ВШ 3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— А может быть, что-нибудь скажет молодой и жутко талантливый композитор? — неожиданно слышу я голос Кобзона.

Уж не знаю, постебаться он решил надо мной, или на самом деле считал меня «жутко талантливым», но предложение прозвучало неожиданно. Я было извиняюще улыбнулся, мол, маловат ещё тосты толкать, но народ неожиданно поддержал Кобзона.

— Давай, Максим, скажи тост!

— Не стесняйся, тут все свои.

Ага, свои… Когда это мы с вами успели стать «своими»? Хотя и лестно звучит, ей-богу, приятно чувствовать себя на равных с этими знаменитостями. Ладно, раз просите, так уж и быть, скажу что-нибудь. Беру бокал с шампанским, поднимаюсь.

— Тост будет не очень коротким, — предупреждаю я, — так что наберитесь терпения. В общем, сидят три друга после бани, пивко потягивают, и философствуют. Зашёл разговор о том, что такое счастье. Один говорит:

«Счастье — это когда у тебя столько денег, что ты даже не задумываешься об их существовании».

Второй продолжает:

«Деньги, это, конечно, здорово, но главное — суметь ими правильно распорядиться. Например, купить квартиру на Кутузовском проспекте, дачу в Переделкино, белый «Мерседес» и завести молодую любовницу».

Третий друг соглашается, но добавляет:

«Всё же счастье немного в другом. Представьте, вы в махровом халате сидите на дорогом кожаном диване в своей 3-комнатной квартире на Кутузовском, на коленях у вас молодая любовница, в зубах «Мальборо», на стоянке внизу белый «Мерседес»…. И тут вдруг звонок в дверь. Вы встаёте, открываете дверь — а там трое в форме и служебная овчарка. И один из них спрашивает: «Это квартира Ивановых?» А вы выпускаете им в лицо дым и вальяжно заявляете: «Квартира Ивановых этажом выше». Так давайте выпьем за то, чтобы в нашей с вами жизни квартира Ивановых всегда была этажом выше.

До кого-то дошло с заминкой, а большинство сразу прочухали смысл тоста. Многие улыбались, кто-то понимающе посмеивался, а Лещенко и вовсе заржал во весь голос, показывая мне большой палец. Главное, что выпить никто не, кажется, не забыл.

Тут постепенно на банкет начинают заглядывать гуляющие из других залов ресторана. Вся «Прага» уже в курсе, что здесь гуляет цвет отечественного шоу-бизнеса, как же, пользуясь случаем, не поглядеть на живых Пугачёву и Ротару? А может, если повезёт, и пообщаться! Поэтому неудивительно, что самые наглые (в основном подвыпившая публика) уже лезут чуть ил не целоваться со звёздами эстрады. Приходится вмешиваться администратору, лично гонять особо ретивых поклонников.

В какой-то момент рядом со мной оказывается Стефанович и, попросив прощения у мамы с Ингой, предлагает отойти нам с ним на пару слов. Уединяемся в небольшой комнатушке с креслами и маленьким столиком.

— Максим, — голос Стефановича становится серьёзным. — Мы с Аллой посоветовались и пришли к выводу, что ты — весьма талантливый композитор. И что те три вещи, на которые мы с тобой подписали договор — это только начало.

Я молчал, не понимая пока, к чему клонит мой собеседник. Стефанович достал пачку «Camel», сунул сигарету в рот и прикурил от блестящей зажигалки с выгравированной на боку надписью USA. Прищурившись, выпустил вверх струю дыма.

— В общем, у нас с Аллой к тебе деловое и очень выгодное предложение. Предлагаем заключить договор — пока на 5 лет — о том, что как только ты пишешь новую песню, право, скажем так, первой ночи всегда за Аллой. То есть ты первым делом показываешь песню ей, и если Алла скажет, что песня ей подходит — этой вещью имеет право распоряжаться только она. Уточняю: на каждую песню составляется договор, аналогичный тому, что мы до этого составили на три твоих предыдущих песни, так что в плане денег ты ничего не теряешь. Даже, напротив, приобретаешь, учитывая, что мы также заключим пятилетний контракт, за который ты… ну то есть твоя семья, учитывая пока твоё несовершеннолетие, получит десять тысяч рублей. Согласись, неплохо, по две тысячи за год. Даже если ты ни одной песни за эти пять лет для Аллы не напишешь (хотя я в это слабо верю), в любом случае деньги будут твоими. Как тебе такое предложение?

Он откинулся на спинку дивана, всё так же с прищуром поглядывая на меня и пуская в потолок струйки дыма. Я же думал, что за свои 10 тысяч Алла с мужем хотят слишком многого. Деньги, конечно, неплохие, и я уверен, что они у этой семейки водятся, однако попадать в пятилетнюю кабалу мне почему-то совершенно не улыбалось. Но как это им объяснить, так, чтобы не обиделись?

— Предложение, не спорю, заманчивое, — говорю я. — Однако вот так, с кондачка, я не могу дать ответ. Мне нужно время на размышление, нужно посоветоваться с близкими…

— Я всё понимаю и поэтому тебя не тороплю. Только просьба не затягивать, надеюсь, месяца для размышлений тебе хватит?

— Всё совещаетесь?

Это неожиданно на пороге появляется Алла. Глаза блестят, то ли от шампанского, то ли просто от возбуждения на фоне общего веселья. Не знаю уж, как тут обстоят дела с новогодними корпоративами — скорее всего, никак — однако сегодня творческая интеллигенция отрывается по полной.

— Да я уже объяснил Максиму нашу позицию, — улыбается ей Стефанович. — Он попросил дать ему время на размышление.

— Понятно, — немного разочарованно тянет Алла. — Максим, только ты учти, что такие предложения делаются не каждый день.

— Согласен, — с чуть извиняющей улыбкой отвечаю ей, — но всё же к заключению столь серьёзного договора нужно подходить очень ответственно. Я бы, например, для начала всё равно поторговался.

— В смысле? — непонимающе вопрошает Стефанович.

— В смысле, что по две тысяч в год, как вы сказали — это не так уж и много для автора моего уровня.

Ну а что, борзеть так борзеть, всё равно ничего не теряю, думал я, глядя, как расширяются от такой наглости глаза собеседника и стоявшей рядом с ним Пугачёвой. Наконец Александр Борисович немного отходит от шока.

— А сколько же ты хочешь?

— Ну, тысячи по пять хотя бы, итого общая сумма за пятилетний контракт — 25 тысяч. Поверьте, это не бог весть какие огромные деньги, тот же Юрий Антонов, к примеру, зарабатывает куда больше меня, а я могу вам гарантировать минимум по три хита… то есть шлягера в год.

Алла присела на диванчик рядом со Стефановичем, они переглянулись, после чего тот посмотрел на меня в упор:

— Максим, мне кажется, двадцать пять тысяч за раз — слишком завышенная сумма даже для такого, как ты говоришь, автора твоего уровня.

— Хорошо, пусть я немного завысил, но и десять тысяч — явно не та цена, которую я стою. Пусть будет четыре тысячи, итого двадцать.

— Три, — неожиданно встревает в разговор Алка.

— Три? — переспрашиваю я с задумчивым видом.

— Да, три, — поддакивает жене Стефанович. — Пятнадцать тысяч — это тоже неплохая для начинающего автора сумма. И это, напоминаю, без учёта авторских отчислений, а их наверняка набежит ещё больше. Тем более что чем больше ты даёшь Алле песен — тем больше получаешь этих самых отчислений. Так что твоя заинтересованность в этом налицо.

— Три, — снова задумчиво бормочу я себе под нос. — Три… Хм… Ну хорошо, в общем-то, учитывая те самые авторские — вероятные авторские, — уточняю я, — сумма в целом достойная. Но в контракте должен быть пункт, согласно которому я предоставляю Алле те песни, которые, на мой взгляд, могут прозвучать в её исполнении и, естественно, написаны только для женского вокала. У меня как-никак свой коллектив, который тоже должен иметь свой репертуар.

— Это без вопросов, — снова встряла Пугачёва.

— Но, повторюсь, всё равно мне нужно посоветоваться с родными. И, конечно, не сейчас, когда все в, скажем так, приподнятом настроении, а по возвращении в Пензу.

— Мы согласны! — Стефанович хлопает себя по ляжкам и гасит окурок в пепельнице. — Уверен, твоим родным эта подкреплённая хорошей суммой денег идея придётся по душе. И кстати, Максим, всё, что мы обсуждали в этой комнате…

— Я, понял, дальше моей семьи это не уйдёт, — улыбаюсь собеседнику.