Шапка Мономаха. Часть I - Алексей Викторович Вязовский
А на чем сидеть столь важному лицу? Конечно, на шитых золотом подушках.
А если вздумается ему вздремнуть? К его услугам мягкая постель с пологом от москитов. Верблюд привез на своем горбу от самого киоска сановника на Босфоре — великолепного дворца, обрамленного черными кипарисами.
На чем обедать, когда придет черед удовольствий для рта? Все предусмотрено: и золотая посуда, и красивые блюда, чтобы выложить на них гору шафранового риса. Про чашечки для кофе и упоминать смешно — какой турок отправится в поездку без кофейного набора?
Эти и множество других важных мелочей готовили чернокожие и светлые рабы, не отвлекаясь на глазение. На что им смотреть? На страшных урусов в пыльных мундирах, постоянно перемещавшихся по лагерю? На их грозные пушки? На их пробитые пулями и картечью знамена? На их нарядную кавалерию, которая нарезала круги вокруг лагеря?
Слугам верховного визиря было невдомек, что Каменский специально приказал войскам постоянно находиться в движении. Таким нехитрым приемом думал обмануть делегацию, заставив поверить, что войск очень много и они полны решимости. В яростной храбрости русских не сомневался уже последний бедняк на Гранд-Базаре — про отход основной армии доложили соглядатаи. Но все равно! Мир решено заключить. Как ни умоляли татары не бросать их на съедение гяурам, партия противников войны восторжествовала, и ее представители явились в Кучук Кайнарджу, непреклонно настроенные закончить дело. Урус Обрезков не просит ни гроша, а лишь самостоятельности для татар, уверяли они всех и каждого. Он говорит нам: «Доколе пребывают крымчаки под вашей властью, нам нельзя спокойно у себя жить: надеясь на вашу защиту, они всегда готовы причинить нам вред». Иншаллах, да будет так. Эти татары всем надоели.
Эти константинопольские миротворцы решительно приврали: русские требовали семь с половиной миллионов пиастров в качестве контрибуции, да и многие земли оставляли за собой. Правда, принадлежали они «татарской нации» — не жалко. А деньги? Кто на Востоке решает дела без денег? Не даром говорят: «денег не берет — дело не пойдет».
— От нас, генерал-паша, подписи поставим я и реис-эфенди Ибраим-Мюниб, — втолковывал упрямому русскому генералу Ресми-Ахмед-эфенди. — Но на глазах верховного визиря, да продлятся его дни! У нас так принято!
Вспыльчивый щуплый Каменский с трудом усидел на месте. Он полагал, что в разговорах с турками нужно строить зверское лицо… Но не авантажен был генерал — природа обделила и ростом, и голосом громовым. Только и оставалось, что хмурить брови и спорить.
— Согласен на акцепт!
После долгих препирательств пришли к согласию. От русских подписывал Каменский на основании доверенности от Румянцева. От Высокой Порты Ресми-Ахмед-эфенди и реис-эфенди Ибраим-Мюниб с собственноручным приложением печати верховного визиря.
— Считаю своим долгом встретить достопочтенного Мусун Заде Мегмет-пашу шпалерами войск и пушечным салютованием. Не испугает ли верховного визиря гром русских орудий? — поинтересовался с иезуитской улыбочкой русский генерал.
— Не испугает. Наш благородный паша, первенствующий управитель и носитель Священного знамени, предводительствовал войсками в Шумле и привык к вашей канонаде.
— Так быть посему!
Прибыл верховный визирь. Войска встречали его криком «Ура!», от которого бедный паша вздрагивал — наслушался этих победоносных криков под стенами своего лагеря. Его аккуратно спустили с паланкина, который несли на плечах восемь слуг. Рабы взяли визиря под руки, провели в богато расшитый золотым и сербряными нитями шатер. Усадили на высокие подушки.
70-летний старец чувствовал себя ужасно. Сердце кололо. Руки и лоб покрывал холодный пот. Он держался из последних сил, стараясь сохранять величественный вид. Но опасался, что выходило дурно.
Рядом с его подушками, выложенными как кресло с высокой спинкой, стоял стол. За него усилились турецкие уполномоченные и генерал Каменский, после того как русский торжественно поприветствовал высокого гостя, невежливо отказавшись от трубок и кофе.
Приступили к работе. В последний раз проверяли, все ли изложено точно в документе. Ошибки не было. Русские возвращали османам все захваченные земли, оставляя за собой крепости Кинбурн, Еникале, а также город Керчь и земли между Днепром и Бугом. Таким образом, возникала русско-турецкая сухопутная граница. Признавался суверенитет Российской империи над городом Азов. Она могла иметь флот в Черном море и проходить его через Проливы, а ее торговые корабли получали равные права с английскими и французскими. Крымский хан и его народ отныне не были вассалами Высокой Порты. Русские обязались вывести свои войска с полуострова после ратификации договора. И становились покровителями всех православных христиан в Османской империи. Последний пункт был изложен довольно туманно, и его можно было трактовать по-разному, как и о даннике коымкого хана — Кабарде. Но Каменского все устраивало — ему было приказано лишь подписать документ, что он и сделал. Турки, в свою очередь, оставили свои росписи на плотных листах бумаги, на которых аккуратным почерком, синими чернилами были изложены условия договора.
— Его Присутствие желает сделать объявление, — торжественно возвестил эфенди Ибрагим-Мюнид.
Каменский моргнул, но постарался скрыть удивление. Потом сообразил, что «Его Присутствием» окрестили верховного визиря.
Мусун Заде Мегмет-паша позволил рабам поднять его на ноги и подвести к столу. Огладил свою седую бороду и произнес дрожащим голосом:
— Какое счастье, что раскрытие почек розана не осталось еще раз до будущей весны. Мириться с вами на чистоту без фальши и плутовства — таков мы получили наказ от нашего великого падишаха, счастие его в полном цвету и во всей силе. Ибо кровопролитие по нашему закону — вещь богомерзкая и отвратительная. Мы любим покой и доброе согласие. Иншаллах, если угодно Аллаху, до дня представления света не случится между нами причины к ссоре.
С этими словами верховный визирь приложил свою печать к документу. Война, длившаяся шесть лет, завершилась.
Через три дня после подписания мирного трактата верховный визирь умер на дороге в Шумлу.
* * *
Смотрел я на церемонию отказа от дворянства в главном зале Воспитательного Дома, смотрел, и в голову закрадывались неприятные мысли.
— Косу дали отрезать, бумагу подписали, даже присягу принесли — этого мало. Вы понимаете, сколько в зале набралось шпиков и будущих предателей? — озадачил я Перфильева и Радищева, уединившись с ними после церемонии. — Стоит Катьке показать свою силу разок… Ну вы помните, что
