Иван Оченков - Приключения принца Иоганна Мекленбургского
Тем временем Одзиевский приводит в порядок свои хоругви и снова пытается атаковать. Да что же это такое, они что стальные? Поляки прут вперед, так что можно подумать, что не было страшных потерь от ружейного и артиллерийского огня. Вот гремят мушкетные залпы, вот снова брошены козлы под ноги дорогих скакунов, какими славится польская кавалерия. Вот пушки прорубают картечью длинные просеки в польских хоругвях. Но ничто не может остановить этих отчаянных смельчаков и вот-вот скрестятся польские сабли и мекленбургские пики. И тут в дело идет последний козырь моей пехоты. Гренадеры уже запалили фитили своих гренад и "чертовы яблоки" (как их называют мои солдаты) летят в немногих прорвавшихся шляхтичей. Прекрасно выезженные кони выдержали мушкетную стрельбу и пушечные залпы. Они донесли своих всадников до врага сквозь все препятствия, но рвущиеся рядом гренады уже чересчур даже для этих благородных животных. Они шарахаются в сторону, взвиваются на дыбы и сбрасывают своих седоков. Это все, вражеская атака отбита, и на отхлынувшую польскую кавалерию устремляются мои кирасиры, драбанты и рейтары. Они настигают деморализованных противников и рубят и саблями, выбивают из седел выстрелами из пистолетов. Одна хоругвь все-же сохраняет строй и ее командиры пытаются развернуть ее для контратаки. Увы, сегодня не их день. В зарослях леса уже заняли позицию мои русские стрельцы во главе с Анисимом. Дружный залп в самую гущу уже колеблющегося врага и его воля к сопротивлению сломлена. Немногие сохранившие хладнокровие пытаются взять стрельцов в сабли, но они в отличие от, разрядивших оружие, мушкетер небеззащитны. Подхватив бердыши, Анисим и его люди смыкают ряды и ловко отбиваются. Это уже агония и вскоре мы объединенными усилиями загоняем последних оказывающих сопротивление поляков в их укрепленный лагерь.
Это был первый бой, когда я не лез очертя голову впереди своих людей, а руководил им со стороны. Все получилось как нельзя лучше, но хорошо начатое дело необходимо так же хорошо закончить. Поляков еще много, оружия у них тоже в достатке и если я пошлю своих людей на штурм, то потерь будет предостаточно. Ну, нет, мы пойдем другим путем, и вновь на прямую наводку выкатывают пушки, на этот раз заряженные ядрами. Парламентер интересуется у осажденных, не желают ли благородные господа сдаться. Господа не желают и пушки вновь говорят свое веское слово. От возов во все стороны летят обломки, калеча обороняющихся, но команды на штурм, как и прежде, нет. Передвигаем орудия и продолжаем методично разносить польский лагерь. После шестого залпа осажденные выкидывают белый флаг. Давно бы так. Выходить по одному, оружие и амуницию складывать аккуратно! Они нам еще пригодятся, так что попросил бы.
Помню, в детстве читал книжку о великом полководце древности Ганнибале, со временем детали из памяти стерлись и вряд ли я сейчас припомню подробности, но одно помню точно. Он всегда побеждал, но никогда не мог воспользоваться плодами победы. Тогда я еще удивился, как это не смог воспользоваться, чего тут мочьто? Теперь понимаю. Я разгромил польский отряд наголову. Мои мушкетеры и пушкари не дали им даже приблизится. Потери были столь ничтожны, что нечего о них и упоминать. То, что солдат у меня было несколько больше чем у поляков, особой роли не играло, поскольку шведы, раз за разом терпели поражения при подобном соотношении сил. И при всем при этом моя победа никого в родном герцогстве не обрадовала. Ни дворян, ни бюргеров, ни крестьян. Впрочем, последним было просто пофиг. Победил герцог, проиграл разница не большая, работы от этого в деревне меньше не станет. А вот остальные, похоже, просто испугались. Всего испугались, моей неуемной энергии, возможной мести короля Сигизмунда, просто какого то движения в тихом и родном болоте. Короче подданные ненавязчиво дали понять моей светлости, что очень гордятся мной. Но если бы я совершал свои подвиги, где-нибудь в другом месте, их обожание было бы просто безграничным. Нечто подобное я наблюдал в Швеции. Когда я отбил атаку датских рейтар на меня смотрели одобрительно, дескать, молодец парень, такой же дубовый как мы! А после кальмарской резни, одобрения поубавилось, хотя, казалось бы. После налета на Кристианополь от взглядов шведских офицеров стало просто скисать молоко. Ка будто я каждому из них любимую мозоль оттоптал. Нет, я понимаю, выскочек нигде не любят, но я же, deine mutter, ваш герцог!
И вот я, со своими войсками гружусь в Ростоке на корабли. Мои солдаты бодры и веселы. Они только что победили и получили щедрую награду. Я тоже не в убытке мне достался польский обоз и куча других трофеев. Львиная их доля осела в Шверине в моей новой резиденции. Да, да теперь я герцог Мекленбург Шверинский. Кузен и его матушка герцогиня София скушали не поморщившись. Иоганн Альбрехт, во первых потому что номинально он остался старшим. А во вторых другого выхода у него все равно не было. С разлюбезной тетушкой было сложнее, но договорились. Пока я отсутствую, она управляет моими амтами и выступает от моего имени в совете трех. Совет трех это новый орган управления герцогством. Трое это кузен, тетушка и я сирый и убогий. Совсем, совсем младший. Так что тетка пока меня нет, рулит всем. С одной стороны это хорошо женщина она бережливая и богобоязненная, лишнего не возьмет. С сыночком она в ссоре и, похоже, мириться не собирается. С другой, кто его знает, как оно повернется за время моего отсутствия. Родная кровь как-никак! Но будем решать проблемы по мере их появления. Одним из главных условий поставленных мной было то, что герцог Иоганн Альбрехт II Мекленбург Гюстровский, сиречь мой дражайший кузен, не женится. Чует мое сердце, что он совсем не женится, и следующие поколения герцогов Мекленбурга будут моими потомками.
Отдельной проблемой стали пленные. Большинство знатных и богатых панов, за которых можно было получить выкуп, были в рядах атакующих хоругвей почти помноженных на ноль артиллерийским и мушкетным огнем. Оставшиеся в живых были так или иначе зависимыми от них людьми, то есть, с моей точки зрения, крепостными. Правда, почти все они мне заявили, что являются шляхтичами и требуют к себе соответствующего отношения! Ага, сейчас! Если к каждому кто правил конями в панском обозе, разводил огонь на стоянках и кашеварил, относится как к шляхтичу, то меня в Европе засмеют (и жаба задушит). Так что моя светлость предельно вежливо поинтересовалась, кто из таких достойных панов может заплатить за себя выкуп в сколько-нибудь приемлемые сроки. Эффект был как на вопрос, кто хочет поработать на ликероводочном заводе заданный незабвенным Басовым в "Приключениях Шурика". Шагнули все, причем так дружно как будто тренировались. После чего я уже совершенно медовым голосом пообещал, что если через месяц каждый из них не заплатит за себя пять сотен полновесных талеров, то я лично найду каждому место в каменоломне и хорошее кайло. Ну, или как вариант, галеру и весло. А что, Аникита вон соврать не даст, там люди постоянно нужны!
Два десятка случайно выживших панов (реальных панов, а не всякой шелупони) во главе с тяжело раненым, но пока еще дышащим паном Одзиевским были размещены по одному у кузена, тетушки и других дворян в Мекленбурге. Причем я им со всей ответственностью заявил что если кто сбежит, то я найду с кого получить выкуп. Если же несчастный, оставленный на попечение, не дай бог умрет, это возможно будет признано страховым случаем, а возможно и нет. По сему, лечите лучше, дорогие мои! Самый бедный (и самый здоровый) из более-менее высокопоставленных пленных мог заплатить за себя восемьсот талеров. Пан Одзиевский, если выживет (дай ему бог здоровья!) обогатит меня на десять тысяч. Короче, в зависимости от усилий местных эскулапов мой доход может составить тысяч пятьдесят-восемьдесят.
Трофейное оружие и доспехи по богаче, не считая розданных сразу в награду, тоже кое-что стоят. Посуды из драгметаллов два больших мешка заперты в кладовых Шверина. Вот вернусь, разберусь предметно, что и как. Отдельная статья прибыли кони. Конечно, самые лучшие были под седлом и разделили участь своих всадников, но некоторым все же удалось выжить. Плюс у многих были заводные лошади в обозе. Из тех, что получше, часть, в основном мерины, пожалованы тут же за верную службу, остальные в герцогские конюшни. Те, что похуже, на стройки народного хозяйства. В смысле, крестьянам. Своим за деньги, чужим, пусть хозяева платят. И не дай бог шталмейстер что-то напортачит я его самого на колбасу пущу! Вот вернусь и озабочусь созданием своего конезавода. Опять "вот вернусь"! Эх, когда я вернусь-то!
Наконец войска погружены, и мы идем по балтийскому морю. Впереди "Агнесса" и "Марта", они теперь только для моей светлости и приближенных. Курс на Щецин, мне нужно задать разлюбезному моему дяде Филипу Набожному один интересный вопрос, по какому такому случаю через территорию дружественной нам Померании (ведь дружественной, или как?!!) продефилировали какие-то непонятные поляки? Это удачно получилось, что я дома и с войсками, а если бы наоборот? Не хорошо! Вот совсем, совсем nicht gut!
