Царская охота - Олеся Шеллина
— Тук-тук, — мужской голос сопровождался постукиванием по дверному косяку. Саша резко обернулась и увидела молодого подпоручика, стоящего в дверях. — Разрешите представиться, Семен Голицкий, младший адъютант при канцелярии его императорского величества.
— Мне, я полагаю, представляться не нужно? — вопреки всему голос бывшей княжны звучал ровно и холодно.
— Нет, не нужно, — Голицкий разглядывал Сашу, останавливая взгляд на ее поношенном, но, хотя бы чистом платье. Это было так унизительно, что щеки у нее вспыхнули, а к глазам подкатили непрошеные слезы, которые удавалось сдерживать лишь силой воли. — Не надо меня ненавидеть, — Голицкий примирительно поднял руку и улыбнулся краешками губ. — Я вовсе не виноват в ваших с братом злоключениях.
— Зачем ты пришел? Словно следом всю дорогу крался, потому как нашу Белку даже без лошади догнать и обогнать можно, — Саша устало повела плечом. Как же муторно. А ведь она прекрасно помнила то время, когда не только такие вот подпоручики, а люди куда значимее, боялись не то слово сказать.
— Ну вот опять, — Голицкий покачал головой. — Александра Александровна, лучше уж скажи, куда сундуки складывать?
— Сундуки? — Саша моргнула. — Какие сундуки?
— С одежкой вашей, кою не позволили брать с собой. Государь говорит, что ему она ни к чему. А хранить дольше — дать прекрасный прокорм для моли и мышей, а эту дрянь на складах ему разводить ой как неохота, — Саша молчала, глядя на него расширившимися глазами. Подождав минуту и поняв, что с хозяйки ничего путного не добиться, Голицкий покачал головой. — Понятно. Я внизу оставлю тогда, сами разберетесь.
И он повернулся, оставляя Александру в весьма расстроенных чувствах.
— Погоди, — успела она остановить Голицкого. — Ежели подождешь, пока я переоденусь, сможешь свезти меня к государю? Я ведь еще не видела его, Петр Алексеевич токмо с Шурой и разговаривал…
— Никак не получится, — Голицкий вновь посмотрел на Сашу. — Чтобы к нему попасть на аудиенцию, надобно у Кузина записаться, ежели только государь сам не повелел доставить к нему.
— А как мне… — Саша невольно сложила руки на груди в молитвенном жесте.
— Я похлопочу за тебя, Александра Александровна, — смягчился Голицкий. — Думаю, что послезавтра смогу провести к государю, ежели желание такое сохранится.
— Я… я подожду, — Саша решительно кивнула и Голицкий вышел из комнаты.
Семен вышел из дома и приказал мужикам, приехавшим с ним на санях разгружать сундуки и вносить их в дом, оставляя в холле.
— Государь решил нас побаловать? — к нему подошел хмурый Меншиков. — Кубышка отца оказалась достаточной для подобных подарков?
— Насколько мне известно, кубышка твоего отца не сама народилась, он аки тать какой наворовал ее из казенных денег. А вот платья энти, да рубахи со штанами, были куплены и сшиты почитай, что на свои, — Голицкий смотрел за мужиками и даже не повернулся к скрипнувшему зубами Меншикову. — Твоя сестрица хочет с государем встретиться, — он повернулся к хозяину дома. — Я обещался помочь.
— Это ее дело, — Меншиков вздохнул и пожал плечами. — Я ей приказывать не могу.
— Как знаешь. Я обещал похлопотать за нее послезавтра. Карету пришлю, ежели сам не приеду. Да и тебе выехать не помешало бы, в Казначействе свое содержание получить. Дом-то содержался за казенный счет, а теперь все, хозяева возвернулись. И вам есть что-то надобно будет, да дрова покупать. Так что без денег никуда, — Голицкий отвернулся от задумчивого Меншикова и крикнул мужикам. — Как закончите, телегу на Монетный двор возвернете!
— Ясно, твое благородие, — махнул рукой один из них и ухватился за ручку третьего сундука из шести, в которых сложенные в них вещи вернулись к своим хозяевам.
Голицкий же, вскочил в седло ожидающего его жеребца, махнул рукой Меншикову и выехал со двора.
За воротами его ждал человек, сидящий верхом на каурой кобылке.
— Ну что, Семен, что скажешь? — спросил человек, как только Голицкий поравнялся с ним.
— Не знаю, Юрий Иванович, — честно признался Голицкий своему патрону Репнину. — Они молчат больше. Но видать не верят уже никому. Александра Меншикова просила встречу с государем, я обещал все устроить. Это возможно?
— Почему нет? У Петра Алексеевича, насколько я знаю, из важного только головомойку Бакунину устроить, да Михайлова дождаться, чтобы собственноручно рыло тому начистить, а так вроде до свадьбы уже все сделали, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, — и оба офицера поплевали через левое плечо. — Эта свадьба, Семен, — самое важное, что может случиться в ближайшее время, и я буду на кусочки резать того, кто сможет ей помешать. Андрею Ивановичу ничего не останется, чтобы дознание провести.
— А что там Михайлов отчудил и откуда он должен вернуться? — усмехнувшись, спросил Голицкий у Репнина, когда они отъехали уже достаточно далеко от поместья.
— Из Тулы энтот гад должен вернуться, откуда же еще? — Репнин усмехнулся. — Он же, почитай, уже три недели мастеров-оружейников стращает. Как очухался маленько, так и рванул, шельма, ни у кого не спросясь, да давай требовать, чтобы мастера головы напрягли, да сделали ему пистоль, чтобы заряжался быстро. Все его по батюшке посылали, но он упорствовал. Тут как на грех Мосолов вернулся. Он только-только по государеву повелению заключил договор, что весь металл, что на его заводах будет сделан, все оружие, что из его мастерских выйдет, будет государевым слугам передаваться, да по цене о коей они с государем заранее договорились. Тут ясно, что и прогадать купчина может, но и выиграть немало. Цена-то всегда одна будет, даже, если цены упадут безмерно. Да не суть. А суть в том, что приехал он в мастерские, дабы сообщить мастерам, что будут они делать только то, что он им велит, да и из металла, кое он поставлять будет. Вот тут-то на него Михайлов и напал. Грозил… всяким, чтобы Мосолов, значит, дал команду своим мастерам, пистоль ему делать, какой он хочет. Мосолов только отмахнулся, не знал он, с кем связывается. Михайлов не отставал. Слово
