Артист (Управдом – 4, осень 1928) - Андрей Никонов
— У меня в Пскове приятель есть, тоже энтузиаст вашей покойницкой деятельности, вот думаю, вам бы было о чём поговорить.
В Пскове? — Ляпидевский задумался, — город старинный, Маруся могла бы свои экскурсии водить. Я подумаю. Но лучше в Ленинград, мне там хорошее место предлагают.
* * *
— Я место знаю, где схорониться, — Панкрат смотрел на Генриха прямо, без страха, — там никто искать не будет, но сперва с этим здоровяком надо разобраться, больно много вопросов задаёт. Один раз спросит, другой, ничего, а как рыскать начнёт, мильтоны пронюхают, а уж там заложат нас кореша за милую душу, и меня, и тебя. С Федькой-то удачно вышло, и с этим то же сделаем.
Липке-младший не обидел, выделил из найденного у Федьки барахла половину, почти на три косых получилось. Мог бы и прикончить там вместе с остальным, да у Панкрата родня тоже не лаптем щи хлебала, один из братьев, женатик, только барыжил потихоньку да малину ветошную держал, а трое других на мясокомбинате обвальщиками трудились, и могли Генриха в отместку вместо свиньи разделать. Особенно старший, ростом Панкрата на голову выше и в плечах шире.
— Сколько хочешь? — тут же перешёл Генрих к делу.
— Пять косых.
— За фраера? Да за десяток червонцев только свистну, и очередь выстроится.
— Ну так спробуй, посвисти. Он вон Мельнику и его корешам так навалял, что мы их тёплыми без труда взяли, они даже не пикнули, уж на что Петька с пером ловчил. Три, никак не меньше.
Генрих рассмеялся.
— Дам тысячу, — сказал он, — ты, Панкрат, жаден больно, но учти, что здоровяк этот тебя ищет, а не меня. Или ты в доносчики заделаешься? Только чтобы всё, как вы говорите, было шито-крыто, и ко мне чтобы ниточка не вела.
Он достал из кармана пачку денег, отсчитал сотню червонцев, подвинул к Панкрату. Тот облизнул губы, и накрыл деньги широкой ладонью.
— Уговор.
* * *
Травин сперва зашёл к Кольцовой, узнать, какие будут планы по раскрытию масштабного белогвардейского заговора, но той в гостинице не было, Лена оставила у дежурного записку, что вернётся поздно. Насколько поздно, она не написала, но слово было подчёркнуто.
Телеграмма от Малиновской или Зои могла прийти в любой момент, но Травин решил дождаться вечера — если с женщинами всё в порядке, то и беспокоиться нечего, а если нет — то пока похитители его сами не найдут, он ничего сделать не сможет. Федотов заканчивал работу в двадцать ноль-ноль, до этого времени Сергей шлялся по городу. Он наконец-то принял прописанную врачом ванну, тёплая радиоактивная вода мягко пощипывала царапины и ссадины, какого-то сногсшибательного эффекта после одного сеанса он не ощутил, но некоторая лёгкость в теле появилась.
Зашёл Травин и в театр, к своему попутчику Пантелеймону Кузьмичу, тот был весь в приготовлениях к воскресной премьере, но увидев Травина, обрадовался и долго не хотел отпускать. Но Сергей на одном месте долго засиживаться не хотел, забрал контрамарки на воскресную премьеру. Актёр к карьере Травина в кинематографе отнёсся холодно, сказал, что не по уровню молодого человека на куске простыни кривляться, и что ему, Сергею, нужно обратить свой взгляд на театральные подмостки.
На выходе из театра молодому человеку встретился Пашка, гимнаст, снимавшийся в роли белогвардейца, но тот, в отличие от Пантелеймона, Сергею рад не был, наоборот, попытался улизнуть. Травин, выйдя из театра, побывал во всех людных местах, и в ресторации отметился, и в галереях, и по Цветнику не торопясь фланировал, и даже на месте дуэли Лермонтова побывал, но слежки за собой не заметил. Народу в курортном городе убавилось, чувствовалось приближение осени. Большая часть столиков в питейных заведениях пустовала, оркестр на площади играл марши без энтузиазма, афишу с оркестром Утёсова сняли, на её место клеили другую, ленинградских артистов Савоярова и Вертинского. Пашка ещё раз попался ему на глаза, когда молодой человек пил квас на Базарной площади, но гимнаст и в этот раз здороваться не стал, а сделал вид, что Сергея не замечает, и прошёл мимо, старательно глядя в другую сторону.
На почте царили тишина и спокойствие, большая часть сотрудников разошлась. Федотов сидел за своей конторкой, и читал книгу.
— Вот, Достоевского перечитываю, — он показал Травину обложку. — Телеграмм артистке не было, и от неё тоже. И от Зои твоей, я специально проверял. Как думаешь, может, стоит самому телеграфировать?
— Да я адреса не знаю, а Малиновской посылать — что муж подумает?
— Это ты прав, — Федотов посмотрел на часы, стрелки показывали без двух минут восемь, — пора собираться. Машенька сказала, сегодня вечером занята, так что я один доберусь.
— Я тебе помогу, заодно прогуляюсь, — предложил Сергей.
Федотов сначала отнекивался, но потом всё же согласился. Всю дорогу до его дома они обсуждали самолёты, видимо, только воздухоплавание и Мурочка могли телеграфиста взволновать, он махал руками, горячо спорил и даже пару раз обозвал Травина дураком, когда тот сказал, что реактивные двигатели гораздо лучше винтовых. Инженеров Никольского и Базарова он тоже обозвал дураками, заявив, что ни один самолёт не выдержит таких нагрузок.
Возле дома Федотова стоял средних лет человек в очках, с прилизанной приказчицкой причёской, в сером костюме и парусиновых туфлях, он читал газету «Терек» с брезгливым выражением лица. При виде телеграфиста незнакомец оживился, попытался отодвинуть Травина.
— Вы ведь Федотов, так? Позвольте спросить, где мне найти молодого человека по имени Сергей, который к вам приходил в гости в минувшее воскресенье. Мне срочно нужно его видеть, я уже второй час жду.
— Так вот же он, — Федотов озадаченно кивнул в сторону Травина.
— Ну да, конечно же, вы Сергей, точно такой же, как мне описывали. Нам срочно нужно поговорить. Вы идите, господин Федотов, у нас деликатная беседа.
Телеграфист спорить не стал, подмигнул Травину и исчез в арке, а потом появился в окне, выходящем на ту же улицу.
— Так вы Сергей? — уточнил незнакомец.
— Я, — подтвердил Травин.
— У меня к вам срочное дело. Разрешите представиться, я —
