Второй шанс — 2 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
А огонь в окружении клубов дыма уже подбирался к нам с тыла. Девчушка зашлась в кашле, медлить было нельзя, и я перекинул через узкий подоконник сначала одну ногу, затем вторую, теперь пятки упирались в стену дома. Лишь бы не завалиться назад… Но небольшое отклонение пришлось сделать, чтобы амплитуда толчка получилась более сильной — не хотелось мне приземляться на цемент. Получилось, подошвы кроссовок вошли в аккурат в заросли пионов, не сильно-то и погрузившись в землю. В тот же миг сзади раздался треск, обернувшись, я увидел, что дом практически полностью объят пламенем, а крыша его проседает вниз.
Отбежав на безопасное расстояние, я двинулся в обход, в сторону улицы, где народу собралось ещё больше, и бабьё голосило, будто кого-то оплакивая. Понятно кого… Уж меня-то вряд ли, что им до какого-то русского? Что ж, вот вам приятный сюрприз.
Увидев меня с девочкой на руках, женщины тут же прекратили свой вой, а затем загомонили, как торговки на базаре, спешащие продать свой товар. Обступили со всех сторон, тут и бабуля в ночнушке нарисовалась. Вцепилась во внучку, выдрав её из моих рук, по морщинистому лицу слёзы текут, что-то говорит плачущим голосом…
Надо же, хмыкнул про себя, одну девицу из воды спас, вторую из огня. Что на очереди?
Ладно, теперь уж мне тут делать нечего, надо в лагерь возвращаться, а то если моё начальство узнает, где я ошивался, таких люлей навтыкает — мало не покажется. Молча выбрался из толпы и двинулся прочь, на ходу стягивая куртку. Как и спортивные брюки, с тёмными разводами сажи, но при этом, что удивительно, ни одной прожжённой дырки. Ну хоть в этом повезло. Правда, как я буду объяснять эту грязь? Надо будет как-то втихаря на ночь её постирать, только не факт, что к утру высохнет.
На территории лагеря я оказался, когда солнце уже село за горизонт. Обернувшись, увидел вдалеке светлые сполохи, отсюда пожар не виделся таким страшным, как вблизи. Меня только сейчас начало отпускать, когда дошло, чем могло всё закончиться. Но ведь не закончилось, да ещё и человека спас.
Незаметно прокрался к своему домику, там мои соседи вовсю резались в карты, которые при моём появлении были тут же спрятаны под задницы.
— Тьфу ты, Макс, напугал, мы уж думали, Сан Саныч с проверкой… А ты где был-то? Чего от тебя дымом так несёт? А с формой что?
— Тут такое дело, мужики… Вышел за территорию лагеря прогуляться, а там в деревушке пожар. Бабка на улице орёт, а внутри внучка маленькая или кем она ей там приходится, в общем, надрывается, того и гляди сгорит заживо. Ну, пришлось в дом лезть, спасать дитя… Только вы это, никому ни слова, а то мне за самоволку влетит по первое число.
— Ну ни фига себе! — воскликнул Вася. — Не врёшь?
— Вот те… зуб даю, — вовремя поправился я, едва не перекрестившись. — Теперь бы ещё постирать форму, да и кроссовки помыть не мешало бы. В общем, я в душ, и чувствую, что надолго.
Стирать пришлось в импровизированном корытце, куда моющийся встаёт ногами, предварительно заткнув слив трусами. Извёл чуть ли не целый кусок мыла, сетуя про себя на отсутствие стирального порошка. В итоге полностью отстирать форму не удалось, но теперь пятна сажи были уже не так заметны, как раньше. К утру высохнет вряд ли, придётся надевать сырой, надеясь, что начальство этого не заметит.
Действительно, к утру так и не высохло, хотя я развесил всё постиранное на улице, на сучках деревьев. Трусы-то и носки ладно, запасные есть, а вот форму так и пришлось напяливать на себя влажную, да и кроссовки были мокроватые. На моё счастье, Сан Саныч особо не вглядывался, во что я одет, но моя физиономия его навела на размышления.
— Варченко, что это у тебя с лицом, как будто ты целый день на пляже загорал? Погода вроде не такая солнечная… А с бровями что, с ресницами? Ты их подпалил, что ли? Да и причёска покороче стала. Ты чем ночью занимался?!
— Э-э-э… Я это, картошки вдруг печёной захотел, ну, в дальнем углу лагеря развёл костерок, чтобы потом в золу картошку кинуть, и бензинчику плеснул. Вот, не рассчитал…
Я виновато вздохнул и пожал плечами, надеясь, что моя ложь прокатит, хотя и этим рассказом мог подвести себя под монастырь.
— Ты где картошку-то с бензином взял, бестолочь?
— Ну-у, несколько картофелин в столовой, у посудомойки выпросил после ужина, пока она ещё не ушла. А бензина мне водитель лагерного грузовика поллитровую банку налил. На, говорит, мне для советского друга ничего не жалко.
— Охренеть…
Сан Саныч развёл в руки стороны, не зная, что ещё добавить.
— Моли бога, Варченко, чтобы о твоём идиотском проступке не узнал Грубин…
— А кто это?
— Это Фёдор Матвеевич который. Если узнает — влетит и мне, и тебе. Причём мне сильнее.
К моменту, когда мы сели в отправлявшийся в Будапешт автобус, форма окончательно просохла, о вчерашнем происшествии напоминали лишь сероватые разводы на куртке и штанах. Правда, в кроссовках было ещё противно от влаги, ну в них хотя бы на ринг не выходить, на это есть боксёрки.
Ответные поединки сложились примерно по такому же сценарию, как и в первый день. Только на этот раз Гладышев и Варданян берут убедительный реванш, а единственное поражение в нашей сборной потерпел… Да-да, Максим Варченко. Первое поражение после вселения в собственное тело. Нет, по-хорошему, я, конечно, должен был выигрывать, как и в первый раз. Бой так и складывался, я мастерски отбивал наскоки противника, а в третьем раунде решил повторить свой спурт. Вот только и Немец пошёл ан меня, низко опустив голову. В итоге — столкновение лбами, в результате которого ему ничего, а у меня — рассечение брови. И не сказать, что глубокое, кровь отнюдь не заливала моё лицо, и видел я нормально. Но местный врач, видимо, считал по-другому, заявив, что поединок не может быть продолжен. Протесты мои и моего секунданта результата не возымели.
— Да и чёрт с ним, пусть подавятся, — в сердцах плюнул Сан Саныч, расшнуровывая мои перчатки.
Сечку даже не пришлось зашивать, обошлись пластырем, который можно будет снять через пару дней. Жаль, конечно, эта глупая случайность и предвзятость местного эскулапа слегка испортили мне победную статистику. Знал бы, что так случится, весь бой держал бы соперника на дистанции.
Во второй день присутствовал и сам легендарный Ласло Папп. Получилось даже сделать с ним общую фотографию, в лучшем случае, наверное, пришлют одну фотку в Госкомспорт, мы и не увидим себя рядом с легендой любительского бокса.
По возвращении мы обнаружили стоявшую у ворот лагеря небольшую толпу человек в десять, в которой я разглядел несколько знакомых по вчерашнему происшествию лиц. Ещё там мелькал мужик в форме с погонами и фуражке, наверное, милиционер, он в данный момент общался с представителем лагерной администрации. При нашем появлении все, включая милиционера, повернулись в нашу сторону, а товарищ из администрации подошёл к автобусу и попросил водителя открыть двери, чтобы пассажиры могли выйти наружу.
— Чего случилось-то? — недовольно и в то же время с ноткой тревоги спросил Сан Саныч, ступая на землю.
В ответ услышал лопотание на венгерском и знаками показал, что ни хрена не понимает местную речь. Я же, кажется, начинал догадываться, по какому поводу здесь столпотворение, и мне захотелось спрятаться за спины товарищей. Но не тут-то было, одна глазастая тётка меня увидела и тут же завопила:
— О аз! Ез бистосан о!
Милиционер тут же направился в мою сторону. Я ожидал чего угодно, но только не того, что он, широко улыбаясь, начнёт трясти мою руку и хлопать по предплечью.
— Он еги игази хос!
И дальше что-то по-своему, а я только глупо улыбался и пожимал плечами. Нет, так-то общий смысл его реплик я понимал, тот, похоже, благодарил меня за спасение утопа… тьфу, сгорающих, или как там это правильно называется. В общем, за подвиг на пожаре. Тут подошёл Чеботарёв:
— Варченко, чего это он?
— Сан Саныч, я вам потом расскажу.
— Опять куда-то вляпался? — угрожающе сдвинул он брови.
