мы вылетели на бомбежку. Командование считает, что вылет был без сомнения успешным, пусть так. Но из восьмидесяти двух самолетов вылетевших в то утро, не вернулось тридцать семь. ТРИДЦАТЬ СЕМЬ!!!
Я не знаю, может это нормально, все-таки по подсчетам специалистов изучивших снимки, уничтожено более сотни самолетов противника и вся инфраструктура аэродрома. Соотношение потерь конечно в нашу пользу, тем более немецкий пилот со сбитого вчера «хейнкеля», сообщил, что из летного состава аэродрома «А» мало кто выжил. Потери были просто ужасающие. Удар по самолюбию Люфтваффе был силен, даже очень. Не могу даже предположить, что они придумают чтобы отомстить.
Из полка подполковника Запашного не вернулось одиннадцать машин, это если считать нашу группу. Из полка подполковника Никитина, семь. Это в основном от действий зенитных средств, все-таки именно два полка СБ наносили первый и внезапный удар по жилым постройкам. Зенитки должны были подавить шесть «чаек» но их не хватило, так что немецкие зенитчики хорошо оторвались, пока не подошла вторая волна и не принялась за них.
Дождь наград посыпался на все принимавшие участие в этом налете, части. Не обошло это и нас. Я получил лейтенанта. Карпов остался сержантом, но был представлен к Красной Звезде. Пока ее попридержали до выяснения, как он попал в плен, но не думаю что это надолго.
Сбитые над аэродромом мне не засчитали, записав все в общий список. А вот три «штуки» которых я сбил на мессере, это да, засчитали. Так что мой счет теперь, двадцать четыре лично, и пять в группе.
После завтрака я вернулся к урокам, правда под медицинским наблюдением. После обеда Марина с сожалением сообщила что я совершенно здоров, даже слишком. И отправила меня в свою группу, где меня встретили радостными воплями.
На второй день меня нагрузили, так нагрузили, благо Марина дала разрешение. И снова полет, и снова бой.
А все началось со звонка из штаба дивизии.
Приказ на присвоение новых званий еще не пришел, но все знали о них. Так что несмотря на то что о присвоение отличившимся сообщил сам комдив, пока никто не менял знаки различия. Хотя при докладах демонстративно обращались к командирам согласно будущему приказу.
Меня если честно это смешило. Но я молчал. Сейчас общаясь с «казначеем» нашего полка, который оформлял награждения за сбитые, вписав их на мой счет в сбербанке. С этими призовыми деньгами было как то мутно, то одна сумма то другая. Сберегательная книжка, которую завели на меня постоянно пополнялась, но не опустошалась, тратить было не куда. Пару раз приезжала автолавка, второй раз это было несколько дней назад, и я не успел ничего особо купить, был на вылете. Так что немалые по местным временам деньги мирно лежали на книжке.
Расписавшись в бланке о переводе очередной суммы за последних сбитых, я встав, поблагодарил «казначея» и направился было к выходу, как он меня остановил:
— Товарищ лейтенант, а вот во вчерашнем концерте вы песню пели «Комбат», я там несколько слов не разобрал, не подскажите? — спросил он доставая толстую тетрадь.
«Блин, пора озаботиться авторским правом. Интересно здесь есть соответствующие конторы?» — подумал я, и перечеркнув несколько слов вписал другие.
— Вот так будет правильно, — ответил я.
Время было послеобеденное, через двадцать минут у меня начнутся привычные уже уроки, после которых с командирами обоих полков составление новой методички тактики и стратегии воздушных войн для авиационных школ. Я после некоторых размышлений решил издать их в соавторстве с опытными повоевавшими командирами, так она быстрее пойдет в жизнь. Методичку начали писать не просто так, а по приказу Штаба ВВС после прогремевшего на весь фронт успешного налета на аэродром противника.
