Евгений Токтаев - Река Вечности (СИ)

Уж различимы мечи за два локтя по каждому краю таранов

Крепко прикованы... Быстро они донеслись до фаланги.

Врежутся -- много за миг соберёт серебра Перевозчик.

Сильномогучий рванул Теримах колесницам навстречу,

Меч перепрыгнул, и, стрелы щитом отражая, ударил

Верным копьём в круп коня колесницы, где бронза потоньше,

Только подранил, но дюжину спас щитоносцев отважно,

Ибо возница тотчас отвернул, да помчался обратно.

Много упряжек, однако, с разгона, ворвались в фалангу,

Жатву Таната мгновенно утроив тараном с мечами,

Копья скользили, ломались о бронзу коней, не вредя им.

Дюжины две колесниц прорвались, и ударили задних,

Многие пали, как рожь под крестьянским серпом за мгновенье.

Варвары спешились, взявши щиты и тяжёлые копья.

К ближней рванул Теримах и десяток товарищей следом,

Семеро пали от стрел, а троих поразил колесничий,

Пирр же тогда обошёл его сбоку, копьём упокоив.

Дроты возницы разили без промаха, многих повергнув.

Вот и вдвоём Теримах с Полидором остались.

Лучнику в горло Медведь запускает копьё, словно дротик,

Рыжий, подобный Гераклу, мечом повергает возницу,

Так захватили они колесницу чудную, да с пленным,

Много врагов положив, древним героям подобны!

-- О-о-о! -- восхитились воины, -- да ты Гомер, милетянин!

-- Тьфу-ты... -- отвернулся Медведь, -- вот уж язык без костей...

-- Для Гомера хиловат пока, -- хмыкнул Кен, -- ритм хромает местами.

-- Командир, ты стал разбираться в поэзии? -- заломил бровь один из педзетайров.

В дверях возник человек. Тяжело дыша, обвёл собравшихся мутным взглядом. Заметил таксиарха.

-- Кен, насилу нашёл тебя! Царь зовёт!

Стратег поднялся и вышел вместе с посланником. Теримах тоже встал.

-- И я пойду. Парни дораскажут остальное.

-- Куда ты?

-- К нашим палаткам. Вдруг, чего важного скажут. Видать, царь совет стратегов созывает.

Он удалился.

-- Ишь ты, важное ему скажут, -- хохотнул один из педзетайров, -- прямо вот так царь зайдёт, по плечу хлопнет: "Хочу тебе, Теримах, важное сказать".

-- Может и зайдёт, -- серьёзно сказал старый, посеребрённый сединой ветеран, свидетель филиппова возвышения, -- резво рыжий крыльями машет, высоко взлетит.

-- Лоха-аг... -- протянул с ноткой зависти в голосе другой воин.

9

Не может дружбы быть меж львом и человеком?

После переговоров, проведённых Верховным Хранителем, Мегиддо сдался на второй день, чего не ожидал никто. Город и воинства, запертые в его стенах, преклонили головы пред Двойной Короной всего через шесть дней после великой битвы -- в двадцать пятый день Ре-Нут-Тет двадцать третьего года Менхеперра.

Строй Хранителей и Храбрейших приветил песнью серебряных труб выходящих воинов Нахарина -- сыны Та-Кем умели ценить достойного противника. Тем не менее, враг, даже поверженный, оставался врагом. Митаннийцы шли со своими знамёнами. Воины, которым из всей брони оставили только шлемы, потрясали мечами и топорами, и выкрикивали нечто воинственное. Несколько военачальников и высокородных выехали на колесницах.

Но копья, щиты, дроты, почти все луки, не скрывая ненависти, сыны Нахарина бросали под ноги победителей. Понурив головы, навстречу восьми тысячам, скрывшимся в городе, брели ещё тысяч пять их соплеменников, которым повезло гораздо меньше. Их угораздило оказаться на правом фланге прорыва Воинства Маат, после чего они попытались уйти на старую зефтийскую дорогу. Часть колесниц и кочевников преследовали их, а впереди бегущих встретило войско Тунипа. Узнав о пленении царя и его присяге Величайшему, они вначале побежали, но решили вернутся, выказав покорность. И успели-таки послужить Владыке Венцов -- отборные, но измождённые боем и бегством воины Нахарина сдались, будучи запертыми в узком ущелье.

Эти, просидев пять дней связанными или в колодках, едва ковыляли. Вовсе без оружия -- с них сняли все до медной бляхи. Остатки двадцатитысячного воинства Паршататарны уходили по дороге Тамашка, а ещё пять тысяч навсегда остались в земле Долины Врат.

В направлении шатра Величайшего выехали три колесницы и пара крытых повозок, сопровождавших молодого наследника Шаттивасу, третьего сына Паршататарны, "грозного именем, льва степей". Судя по всему, в отличие от погибшего в долине старшего брата, набальзамированное тело которого уезжало вместе с уходящим разгромленным войском, скромностью Шаттиваса не отличался. Он даже в роли заложника не желал расставаться с охраной, прислугой, наложницами и дорогой утварью. Ну да Апоп с ним -- в Хазету князь пробудет недолго, зато от уплаты золота царь Нахарина не отвертится. И воины нескоро оправятся от страха, ран и позора, несмотря на всю торжественность их ухода.

Воины Халепа, зная, что их царь приглашён в шатёр фараона для заключения союза, стояли при оружии и потешались над позором митаннийцев и, особенно, войск Кадеша. С теми и другими у войска Града-на-скале накопились свои счёты, а Тутимосе нужна была надёжная опора у границ Страны Рек, и вечная угроза ослабевшему Кадешу.

Несколько тысяч воинов Баалшур Сипиша, сбежавшего из Мегиддо в ночь перед сдачей, разоружали и обыскивали. Затем, связывали сначала попарно, а после ещё раз -- весь строй одной толстой верёвкой. За шеи, как баранов. В кучу сбивались заложники, оставленные царями мелких городов фенех, которым, помимо зарока верности, надлежало заплатить выкуп. От оного освободили Берити, из воинов которого тщательно отобрали гребцов и воинов царских ладей, посулив немалую плату за найм.

Цари Угарита и Тунипа, так же избавленные от выкупа, ликовали, не зная ещё, какая угроза нависла над их городами. Всех уцелевших воинов Арвада освободили, а с их царя потребовали лишь преклониться пред двойной короной, да платить ежегодную дань. Это удивило многих воинов Священной Земли. Даже Нибамен роптал:

-- Я понимаю, что Ранеферу нужен второй Град-на-острове, но никогда не поверю, будто горстка трусов, стопы которых мы рассмотрели во всех подробностях, как-то смогут предотвратить или хотя бы отсрочить его падение.

Однако мнение Величайшего на сей счёт не изменилось.

Отдельно, спеша выстроиться в походный порядок, вслед за основными силами Воинства Маат, стены Мегиддо покинули пять сотен бойцов Ашшура. Сотню конных, возглавляющих отряд, вёл высокородный Иштартубал в тяжёлой золочёной броне. Его верный вороной Нергал[117] гордо вышагивал под всадником. Воины Ашшура отвечали звонкой песнью бронзы на серебряные трубы сынов Та-Кем.

Утром следующего дня, собрав от нескольких деревень с полсотни тысяч крестьянских семей, всех попавшихся ремесленников, многие тысячи голов скота, пленных, числом в тридцать сотен, золото и серебро, как захваченное в битве, так и полученное в качестве выкупа, бесчисленное оружие, восемь сотен колесниц и свыше двух тысяч коней, Воинство Маат двинулось к Хазету.

Через три дня, прибавив к добыче, и без того немалой, дань покорившегося Таанаха, разноцветная змея, с бронзовой головой и кончиком хвоста, вытянувшаяся на полтора итеру, достигла Иоппы. Почти все пленники, скот и крестьяне, задерживавшие колонну, были погружены на несколько десятков кораблей Та-Кем и Фенех и те ушли прямо в Бехдет под защитой отряда боевых ладей. Хранители, попеременно едущие на колесницах, наёмники и союзники, заложники и высокородные пленники со своими колесницами и повозками, могли двигаться вдвое быстрее, что для Ранефера было куда важнее торжественного прибытия с бесчисленной добычей. Выйдя из Иоппы ещё затемно, отряд достиг Хазету к вечеру второго дня.

Подъезжая к городу, Ранефер заметил в бухте громаду "Звезды обеих земель", ещё с десяток осадных, включая три сдвоенные, и немало лёгких боевых кораблей Великой Зелени. И полсотни, если не больше, кораблей, мало отличимых от царских ладей фенех, только много крупнее и с двумя-тремя рядами весел. Верно, тот самый флот Знаменосца Энила, взятый Анхнофрет без боя.

Среди кораблей Гостей один сильно отличался от остальных: массивный, трёхрядный, увенчанный высоким рогом на носу и рыбьим хвостом на корме. В нём смутно угадывались черты, присущие ладьям пиратов-акайвашта.

Серебряные трубы колесничего отряда, вышедшего из врат Хазету, поприветствовали Воинство Прекраснейшей. Трубы Хранителей откликнулись протяжной песнью.

 Ипи Ранефер приказал вознице гнать, и его хевити, когда-то нарядная, украшенная позолотой, а ныне несущая на себе множество отметин вражеских копий и стрел, помчалась к встречающим.