Борис Толчинский - Нарбоннский вепрь
И случилось то, что должно было случиться. Увидав, что молодая женщина надела латы и отдает им приказы, бароны и рыцари, часом прежде еще сохранявшие верность старому вождю, взбунтовались.
Нет, они ничего у нее не требовали — ибо, если требовать, значит, признавать ее право управлять ими. А они, немногим более декады тому назад клявшиеся перед ее отцом повиноваться ей как законной властительнице, более не признавали ее таковой.
Она же этого не понимала. Блеск нежданной власти, иллюзорной власти, ослепил ее.
На моих глазах чья-то рука метнула копье. Верная рука: копье перелетело через парапет балкона и вонзилось в грудь моего деверя, пробив доспех… Я знала, что этот кадр будет потом долго сниться мне в кошмарах: брат моего мужа с копьем в груди. Это на самом деле я его убила; мне надлежало знать, как кончит он, когда я понуждала этого красавца жениться на Кримхильде… Вот он сгибается, хватается рукой за древко, кровь появляется на его губах — и Виктор Лонгин умирает, на глазах жены, которая его любила…
То был сигнал к восстанию. Убили первого аморийца и сразу же взялись за остальных. Их было тут немного, легионеров, составлявших мою охрану. Они отстреливались… но взбешенная толпа — я лишь потом узнала, ЧТО этим диким людям в безумном упоении наговорила бедная Кримхильда — взбешенная толпа их растерзала. За легионерами пришел черед погибнуть послу Империи Луцию Руфину и сотрудникам посольства…
Бежать, бежать — только бегством я могла спасти свою жизнь. Все остальное потом. Внутренняя охрана дворца, слава богам, не слышала речь новой герцогини и осталась верна законной власти. Я, мои врачи и приближенные попытались выбраться из дворца черным ходом. К нам присоединилась и сама Кримхильда; должно быть, гибель мужа чуть отрезвила ее…
Нам преградила путь измена. Начальник стражи барон Фальдр сообразил, что мы попробуем бежать черным ходом, так как весь остальной дворец был уже в руках мятежников. Нас атаковали с двух сторон: барон Хримнир и его рыцари преследовали сзади, а впереди стоял и ухмылялся барон Фальдр.
Он приказал охране схватить нас. Пятеро легионеров, не отходившие от меня, вступили с варварами в бой. И даже мои врачи, нужно отдать им должное, взяли в руки оружие, чтобы защитить меня, — ведь я была не только женщиной, министром, но и потомком Великого Фортуната, я была для них последним символом Отечества! Тем временем мы с Кримхильдой и еще двумя врачами спрятались в какой-то комнате и забаррикадировали дверь. Кримхильда плакала и извинялась, но я велела злополучной герцогине замолчать и выслушать, как следует ей поступить, когда мятежники ворвутся к нам.
Взломав дверь и разметав нашу баррикаду, они ворвались — рыжебородый великан Хримнир и долговязый Фальдр, похожий на шакала. Их чувства прочитала я на лицах: предвкушение скорой и жестокой мести гордых мужей унизившим их девчонкам. Для них мы даже не были врагами, мы личностями не были для них, я не была министром колоний, а Кримхильда — герцогиней; мы, вернее, наши соблазнительные тела, были в тот момент для них объектом гнусной похоти. Они мечтали изнасиловать нас; возможно ли большее унижение для аморийской княгини, чем быть изнасилованной диким варваром, животным в человеческом обличии?!
Я приготовила им сюрприз. Как только эти двое ворвались в палату, Кримхильда скрутила мои руки за спиной и приставила кинжал к моему горлу. Должна признать, она сделала это с неподражаемым артистизмом, а я сыграла страх и ужас.
— Стоять, гнусные собаки! — голосом владычицы воскликнула Кримхильда. — Еще шаг, и эта женщина умрет!
По-моему, красиво получилось. Это был шоковый удар. Хримнир и Фальдр застыли. Не давая им времени собраться с мыслями, герцогиня продолжала, и при этом на устах ее играла сатанинская ухмылка:
— Ну, Фальдр, раскинь мозгами, что случится, когда она умрет?! Что сделает с тобой и с остальными ее отец, первый министр?! Ну, представь!
Даже дикарю нетрудно было представить: имперские войска не станут разбираться, чья именно рука убила дочь первого министра. А вид моей подруги не оставлял сомнений в том, что эта женщина не шутит: ей, потерявший отца и мужа, уж нечего терять, она убьет княгиню-аморийку, то есть меня, затем умрет сама — но, умирая, будет знать, что никто из обидчиков беспощадной расправы не минует…
Хримнир грязно выругался, а Фальдр, этот жалкий пес, выдавил приторную улыбку и сказал:
— Вы нас не так поняли… дамы.
— Еще шаг, и она умрет! — повторила Кримхильда, а я жалобно простонала:
— Господин барон, пожалуйста, не перечьте ей. Эта женщина не в себе. Прошу, оставьте нас. Мы никуда не убежим, мы ваши пленники…
— Ничего подобного, ваше сиятельство, — осклабился Фальдр. — Вы наша уважаемая гостья, и я уверен, что герцог Варг почтет за честь свидеться с вами. Он уже спешит в Нарбонну из Эльсинора.
Вот так я и услышала впервые это сочетание слов: "герцог Варг"! Признаюсь, в тот миг я ужаснулась… Не принц, но герцог Варг, выкормыш злокозненных еретиков Ульпинов, вскоре решит мою судьбу!
И тут я не сдержалась:
— Как вы могли, барон! Вы присягали…
— Под принуждением, под страхом лютой смерти, а значит, беззаконно! — вскричал Фальдр. — Государю моему, герцогу Круну, я служил до самого последнего его мгновения, а этой… этой я служить не стану! Вот ваши грязные монеты, возьмите их назад, я рыцарь, а не раб, я не холуй, не мальчик для битья!
Он вытащил из кошеля наши солиды и швырнул это золото мне в лицо. Хримнир сделал то же самое. А затем оба барона вышли вон. В дверях осталась стража.
…Облик Варга возник перед моим мысленным взором. Я представила его в короне правящего герцога Нарбонны. И вообразила, как этот юный властелин с триумфом вступает во дворец отца, где драгоценным трофеем его ждет сама дочь правителя Империи, а фактически — правительница Империи собственной персоной… На память мне пришел мой первый "разговор по душам" с Варгом, еще в Темисии. Тогда он мне сказал диковинную фразу: "У богов переменчивый нрав; кто знает, может статься, это вы, великая и неподражаемая София Юстина, в один прекрасный день будете молить меня о пощаде!". Я, помню, рассмеялась ему в лицо. О боги, неужели этот день, для него прекрасный, а для меня фатальный, уже настал?!!
Нет, невозможно! Никогда еще потомки Фортуната-Основателя не сдавались на милость варваров. И сегодня этого не случится: пусть лучше кинжал, который Кримхильда держала у моей шеи, познает вкус фортунатовой крови! А не сможет она — я сама себя отправлю на суд к великим божествам. Как Клеопатра; велик был юный Цезарь, однако же она избрала сон Осириса взамен мянящих золотых цепей! Я знаю, мне достанет воли. Ни один варвар на свете не услышит от дочери Юстинов мольбу о пощаде!
Однако я бы не была собой, если бы думала единственно об этом. Мы выгадали время, и у нас появился шанс. К чести Кримхильды, она больше не плакала. Ее глаза сверкали, но не отчаянием — гневом и жаждой мщения! Как только мятежные бароны нас покинули, она шепнула мне:
— Ваше сиятельство, в этой комнате есть потайной ход наружу. Я точно знаю, есть, но где, не знаю.
Мы обязаны были отыскать потайной ход, не вызвав подозрения у тюремщиков. Чтобы обмануть их, мы, две молодые женщины, разыграли смятение. Мы плакали, в волнении мерили комнату шагами, хватались то за один предмет, то за другой… Двое врачей поддерживали нашу игру.
Тайник нашла Кримхильда. Не скажу, что это оказалось очень сложно: ход начинался за каминной плитой. Сложнее было отыскать рычаг… но и его мы отыскали. Теперь нам нужно было проскользнуть через тайник незаметно для тюремщиков. Но как это сделать? Эти, с позволения сказать, рыцари не сводят с меня и герцогини глаз, а в глазах бушует пламя гнусной похоти… еще немного, и они сорвутся, позабудут, зачем поставили их здесь.
Нас мог спасти лишь отвлекающий маневр. Двое врачей… они должны были принять удар на себя. Я не знала, смогут ли. Когда я им сказала, они развеяли мои сомнения. Оба считали счастьем умереть, спасая Фортунату. Да, так и сказали, — "Фортунату", — как будто я не княгиней была, а кесаревной Священной династии!
Не стала их разубеждать. В тот миг я испытала гордость за свою великую державу, где даже низкорожденные плебеи верны Божественному Престолу, как герои. Что бы ни вещали еретики и варвары, такая держава по праву властвует над миром. У обоих моих спасителей в Амории остались семьи; я поклялась, что позабочусь о детях и вдовах, а самих спасителей моих на родине будут славить, как героев… Чтобы исполнить свое слово, я обязана была спастись.
И вот оба врача неожиданно бросились из палаты, мимо стражей. В тот же миг Кримхильда нажала рычаг. Каминная плита отъехала, и мы ринулись во тьму неизвестности. Затворяющий рычаг мы не имели времени искать, мы попросту бежали по темному коридору, надеясь, что куда-нибудь он нас приведет…
