Ведьмина ночь - Екатерина Лесина
— А Марика что?
— А она, кажется, так толком ничего и не понимает, просто сидит и за руку держит. И не слышит вообще, что… и Див даже глаза открыл! Правда, ненадолго…
— Глаза у него странные, — вспомнила я.
— А то. У него ж отец не из наших, из Полозовичей.
Я вздрогнула.
Неужели…
— От полозового внука род пошел. Небольшой, не то, что наши… у них редко больше одного ребенка появляется. Потому-то над Дивом так все… дядька Еремей очень сердился, когда тут все случилось… а потом приехал и сразу почти уехал. Уж не знаю, почему, но… матушка Дива просила с тобой поговорить. Чтобы ты пришла и… что-нибудь сделала.
Я бы сделала. Честно.
Знать бы, что именно.
— Я на самом деле не при чем! Все… случайно вышло.
— Может, и так. Знаешь, папа как-то сказал, что все случайное на самом деле совсем не случайное.
Ну да, во всем есть скрытый смысл.
Осталось понять, какой именно.
Я вздохнула и сказала:
— Ну что, идем?
— Идем, — Свята тоже вздохнула и призналась. — Как-то в этом году оно совсем не весело…
Народ на площади уже собрался. И запах шашлыков, витавший в воздухе, сделался густым, тяжелым. Его разбавляли ароматы сладкой ваты и попкорна, которым торговали тут же. Чуть дальше виднелся ярко-желтый фургончик с сосиской на крыше.
Люди смеялись.
Переговаривались.
Толкали друг друга, указывая на что-то, одним им понятное. А я вдруг ощутила, насколько далека от площади, от…
— Извините, — меня осторожно тронули. — Вы… вы мне не поможете?
Женщина.
Не молодая и не старая, того возраста, который вежливо именуют «неопределенным». Красивая. И одета хорошо.
— Прошу прощения… что отвлекаю, но…
Она была бледновата, пожалуй.
И выглядела болезненной.
— Голова вот закружилась. Давно не была в такой толпе… и тут… растерялась совершенно. Непривычно… моя внучка…
Она улыбалась, виновато, словно извиняясь, что отвлекает меня от дел столь важных.
— Вас проводить? — Свята оказалась догадливей меня.
— Если можно… просто… как-то раньше вот… никогда бы не подумала, что могу бояться… людей. А тут… — она сжимала сумочку, крохотную, лакированную. И пальчики её на фоне темной кожи казались тонкими и бледными. — И совершенно не представляю, куда идти. Но спасибо. Мне уже легче. Намного… это приступ. Паника. Бестолковая паника…
— Давайте, мы вас к магазину проводим? — предложила Свята.
А на площади заиграла музыка. И громко так. Я сама поморщилась, женщина же, вскинув руки, зажала уши и задрожала всем телом.
И стала еще бледнее.
— Идемте, — Свята подхватила её под один локоть. А я — под другой. — Давайте, тут недалеко… что ж вы так…
— Н-не знаю… я… никогда раньше… я дома люблю… вышиваю вот. Крестиком. И еще гулять в парке.
Толпа стала плотнее. Люди спешили подобраться поближе к сцене, а мы на свою беду стояли не так и далеко от нее. Вот и приходилось пробиваться. Свята шла вперед, тащила за собой эту несчастную, а я уже и следом…
Кто-то больно толкнул под ребра.
Кто-то выплеснул колу, да еще и выругался, будто это я виновата.
Я не виновата.
Я просто хочу выбраться.
— И снова рады приветствовать… — голос княжича донесся издалека. А я с пыхтением протиснулась между двумя весьма дородными дамами в одинаковых цветочных платьях. От них и пахло-то цветами, резко и тяжело. И еще потом.
—…и она мне предложила, а я согласилась, хотя никогда до того…
Мы пробрались сквозь толпу, чудом, не иначе. И даже Свята затрясла головой:
— Надо это прекращать, — пробормотала она, вроде тихо, но я вот расслышала, несмотря на развеселую музыку.
— Сейчас… — дамочка, которую мы спасли, не пыталась высвободиться из объятий. — Сейчас я… немного постою… подождите… минуточку… сердце что-то… нет, нет, ничего серьезного. Сейчас… таблетку… в сумочке… тут замочек тугой.
— Давайте, — Свята забрала у нее сумочку. — И вправду…
— Стой!
Я вдруг поняла, что она мне не нравится, эта милая женщина неопределенного возраста.
Категорически.
Пальцы Святы подцепили защелку. И та, беззвучно поддалась. Сумочка распалась на две половинки.
— Нет! — я пыталась дотянуться.
Я пыталась выбить её из рук. Но не успела. Иланг-иланг.
Запах его стал вдруг резким, а потом исчез. И сумочка, кувыркнувшись, выпала из рук Святы, а вот темное облако осталось в ладонях её. Оно вошло в эти ладони, окутало их и просочилось под кожу.
— Вот и все, — сказала светловолосая женщина иным, спокойным тоном. — А теперь поговорим. Только, вы не против, если я закурю?
— Что… — Свята пошевелила пальцами. — Я их не чувствую. Совсем.
И всхлипнула.
Глава 34
— Могильный тлен, — сказала женщина, вытащив из кармана портсигар. Сигареты у нее были тонкие и темные. — Интересная вещь… сама по себе довольно безвредная. Но вот в умелых руках — иное дело.
— Вы…
— Розалия, — щелкнула зажигался и запахло дымом. — Давайте отойдем, а то сейчас рыжие сбегутся. А оно нам надо?
— Может, и надо?
— Смотря для чего, — она не выглядела напуганной, в отличие от Святы, которая так и стояла, глядя на свои руки. — Они, конечно, меня схватят… я ведь слабая женщина. И с сердцем у меня неладно. От испуга оно ведь остановиться может. Тогда и заклятье ты не снимешь. И они. И никто не снимет.
— Она… правду говорит.
— Могильный тлен семейного погоста и кровь матери, — с удовлетворением произнесла Розалия. — У девочки еще час. Потом заклятье станет необратимым.
— Чего ты хочешь?
Я поняла.
Ей не нужна была Свята. Сама по себе. Да и я сама не особо.
— Сила нужна?
— Отдашь?
Я прислушалась к себе и поняла.
— Да.
— Оставь, — Розалия затянулась. — Силы мне своей хватает. Источник. Ты должна отвести меня к источнику.
— И только?
— Этого достаточно, — её улыбка стала нехорошей. — Вполне достаточно…
— Не соглашайся…
— Тогда она умрет. Единственная доченька Марка… горячо любимая… единственная правнучка старого упыря, пусть и по крови не родная, но он в ней души не чает… как думаешь, когда узнают из-за кого она умерла, долго ты протянешь?
Молчу.
Ответа у меня нет. Я ведь… хочу верить, что они все поймут, что не будут винить, что виновата не я, а как раз-то Розалия. Что… только ведь дело даже не в них.
Я сама себе не прощу.
— Когда?
— А вот сейчас и пойдем, чего откладывать?
Сейчас?
Почему-то мне казалось, что нужно Ведьминой ночи дождаться. Но… ей виднее.
— Пойдем, — согласилась я. — Свята, ты… к деду иди.
— Нет, — она покачала головой и руки опустила. — Он все равно не поможет, так что я с вами.
И выражение лица у нее стало таким, как у той женщины, со статуи.
— Сними заклятье, — попросила я. — Я слово дам. И силой поклянусь.
— Сила… сила, сила, сила… все носятся с этой силой, хотя толку-то от нее? Нет уж. Пусть идет. Я тут машину рядышком поставила. Кстати, не примите за критику, городок у вас до отвращения миленький, но вот со стоянками не дорабатывает… еле нашла, где приткнуться.
Маленькая машинка.
Аккуратненькая.
Не самая дорогая, не самая дешевая. Не новая, но и не старая. Ничем не примечательная.
— Там на машине не доедешь, — сказала я, пытаясь управиться с дрожью в руках. Получалось плохо. Тряслась я, что лист осиновый. И не от страха. Точнее от страха, конечно, да не за себя. Я-то что… я пока жива. А вот Свята бледная-бледная. На заднее сиденье залезла и замерла. И я рядом с ней.
Взяла за руку, а та — что камень.
— Ничего. Я и пешком могу… не такая старая, — Розалия тронулась с места. Улица и вправду была заставлена машинами весьма плотно. В какой-то момент я даже испугалась, что у нее не получится выехать. И что придется пешком.
А пешком не успеем.
И Розалия заклятье снять откажется. Наверняка… хотя ей смерть Святы тоже не выгодна. Не будет Святы, и я не соглашусь помогать.
Да что там, я ей прямо на месте шею сверну.
И без малейших душевных колебаний.
Но нет, выбрались. И с улицы, и с другой тоже, и за чертою города оказались как-то и вдруг. И машина остановилась, замерла на обочине.
— Что вам надо, — я осмелилась заговорить только когда мы все вылезли из машины. — Если не сила… источник?
— Он самый.
— Зачем?
Показалось, что Розалия промолчит. Она и молчала. Пока выходили на тропку, пока…
— Не надо, — шепотом сказала Свята. — Не провожай её… поводи по лесу, пока…
— Наина так бы и сделала, девонька, — слух у Розалии оказался отличный. — На редкость упрямая была. Но эта — другая… молоденькая… жалостливая. Дурочка. Прям как я когда-то… поэтому заведет. Она не захочет, чтобы ты умирала. А ты умрешь, если
