Студент - Всеволод Советский

У меня мелочь была, я расплатился двугривенным без сдачи. Девушка отшагнула от кассы, но приостановилась, как бы ожидая меня. Что не могло не порадовать.

Я решил продолжить роль светского денди:

— Ну что ж, прошу! Кстати, предлагаю познакомиться. Надеюсь, вы и в этом случае возражать не будете?

— Не стану, — она негромко засмеялась.

Нет, правда идут от нее некие волшебные флюиды!..

— Меня зовут Василий, — представился я, самую малость рисуясь. — А вас?

— А у меня несколько имен, — был ответ.

Глава 24

Ух ты! Ну ничего себе заявочка.

Я постарался выразить лицом учтивый сдержанный интерес:

— Вот как? А если поподробнее?

Тут резко загремел звонок, приглашая зрителей в зал. Девушка извинительно вскинула брови:

— Подробней не успеваю.

— Тогда, может, объясните после сеанса? — нахально вцепился я, смягчая дерзость фразы извинительной интонацией.

Она секунду помолчала. Пожала плечами:

— Если вам это интересно.

— Конечно! — с жаром воскликнул я. — Это очень интересно!

— Да?.. Ну, договорились. Пойдемте смотреть фильм, это тоже интересно.

Звучало все доброжелательно, но с такой тончайшей прожилкой иронии, что кто-то мог ее угадать, кто-то нет. Я уловил. И любопытство разжигалось все сильней. Занятная особа! Грех будет не познакомиться поближе. Я буду не я!

— Идем… те, — шутливо подхватил я.

В маленьком зале царила приятная прохлада и пахло как-то… шут его знает, не противно, но и приятным этот запах не назовешь. Как-то подвально-сыровато, так часто бывает в старых домах с толстенными каменными стенами. Зал был оборудован дешевыми откидными креслицами примерно на 70–80 посадочных мест. Присутствовало же человек десять-двенадцать, из которых мужчин было всего трое. Это, пардон, если считать за мужчину дальнозоркого очкарика, одиноко торчавшего на заднем ряду… Второй был спутником некоей утонченной дамы лет сорока. Ее вот как-то сразу было видно: такая ухоженная, необыкновенно чистенькая, со вкусом одетая брюнетка. Не красавица, но фактурная, и благодаря умело созданному шарму на нее было приятно смотреть.

Она мгновенно напомнила мне кадровичку Ларису Юрьевну. Нет, не похожа. От слова «совсем». Но абсолютно та же масть. Ведьма, говоря грубо. Та, кто знает, как приклеить к себе мужика.

Это видно было по мужчине рядом с ней, который явно помоложе. Он был отчаянно влюблен. Я это понял сразу безошибочно. И вроде бы старался он держать себя с достоинством… а все равно видать, что подкаблучник, тряпка под ногами своей королевы. И на просмотр артхауса пришла, конечно, она, а он так, шлейфом.

Остальные являли собой малоразличимые типажи «синего чулка»: бесцветные, никакие, без возраста существа. Унылые «учителки» и «библиотекарши». Большинство из них расселось в первых рядах.

Погас свет, возникли титры на фоне картин старинных итальянских мастеров. Хуциевский неореализм потек на нас с экрана.

Не в первый раз я видел эти черно-белые кадры, а все равно на душе посветлело. Старая добрая Москва, канувшая в Лету. Другая уличная суета, другие лица. Другой мир! Молодая женщина, стремительно идущая сквозь толпу, сквозь шум мегаполиса, словно вечность, идущая сквозь время… свист, гул радиоэфира, переклички мелодий, прерывистый спортивный репортаж, до боли знакомый голос Николая Озерова — голос минувшей эпохи. Все это с точностью до дня устанавливает время: 19 июля 1966 года, чемпионат мира по футболу в Англии, матч Португалия-Бразилия. Ливерпуль. Поражение действующих чемпионов мира бразильцев, превратившее их выступление на том турнире в катастрофу.

Но Бог, конечно, с ними, с бразильцами. Да и с португальцами тоже. Главное — та наша советская жизнь, живой портрет эпохи. Собственно, даже действия, скучноватые разговоры героев, включая философские сентенции, не очень важны. Магия фильма в том и есть, чтобы в непрочных черточках эпохи, исчезающих быстро и бесследно, поймать нечто самое главное, вечное, никогда не исчезающее, наполнявшее мир в любую секунду, ну, хотя бы начиная с позднего палеолита…

Когда экран погас, а лампы в зале вспыхнули, я украдкой покосился на юную соседку. Лицо ее было абсолютно невозмутимо, как-то не по возрасту. И мне на миг почудилось, что она, точь-в-точь как та девушка в призрачной реальности кинофильма, не подчинена силе времени, так безмятежно плывет сквозь него.

Какая чушь! — с досадой мысленно воскликнул я, но интерес к загадочной особе усилился.

— Ну что? — я улыбнулся. — У нас остался незаконченный разговор? Кстати, вы где живете? Позволите вас проводить?

— Если не лень, и времени не жаль… А я живу совсем недалеко. Через пару кварталов.

— А еще у вас несколько имен! Я не забыл. Объясните, пожалуйста.

Мы уже шли по улице. Точнее, по замкнутому старинному двору, куда был устроен выход из кинозала. Заметно повечерело. Подступали сумерки.

Она тоже усмехнулась.

— Если официально, то меня зовут Алиса. Не в честь лисы, не думайте. Хотя…

— Хотя в детстве дразнили лисой Алисой.

— Точно! Но нет, это мой папа… он был в восторге от сказок Кэрролла. И когда родилась я… Многим это показалось странным, но отговорить его не смогли.

Так. Очень любопытно. И кто же у нас папа?.. Это я к тому, что какие колеса должны быть в башке, чтобы дочь назвать не просто, а по мотивам, да еще таких странных, мягко говоря, книжек!

Конечно, вслух я это не сказал. Однако, цепкий взгляд бросил. Н-ну, у такого папы, наверное, и должна быть столь необычная дочь…

Я смог умело ее разговорить. Узнал, что папа художник. Пейзажист. Сертифицированный, как сказали бы сейчас. Член Союза художников СССР, что дает право жить вольно, только за счет продажи картин. Правда, на пейзажах не проживешь, зубы на полку положишь. Поэтому он работает в основном оформителем: делает мозаику, огромные настенные панно из цветного стекла. В те годы было очень модно украшать фасады разных общественных зданий такими вот идейными картинами из яркого блестящего материала. Дворцы культуры, учебные заведения, научные учреждения… Заказов хватает, папу ценят, не бедствует.

— А вы не собираетесь по его стопам? — живо спросил я.

— Пока не знаю.

Выяснилось, что она моя ровесница. В июне получила аттестат… но поступать никуда не стала.

— Не определилась с будущим, — призналась она. — А поступать ради студенческого билета… это не мое.

— Резонно, — поспешил согласиться я. — А что у нас все-таки с другими именами?

— Да все из-за лисы, — она негромко рассмеялась, и вот смех у нее был чудесный, проникающий в душу. —