Дмитрий Дюков - Последний князь удела. «Рядом с троном - рядом со смертью»
— С Кафы слухи доходили, будто гневается на немцев Высокая Порта, те цесарцы препоны чинят войску турскому, да дани уже два года не платят. Опосля славной победы над кызылбашами неисчислимые орты[137] янычарские могут на заход солнца повернуть.
К нашей беседе с эмигрантом из Крыма стал прислушиваться советник казахского царевича — мурза Карачей.
Заметив интерес татарского сановника, я, забыв историю, рассказанную Темиром Засецким, поинтересовался, не из Крыма ли выехал к нам уважаемый мурза.
— Нет, — вздохнув, ответил восточный дворянин. — Род мой из Бухары, имя мое Кадыргали-бек, яз есть верховный эмир Казачьей Орды.
— Почему ж поименовали тебя при здравице мурзой Карачеем? — довольно развязно поинтересовался я у пожилого среднеазиата.
— Се мой чин, жалованный от царя Сибири Кучума. При дворе османов именовать его великий визирь. Оросы прозывают по нему, — довольно сухо ответил Кадыргали.
Про Узбекистан и Бухару у меня имелись самые смутные знания, видел я их только в прошлой жизни по телевизору, в передаче про путешествия, потому проговорил по возможности расплывчато:
— Столица твоего родного ханства на реке Амударье? Там красивые гробницы и мечети, да вроде крепость старая имеется?
— Город тот на реке Зоровшан. Крепость — Арк. Яз в ней ранее жить. Есть склеп наиба Аюша, поклоняются ему христиане, именуя Иов. Мечетей прекрасных там не счесть. Кто рассказал тебе о Бухаре? — Узбек оказался слегка удивлён моими познаниями. — Ясырь вернутый?
— Там растёт хлопок, цвет с коробочкой, из коей пряжу ткут. Узбеки же сие выращивают, воду к полям подводят каналами? — возможность добычи нового текстильного сырья меня крайне интересовала.
— Озбеки разных родов все есть сыны Дешт-Кипчака, они рождены воины. Землю пахать, арык и киряз копать сарты, они же растят пахту, именем тут бумазей, — ответил старый бек, всё более изумляясь. — Ты, коняз, знанием широк. В твой год то удивление. Яз о таком един раз слыхал. С младых лет славен был падишах могольский Акбар,[138] стыд ему.
— За что позор-то шаху монголов? — пришла моя очередь дивиться речам собеседника.
— Правил он как великий султан, равный турскому, надежда ислама. Сей час — вероотступник проклятый, лживый пророк,[139] — мрачно ответил Кадыргали и, почтительно склонив голову, попросил удалиться от пира.
Разрешение ему дали, да и я вскоре, сославшись на необходимость помолиться, оставил торжественное пиршество.
Глава 37
Субботним утром приехавшие гости отправились на охоту. Псарни и сокольи клетки находились на левом берегу Волги, завёл их брат царицы Марьи, мой дядя Михаил Нагой. Я от этого, для меня слишком сложного, мероприятия отговорился. Это выглядело совершенно невежливо, но гости не настаивали, удовлетворившись обществом уездных дворян, Байкильде и Гушчепсе-Григория.
Из ближайших помощников остались со мной Ждан и молодой Битяговский, даже дьяк Алябьев умчался бить зверя, наплевав на болячки. После сведения предварительного баланса появилась надежда, что с продажей новой угличской шерстяной ткани дырка в бюджете окажется закрыта. Сукно у нас получилось значительно лучше сермяжного, по качеству оно примерно соответствовало самому дешёвому лондышскому, то есть привезённому из Лондона. Даже если продавать его с некоторой небольшой скидкой от заморского материала, то прибыль всё равно превышала вложенное в два раза. Обработка закупленного только за этот весенне-осенний сезон сырья обещала принести почти восемьсот рублей.
Оставив Данилу Битяговского щёлкать деревяшками на счётах, мы со Жданом поехали объезжать Углич. Очень уж меня волновал источник аммиачного запаха. Почти час, крутясь по довольно небольшому городу, мы добирались до Селиванова ручья, где находились новопостроенные мельницы.
Там-то я и учуял знакомый «аромат», и место его происхождения стоило узнать у Ждана.
— Откуда так воняет?
— От кожевных чанов. На что кожемяки на отшибе селятся, за Яновой слободой, а всё одно, едва ветер переменится, так прям слезу вышибает, — развёл руками дядька.
Неожиданный визит князя кожевников насторожил. Видимо, ничего хорошего мастера не ждали, соседствовать с ними не любил никто. Предложение показать, что у них тут самое вонючее, застало ремесленников врасплох. После того как я выяснил, что самый устойчивый запах аммиака идёт от отходов их производства, особенно от воды, оставшейся после замочки шкур, кожевники ждали только приказа о выселении. Моя радость и повеление отбросы не выкидывать, а складировать, заставило мастеровых недоумённо глазеть друг на друга.
Добил же их простой диалог.
— Когда вонь сильнее, в холод или в жару?
— Вестимо, княже, в летнюю, жаркую пору дух от чанов потяжелее тянет, — пытаясь сохранять на лице невозмутимость, ответил старший мастер.
— Очень хорошо, — резюмировал я эту краткую беседу.
Лица кожевников выражали явное сомнение в моём душевном здравии, и провожали они отъезд княжеской свиты слишком усердными поклонами. Меня же заботило совершенно другое: если выход аммиака усиливается при повышении температуры, то наверняка его можно получить сухой возгонкой отходов кожевенного производства. Правда, не очень понятно, сильно ли помешает производству соды уровень загрязненности этого газа.
Охотники вернулись на третий день, с кучей битого зверя и донельзя довольные. Застоявшиеся без дела, поскольку охотиться я не ездил, псари и сокольники показали гостям всё, на что они были способны. Видя, какое впечатление произвела удачная звериная травля на знатных татар, мне пришло в голову раздарить им большую часть охотничьих псов и птиц. Меня охота ни с гончими и борзыми, ни с кречетами и соколами совершенно не привлекала. Царевич и сопровождавшие его мурзы вполне оценили щедрость подарка. Также я освободил от службы и ловчих с сокольничими, пообещав им щедрые отходные дары, а похолопленным также вольные грамоты. Многие из них тут же нанялись к татарской знати, чему мне и в голову не приходило препятствовать. Поэтому моё прощание с отъезжающими вышло самым дружеским, гости изощрялись в восточных славословиях.
За всеми этими хлопотами у меня из головы вылетел по моему же наказу привезённый из Ярославля токарь. Вспомнил я о нём, только когда мне сообщили, что неведомый ярославец третий день ходит на княжий двор и требует кормов, мол, он сюда по великой надобности приехал. По моему приказу настырного челобитчика доставили в княжьи хоромы. Предстал передо мной кривой, щуплый мужичок, на великого умельца он никак не походил. Для проверки умений заезжего ремесленника мы выехали к его новой избе, в которой и находились его инструмент и работы. По приезде к месту демонстрации профессионального мастерства я понял, что профессия токарь в это время включала в себя немного иные умения, чем в будущем. Ярославец Иван работал по дереву и кости, вырезая довольно тонкие вещи, такие, как ажурные подсвечники и оклады икон. Прообраз токарного станка у него имелся, со стороны этот станок смотрелся довольно примитивным устройством, напоминавшим верстак. Деталь для обработки в нём крепилась забиваемыми клинышками, вращение обеспечивалось лучным приводом, режущий инструмент мастеровой держал руками.
Собственно, привезённый умелец в моих замыслах ничем помочь не мог, но на его переезд уже потратили немалые деньги, да и, судя по образцам его работ, руки у него были твёрдыми, а единственный глаз зорким. Поэтому ко мне вызвали кузнеца Акинфова да плотника-механика Ефимова. Уездный металлург отговорился занятостью, он экспериментировал со снаряжением плавильных тиглей молотым чугуном вместо угля и вроде получал неплохие результаты. Вместо себя он прислал сына Петьку, с уже прижившейся фамилией Кособоков, тот не боялся браться за любое новое дело.
Ефимов, штатный изобретатель Углича, пришёл получать задание с явно смущённым видом. Поздоровавшись, он отвесил мне поясной поклон до земли, чего в последнее время за ним не наблюдалось.
— Княже, ослобони от новых трудов, дай роздыху.
— Что случилось, Савва? Заболел аль беда какая приключилась?
— Не гневись, господин, купчина проезжий порядился со мной на две бочки палочек чертильных, что ты измыслил. Корысть обуяла, яз со всеми домочадцами щепки строгаю, тщусь к сроку успеть, уж больно велика оплата, — оправдывался предприимчивый посадский.
— Может, зря яз тебя механиком величаю? Дело-то плёвое, два механизма измыслить. Один будет брусочки пилить, другой пазы резать — ты те две бочки за едину седмицу изготовишь, — пришлось мне попенять нашему изобретателю. — Иди домой, сделай, что тебе советую. Ежели к сроку не поспеешь, дам тебе монет на пеню.
