Алексей Колентьев - Партизаны третьей мировой
След Михася обрывался у невысокой горки, поднявшись на которую я обнаружил с десяток стреляных гильз от его винтовки и следы борьбы. Глянув вниз, где открывался участок тропы ведущей к вершине холма, я заметил четыре лежащих рядом друг с другом неподвижных фигуры. Судя по неестественным позам, все они были мертвы. Скорее всего, один из наёмников отстал от своих проверяя тыл, а Михась в это самое время уложил ещё четверых его приятелей. Уж не знаю чем, но Мишка себя выдал и они с амером схватились врукопашную. Не ясно пока, насколько был крут противник приятеля, однозначно считаю, что шансов против Мишки в рукопашной схватке у него было не много. Михась сколько его помню, не вылезал с тренировок и спаррингов, а как-то раз при мне вырубил почти одномоментно сразу троих, довольно умелых самбистов. Спустившись по пологому склону холма и миновав широкий пролом оставленный в зарослях шиповника, я вышел на небольшую полянку где обнаружил приятеля и брыкающегося изо всех сил, связанного наёмника. Иностранца Мишка спеленал грамотно: развязаться самостоятельно у того бы не получилось, а рот наёмника стягивала обычная в таких случаях "уздечка". Такая вот вставленная между зубов палка, не даст человеку кричать, но и не позволит задохнуться. Приятель сделал всё, чтобы пленник не остался калекой, однако сам он не подавал признаков жизни. Бледное лицо, изрезанные руки и зажимаемая ножевая рана в левом боку — такова была цена заплаченная Михасём за уткнувшегося в корни старой сосны пленника. Разрезав куртку в месте пореза и ощупав рану, я понял, что смертельный удар противника Мишка отвёл, но скользнув по рёбрам нож глубоко ушёл в мягкие ткани. Стреножив противника, приятель быстро терял силы, пока не отключился. Вынув флягу с водой, я побрызгал Мишке в лицо, веки его затрепетали, глаза открылись и сфокусировав на моём лице взгляд, он попытался что-то сказать, но я не дал:
— Молчи, крови ты много потерял, но сейчас уже всё нормально. Тихо полежи, напарник, скоро домой пойдём.
Походя пнув всё ещё дёргавшегося иностранца в грудину, я срезал два молодых деревца, смастерив нечто вроде волокуши. Устроив на ней раненого, занялся пленным. Это вне сомнения был Матинелли собственной персоной, только подрастерявший былой шик и сильно помятый во время драки с Михасём. Показав ему нож и приложив лезвие к его губам, я дал понять, что любой звук будет наказуем. Пленный кивнул в знак понимания и даже слегка успокоился. Во время драки он уже понял, что убивать его не собираются и видимо был настроен торговаться, держась очень уверенно. Вынув "уздечку", я указал на волокушу и лежащего на ней приятеля:
— После того, как ты порезал моего друга, цена твоей жизни сильно упала, итальянец. Кивни, если понял.
Говорил я на вполне сносном английском, поэтому слегка опешивший Матинелли только согласно замотал головой, перспектива быть зарезанным в отместку за смерть непонятного русского его явно впечатлила, он поверил, что это непременно произойдёт. Убедившись, что эффект достигнут, я продолжил:
— Сейчас, ты поработаешь лошадью, нам нужно уйти подальше отсюда, а потом поговорим о твоей жизни. Запомни, я про тебя знаю больше, чем ты про меня. Молись тому, в кого веришь, чтобы всё так и осталось иначе сам попросишь, чтобы тебя пристрелили. Расклад такой: тащи носилки, не пытайся бежать и может быть наша встреча даже послужит к обоюдной выгоде. Согласен?
Скосив взгляд в сторону бледного Михася и облизнув потрескавшиеся, в кровавых коростах губы, итальянец попробовал меня прокачать:
— Гарантии, что если твой друг умрёт….
Я не сильно без замаха, ударил пленного по щеке тыльной стороной ладони, времени на игры уже не было, Михася нужно вытаскивать.
— Сделка была в другом, но если ты будешь и дальше юлить — сдеру с тебя кожу заживо, даю слово.
Снова побледнев, Матинелли ослабил напор, поняв, что имеет дело не с новичком и потянуть время не получится. С другой стороны, он смекнул, что есть реальный шанс сохранить себе жизнь, поэтому согласно наклонив голову попытался даже раздвинуть губы в улыбке, коряво сказав по-русски:
— Хараше, я сделать по-твойму.
— Ну, тогда пошли….
Указав пленному нужное направление и развязав ему ноги, я повесил верхний конец волокуши ему на шею, предварительно обмотав её оторванной полой его же куртки. Получилось нечто вроде лошадиного хомута, чтобы шею не натирало. Дав чуть размять итальянцу ноги и спустя минуту хлопнув его по плечу, дал таким способом сигнал трогаться. Мне тоже пришлось обзавестись дополнительным багажом: пришлось тащить на себе Мишкин "винторез" и его же пояс с подсумками. Своё "весло", перевесил на шею, чтобы в случае чего сразу выйти в боевое положение. Амеры хоть и шныряли уже довольно далеко, однако в воздухе я уже слышал стрекотание беспилотников, вертушки утюжили небо севернее, ближе к дороге и месту засады. Увидят нас, без обязательных в таком случае маячков "свой-чужой" на одежде, сразу опознают в наёмнике пленного и сориентируют поисковиков на перехват. Не знаю, есть ли такие приборчики у Матинелли с приятелями, однако сейчас нас могло спасти только быстрое, насколько это возможно, движение вперёд, к тропе ведущей в Шишковичское урочище. Из-за Мишки, я сделал большой крюк в обратную сторону и сейчас мы находились в каких-то трёхстах метрах восточнее горы, где сейчас уже почти наверняка сомкнулось кольцо оцепления. Узкая, почти незаметная в траве стёжка звериной тропки вела нас на северо-восток, прочь от дороги. Однако враг имел преимущество — назойливый и зудящий шум низколетящего беспилотника был отчётливо различим. Хитрая пташка пока что висела над верхушками деревьев в сотне метров позади нас, но передислоцироваться ближе ей ни что не мешает. Итальянец шустро семенил впереди и правее, опустив голову и ничего вокруг не замечал. Про себя я довольно усмехнулся: не находя вариантов немедленного спасения, он выжидал, в надежде на удобный случай. Так бы поступил и я сам, оказавшись в плену: иногда сразу спастись не получается, но если противник дал тебе время и не убил сразу после первого допроса, то вместе с ним подарил время и шанс на свободу….
— Под дерево, быстро! Сядь и замри!..
Курсом с востока, на нас заходил боевой вертолёт, днём амеры используют обычную оптику, "вертушка" шла слишком высоко над деревьями но быстро приближалась. Матинелли прошипел что-то на своём цветистом, как и русский язык, наречии и увеличив ширину шага, рывком метнулся под раскидистую ель. Я тоже затаился под деревом в пяти метрах от пленника и его груза, замерев, прижавшись к терпко пахнущему смолой и пылью стволу такой же ёлки. Хищное, узкое тело вертолёта пронеслось над нами в следующее мгновение, я разглядел только пилоны с подвесным вооружением и отблеск стекла пилотской кабины. На несколько долгих мгновений заложило уши, потом шум стал стихать, но не ушёл насовсем. Вертолёт по спирали нарезал круги над тем местом, где мы были ещё полчаса назад. Зависнув там на какое-то время, он улетел в сторону дороги, изящно развернувшись с дифферентом на нос. Матинелли оказался не так прост: каким-то образом, итальянец пометил место, где лежал до того, как я отыскал их и сейчас на наш след встанут поисковики. Восточнее начинается зона ответственности охранных частей авиабазы, местность тамошние солдаты знают неплохо и им не составит труда отсечь нас от дороги ведущей к спасению. Стиснув зубы, я поднялся и как будто ничего не заметив, подтолкнул итальянца — мол, давай, двигай вперёд. Однако прикинув расстояние, свернул чуть севернее, туда направились Веня и его товарищи. Если получится, их можно будет догнать даже с нашим грузом и тогда я смогу закончить с Матинелли до того, как нас возьмут в кольцо. Потом, в одного, мне скорее всего удастся выйти из окружения, одного будет не так легко искать. Иностранец ничего не заметил, думая, что я всего лишь петляю или к его вящей радости сбился с дороги. Лес стал напоминать сплошную коричнево-зелёную массу, перед глазами время от времени всплывали цветные круги, но я продолжал бежать сам, подгоняя и пленного. Деревья подступали совсем близко, местами и без того узкая тропка становилась совершенно невидимой. Даже свежий, с нерастраченными силами лесовик, и то сбился бы с дороги, однако какая-то непонятная мне сила, не давала мне потерять ту интуитивную путеводную нить, что всякий раз вот уже пару часов к ряду выводила нас с пленником в верном направлении. Постепенно, дневной свет стал меркнуть, густые кроны деревьев и стволы молодых тоненьких ёлочек, становились всё плотнее друг к другу. Каждый шаг давался с огромным трудом, удерживало на ногах и в более-менее вменяемом состоянии, пожалуй только упрямство и жгучая, словно концентрированная кислота злость. Вопросы, которые постоянно мусолили между собой артельщики, тоже не давали мне покоя, просто на них я ответил гораздо раньше, ещё там, на Кавказе. Правильный, справедливый поступок, требует от человека много усилий, поскольку жизнь — штука не совсем однозначная. Подлость и всякие непотребства, на мой взгляд совершать проще, потому напасть на беззащитного, отнять у слабого, это быстрый способ пожить весело, причём здесь и сейчас. Изменился масштаб подлости, как это периодически бывает в истории, опьянённый безнаказанностью бандит размножился до размеров целой цивилизации и эти урки скопом навалились на больного, но не бедного соседа, частично впавшего в маразм. Пусть прозвучит это излишне просто, однако когда живёшь в земляной яме, а вокруг свистят пули, на сложные умозаключения отвлечённого характера вовсе не тянет. Стало совершенно темно, спину ссутулившегося пленника различить удавалось с большим трудом. Мы ушли из района активного прочёсывания, впереди был преимущественно хвойный участок вечнозелёного леса, на карте помеченный как непроходимый. Это означало, что не слишком приспособленные к лесной жизни "туристы", вряд ли ушли слишком далеко, даже с учётом предоставленной нами невольно форой примерно в три-четыре часа. Приостановившись, я глянул на компас и слегка перевёл дух — вроде идём верно. Впереди маячил небольшой овраг, за ним журчал ручеёк, совершенно скрытый высокой травой и кустарником. Мелькнула мысль, что возле воды вполне можно устроить привал и "туристы" вполне могут быть совсем рядом. Догнав Матинелли, я перевесив автомат за спину подхватил задний край волокуши и вдвоём мы преодолели овраг и вброд перешли почти пересохшее от жары последних дней русло ручья. Углубившись снова в чащу, я отпустил волокушу и всмотрелся в лицо раненого, приятель вполне может умереть, есть вероятность что не донесём. Мишка был сосем плох: бледное лицо, посиневшие губы, но от покойника в нём пока было только две трети, бросать товарища я не собирался. Сделав короткий перерыв и оправив одежду, мы снова двинулись в путь, от усталости я случайно зацепил носком ботинка свалявшийся в комок прочных словно леска травяных стеблей и чуть не упал вперёд. Потеряв равновесие, в последний момент перед падением удалось ухватиться за сук ёлки, может это и спасло…. Сухо треснул одиночный выстрел, я на рефлексах и остатках выносливости упал на землю почти сипя:
