Дмитрий Шидловский - Самозванцы
— Дело в том, что вам, как особе приближенной к великому князю Дмитрию, угрожает опасность.
— Опасность? От кого?
— Как нам стало известно, против Дмитрия затевается заговор.
— Заговор?! Я как раз пришёл говорить об этом! — воскликнул Чигирев.
— Об этом? — поднял брови Гонсевский. — И что же вы хотели сообщить?
— Сегодня ночью Василий Шуйский попытается свергнуть Дмитрия. Этому надо помешать.
— А зачем? — сидевший спиной к Чигирёву шляхтич обернулся. Это был… Басов.
От изумления Чигирев на секунду потерял дар речи.
— Зачем нам предотвращать свержение Дмитрия? — продолжил Басов. — Этот самозванец так много пообещал нашему королю и святому престолу… и не выполнил ничего. Какого черта нам его защищать?
— Но ведь погибнут поляки, — возразил Чигирев.
— Пара сотен шляхтичей из частных армий — небольшая потеря. В Польше рокош, и подняли его как раз те, кто сегодня состоит в свите Мнишеков. Их гибель усилит короля.
— Но какая выгода королю от того, что на московский престол сядет Шуйский? — спросил ошеломленный Чигирев.
— Шуйский не займет московский престол, — с хитрой улыбкой ответил Гонсевский. — Он всего лишь один из бояр.
— Он потомок Александра Невского и имеет немало оснований…
— Да хоть потомок самого царя Соломона, — рассмеялся Олесницкий. — В этой стране все рабы, и никто не посмеет занять престол. Это место предназначено для нашего государя.
— Совершенно верно, — поддержал послов Басов. — Еще в феврале дьяк Иван Безобразов прибыл в Краков и сообщил, что дни Дмитрия сочтены. Он сказал, что московское боярство мечтает видеть на престоле его величество. Наш обожаемый монарх соблаговолил согласиться с этим предложением.
— Не много ли вы говорите, пан Басовский? — с сомнением проговорил Гонсевский.
— Ему можно, — отмахнулся Басов.
— Вас обманут! — в ярости прокричал Чигирев. — Престол хочет занять Шуйский.
— Хитрость и вероломство москалей известны, — надменно произнес Гонсевский, — но мы считаем, что они не посмеют. В любом случае, Шуйский будет не хуже Дмитрия, который, по нашим сведениям, даже вступил в тайные переговоры со злейшим врагом Речи Посполитой — Швецией.
— Так или иначе, пан Чигинский, самозванец обречен, — сказал Басов. — По крайней мере, сохранение его престола и жизни более не в интересах нашего короля. Вам бы я посоветовал сейчас позаботиться о собственной безопасности…
Чигирев в ярости сжал кулаки. Теперь у него оставался только один выход: бежать к Юрию Мнишеку и собирать поляков из частных армий на защиту Отрепьева. Это был шанс, последний шанс.
— …и, чтобы мы были спокойны за вас, лучше всего вам будет посидеть ближайшие пару дней в нашей миссии под стражей, — завершил фразу Басов.
ГЛАВА 29
Побег
Всю ночь Чигирев не мог сомкнуть глаз. Он метался по комнатушке, куда его поместили, и лихорадочно пытался найти выход из сложившегося положения. Все было тщетно. Последняя надежда на спасение самозванца рухнула, а с ней рухнули и все планы Чигирёва на изменение истории здешней России. Когда в маленьком окошке под потолком забрезжил рассвет, а со стороны Кремля ударил набат и раздались мушкетные выстрелы, он уже совершенно обессиленный лежал и тупо смотрел в потолок.
Историк знал, что происходило в эти минуты. Немецкая стража самозванца была отведена еще затемно. Очевидно, заговорщики заранее подкупили её командира, капитана Жака Маржерета. На рассвете виднейшие московские бояре выстроились в боевых доспехах возле кремлевских ворот, и внутрь детинца хлынула вооруженная толпа сторонников Шуйского, изрядно сдобренная выпущенными из тюрьмы преступниками. Сам Василий Шуйский с золотым крестом в руках въехал в Кремль и провозгласил, что пробил час избавится от самозванца, принесшего на святую Русь иноземную ересь. Одновременно началось избиение поляков, приехавших на свадьбу «Дмитрия» и Марины. При этом мятежники, очевидно, опасаясь, что народ вступится за популярного среди черни самозванца, кричали: «Литва царя убивает!»
Лишь трое из обитателей Кремля посмели оказать сопротивление: верный до конца узурпатору Петр Басманов, преданный камергер Марины Ян Осмульский и сам Отрепьев. Выпроводив из опочивальни по потайному ходу Марину, он схватил саблю, вышел из покоев с криком: «Я вам не Годунов» и встал плечом к плечу с Басмановым. Они отчаянно рубились, сумели убить нескольких мятежников, но когда пал Басманов, Отрепьев понял, что нужно уходить. Ему удалось оторваться от преследователей. Он вылез через окно и попытался сбежать по крышам построенных к свадьбе помостов, но сорвался вниз, сломал ногу и потерял сознание. Так его нашли через несколько часов.
Как ни странно, Чигирев почувствовал, когда Отрепьев расстался с жизнью. Может, просто сыграла буйная фантазия историка, но так или иначе что-то оборвалось в его душе. Он понял: игра, которую он вел последние годы, завершена, самозванец мертв. И тут же понял другое: не все ещё потеряно, еще можно заставить огромную страну, словно зависшую между западом и востоком, свернуть на европейские рельсы… Когда в коморку вошел Басов, Чигирев уже знал, что делать дальше.
Басов был при оружии, в костюме русского дворянина. Лицо его обрамляла окладистая борода, несомненно, наклеенная поверх аккуратной европейской эспаньолки. Он поставил перед Чигиревым небольшой глиняный горшочек, из которого доносился аппетитный запах мяса и гречки, положил сверху ложку и большой ломоть хлеба, бросил на лавку кафтан и шапку и бережно положил рядом саблю, которую нес в руке.
— Ешь, — негромко велел он. — Потом переодевайся, и уходим отсюда. Костюм польского магната сейчас не лучшая одежда на Москве.
— Куда уходим? — осведомился Чигирев.
— А куда ты хочешь? — поинтересовался Басов.
— В Краков, — ответил Чигирев. — К королю Сигизмунду. Вернее, к его канцлеру, Льву Сапеге.
— Я так и думал, — с сожалением вздохнул Басов. — Что ж, вольному воля. Я, как ты понимаешь, в плену у Шуйского тоже засиживаться не собираюсь. А именно это и ожидает королевское посольство. Сейчас лучшее время уходить. Избиение поляков на улицах заканчивается, царские войска еще не взяли город под контроль.
— Ты не хочешь узнать, зачем я собираюсь к Сапеге? — спросил Чигирев.
— Я и так знаю, — усмехнулся Басов. — Решил на кончиках польских сабель принести европейское просвещение и свободу в немытую Россию. Когда человек одержим навязчивой идеей, его действия можно предсказать на пять шагов вперед.
Чигирев вздрогнул. Басов почти дословно процитировал его мысли.
— И что скажешь? — спросил он.
— Попробуй, все равно у тебя ничего не получится.
Чигирев вскипел:
— Послушай, Игорь, ну нельзя же быть таким равнодушным! Ведь тут целая страна, которую можно спасти. Я попытался раз. Ладно, у меня не получилось. Смешно было излагать монаху-расстриге экономическую теорию Смита, до которой лучшие умы на Западе дойдут только через двести лет. Надо было действовать иными методами, но я понял это слишком поздно. Да, я решил снова попробовать. Может, это утопия, но я хочу силой исцелить свою страну от холопства ксенофобии. Но ты ведь даже не пытался…
— Ешь и переодевайся, — строго прервал его Басов. — Нам еще из Москвы выбраться надо. Я не вершитель судеб. Мне бы со своими проблемами разобраться.
Чертыхнувшись, Чигирев принялся за еду, но вскоре остановился:
— Слушай, если тебе на все наплевать, зачем же арестовал меня? Ну и отпустил бы Отрепьева защищать. Тебе-то что?
— Жалко, — ответил Басов, глядя куда-то в сторону. — Убили бы там тебя.
— А народ тебе не жалко?
— Нет. Каждый народ живет так, как заслуживает. А вот отдельных людей бывает жалко… иногда. Я сам не без слабостей.
Чигирев тяжело вздохнул и снова принялся за еду. Продолжать разговор было бессмысленно. Вскоре он опустошил котелок, отставил его в сторону, быстро переоделся. Басов беззвучно поднялся, подошел к дальнему углу комнаты, отодвинул стоявший там сундук и… открыл потайной ход в подпол. Историк заскрежетал зубами. Если бы он только знал, как легко отсюда можно сбежать!
Они прошли по длинному подземному ходу и выбрались в конюшне соседнего дома. Там их уже ждали два оседланных жеребца.
— А ты неплохо подготовился, — заметил Чигирев.
— Знал, на что шел, — усмехнулся Басов.
Улица была почти пуста, только у здания польской миссии стоял в оцеплении большой отряд стрельцов. Стражники не без интереса посмотрели на всадников, но остановить их не попытались.
То здесь, то там лежали трупы поляков. Изрезанные, исколотые, обезглавленные, поодиночке и группами. Было видно, что мятежники вовсю отыгрались на «проклятых ляхах». По улице иногда пробегали вооруженные люди, присматриваясь к валявшимся телам, не выжил ли кто и нельзя ли еще что-нибудь снять с обезображенных тел.
