Сергей Шхиян - Юродивый
— А что если, я куплю вам лес и лошадей? — спросил я Ивана Степановича. — Тогда вы сможете вернуться всем миром к себе в деревню и заново отстроиться.
Он внимательно на меня посмотрел, смутился и спросил:
— Значит, им придется идти к тебе в кабалу?
— Нет, мне от вас ничего не нужно. Я скоро уеду отсюда навсегда, и мы, скорее всего, больше никогда не встретимся.
— Так зачем тогда тебе лес и лошадей покупать?
На этот вопрос можно было бы ответить просто и правдиво, но такому ответу никто все равно не поверит. Да я и сам бы сто раз подумал, прежде чем согласился принять помощь от незнакомого человека. Видно так мы устроены, что не привыкли верить в добрые чужие намеренья.
— Считай, что это христианский долг. Слышал притчу о добрых самаритянах?
По самаритян Ивану Степановичу говорить было неинтересно, он пытался понять тайный смысл моего предложения.
— Обет, что ли такой дал?
— Ну, пусть будет обет, — согласился я.
Он задумался, потом покачал головой:
— Нет, на такое наши мужики не согласятся. Вот если деньги в рост дашь, то может, кто и возьмет. И то навряд ли. Тебя никто толком не знает, мало ли что с этого будет.
Пожалуй, я и, правда, поторопился с благотворительностью.
— Нет, такое не для нас, — закончил он.
— А если я тебе деньги в рост дам, а ты уже будешь ссужать ваших мужиков? — спросил я, уже из спортивного интереса, пытаясь найти хоть какой-то выход из неразрешимой ситуации.
— Нет и так нельзя, а вдруг я с ними сбегу!
— Да зачем же тебе сбегать, если я отсюда навсегда уеду! — начиная сердиться, воскликнул я.
— Ну да, а потом от тебя доверитель придет и обдерет всех как липку! Ты не думай, мы тоже свою голову на плечах имеем!
Против такого аргумента возразить было нечего. Если не веришь даже сам себе, то, как поверишь другому человеку. Какое-то время мы сидели молча, потом Иван Степанович спросил то, ради чего и затеял этот разговор:
— Люди болтают, что здешняя боярышня за твоего друга-казака выходит?
— Я пока точно не знаю, но, похоже, что так. Они друг другу нравятся, может быть, и повенчаются.
— Если так, то ты бы поговорил с ним, пусть возьмет нас под свое крыло.
— Хорошо, поговорю, — пообещал я, вставая. — Только зря ты от моей помощи отказался. Я ведь тебя никогда не обманывал.
— Оно конечно, — смутился крестьянин, — только боязно, как так вдруг ни за что, ни про что… Ты уж не обижайся, мы как-нибудь сами справимся. Не первый раз.
— Ладно, удачи вам, — сказал я, подавая на прощанье руку.
— Удача нам не помешает, — согласился Иван Степанович. — Спасибо тебе за все.
Мы распрощались, и отправился навестить стрельцов. Их пребывание в имении по-прежнему было опасно. Они уже отобедали и отдыхали в гостевой избе. Возле входа дремал на солнышке только дежурный. Я не стал его беспокоить и вернулся к Марфе.
Девушка оставалась в теремной светелке, сидела возле окна и расчесывала волосы. Увидев меня, стыдливо накинула на голову платок.
— Ты пообедала? — спросил я.
Она кивнула. Про качество еды я спрашивать не стал, сел рядом с ней на лавку. Марфа привычными движениями торопливо повязывала свой старушечий платок. Убеждать ее, что я не боюсь вреда от женских волос, было бесполезно.
— Нам нужно поговорить, — дождавшись, когда она окончит туалет, сказал я.
Девушка тревожно посмотрела мне в глаза, видно решила, что я опять начну спроваживать ее к отцу. Меня так вымотали события и волнения этого дня, что спорить и что-то доказывать, сил просто не осталось.
— После похорон мне нужно будет отсюда уходить, — начал я, не глядя на Марфу, — сегодня я встретил девочку, которая отведет в то место, куда я никак не мог попасть.
Она молча слушала, ничего не спрашивая и не перебивая.
Я замолчал, не зная как ей объяснить, кто я на самом деле такой и почему мне необходимо исчезнуть.
— Марфа, я не тот человек, — начал я, потом поправился, — не такой человек… Короче говоря, я не простой человек…
— Я знаю, — неожиданно сказала она.
— Да? Только вряд ли знаешь на сколько. Если я отсюда уеду, то так далеко, что больше никогда не смогу вернуться. Я понимаю, что тебе здесь плохо, но не знаю, станет ли лучше, если ты отправишься вместе со мной. Там у нас все совсем не так как здесь, все другое. Там, там… — я запутался, не зная как можно объяснить неподготовленному человеку сказочную реальность будущего.
Она внимательно слушала, ожидая что я еще скажу.
— Там у нас не так уж плохо, во всяком случае, лучше, чем здесь, только все совсем другое. Другие люди, другая вода, даже воздух. Мне хорошо с тобой, но я не знаю, как тебе будет в той жизни.
— Не бросай меня, пожалуйста, — тихо сказала она, услышав из всего что я сказал, только то, что ее интересовало. Потом заплакала. — Я одна не смогу…
— Вот об этом я и хочу с тобой поговорить, — сказал я, обнимая ее за плечи. — Подумай, сможешь ли ты жить в сказке, где люди летают по воздуху, телеги ездят без лошадей, а разговаривать можно с человеком, который живет на другой стороне земли…
— Пусть, пусть, — заговорила она прерывающимся голосом. — Пусть телеги без лошадей, я все вытерплю!
Я посмотрел на нее и засмеялся.
— Ладно, если тебя не пугает даже такой ужас, то постараюсь взять тебя с собой. Будь что будет! В конце концов, лучше принимать страдания в теплой ванне, чем в холодном омуте. Только запомни, ты не должна будешь ничего бояться, даже огнедышащего дракона! Согласна?
— Согла-а-сна-а-а, — зарыдала она, прижимаясь к моей «благородной» груди.
Глава 21
Ехать в шубах было жарко. Погода переменилась, и после резкого недавнего похолодания вновь наступило умеренное тепло. Однако осень уже надежно вступала в полное свое право. По небу косяк за косяком тянулись на юг перелетные птицы, часто шли затяжные дожди, и все меньше листвы оставалось на деревьях.
Вопреки моему намеренью, уехать из села сразу после похорон супругов Кошкиных нам не удалось. Пришлось остаться до девятого дня. Запорожец после слишком крутой перемены в судьбе на время выпал из пространства, ходил задумчивый и понурый. Оживал он только когда оказывался рядом с Дарьей, но в ее присутствии адекватно реагировать на окружающее был не способен. Пришлось мне на время взять на себя управление поместьем и все организационные мероприятия, связанные с похоронами и поминками.
С другой стороны, и нам с Марфой небольшой отдых и личное счастье были совсем не лишними. Мы с ней как облюбовали себе крошечную теремную светлицу, так и жили там до самого отъезда. У нас начался, вроде как, настоящий медовый месяц. Страсть обладания не только не утихала, но вроде, даже шла по нарастающей. Чем ближе мы сходились, тем больше Марфа мне нравилась. В нормальной обстановке у девушки оказался удивительно спокойный нрав и покладистый характер. Яркая женщина с клокочущим темпераментом, стервозностью и бурными страстями, не дающая партнеру передыха, была бы мне в тот момент явно избыточна. Я так вымотался, что просто не сумел бы ей соответствовать.
Как только на меня свалилось помещичье хозяйство, я сразу же начал менять порядки в имении. Главное новаторство состояло в том, что первым же своим декретом я изменил общий рацион питания. У покойного Кошкина оказались огромные запасы продовольствия, которое он то ли готовил на продажу, то ли гноил из жадности. Все это богатство мы и начали активно проедать. Эта популистская мера сразу принесла автору проекта всенародную любовь. Дворня, да и сами молодые Кошкины, мне чуть ли не аплодировали.
Однако после вторых поминок на девятый день, пришлось заговорить об отъезде. Степан уже немного пришел в себя и постепенно включался в обыденную жизнь, а испортившаяся погода прозрачно намекнула, что скоро придут холода и тянуть с отъездом больше нельзя. Моя призрачная одежда для минусовой температуры совсем не годилась. Марфа и Ульяна экипированы были не лучше.
Самый холодный день выпал на поминальный, девятый. Пока мы дошли до церкви, продрогли до костей. Молодая хозяйка заметила, во что мы одеты, прониклась, и предложила подобрать себе теплую одежду из батюшкиных запасов. Чиниться и отказываться я не стал, тем более что усопший собрал в сундуках такую коллекцию платья, которой хватило бы украсить хороший этнографический музей. Я даже заподозрил, что Кошкин не чурался банального грабежа на большой дороге, слишком много всякого, разного тряпья и рухляди скопилось в его закромах.
Перерыв несколько сундуков, мы смоги худо-бедно, приодеться. Ульяна приглядела себе легкую бархатную шубку с песцовым подбоем, я лисью, крытую шерстяным сукном, Марфа остановилась на красном бархате и соболях. Рухлядь которую мы выбрали, вряд ли имела большую ценность, она была не первой молодости, трачена молью, но надежно спасала от холода.
