Юрий Корчевский - Вещий. Разведка боем
На ночевку останавливались пораньше, чтобы конь траву пощипал. По разговорам местных, до Вологды осталось три дня пути. Верхом можно и за день одолеть, погоняя коня, а с телегой не разгонишься.
Погода становилась хуже и хуже, тучи затягивали горизонт от края и до края, и солнце тускло пробивалось сквозь них. Я с тревогой посматривал на небо: пойдет дождь – надолго, дороги быстро не просохнут, и сколько нам в грязи сидеть придется – неведомо. А у меня – ни шатра, ни одеяла.
В последний день я подхлестывал коня, торопясь до заката попасть в город. Дорога постепенно расширялась, чаще попадались встречные повозки, нас обгоняли верховые – чувствовалось, что рядом город.
Вдали показались луковицы церквей; даже если разверзнутся хляби небесные, то я уже на характере доберусь, тем более – земля укатана, пусть и не до асфальтовой плотности.
Успели – только въехали в город, как закрыли ворота, а сверху начали капать капельки.
Выспросив дорогу, мы доехали до постоялого двора. Собравшись с силами, перетащили все узлы и мешки в комнату. Слуги распрягли коня и завели в стойло. Все, добрались! Я сам и мои домочадцы вымотались за дальнюю дорогу и без сил упали в постели. Я предложил спуститься в трапезную, но Васька уже уснул, едва раздевшись, Лена отказалась. Завтра наверстаем, теперь – спать.
Утром все проснулись поздно, на улице шел дождь, было прохладно, а в комнате – тепло, покойно. Удачно добрались, еще бы день промедления – и телега стала бы нашим якорем на размытой дороге.
Еще недели две-три можно будет передвигаться реками на судах, а ударят морозы – и все, замрет все движение – и людей и товаров. Только как ляжет снег, потянутся санные обозы.
Мы долго потягивались в постели. Уже осознание того, что добрались и никуда торопиться не надо – кончилась утомительная дорога, – настраивало на приподнятый лад.
Одевшись, мы спустились в трапезную. Народу было немного. Местные сидели по домам, а приезжий люд поспешил убраться из города до начала осени.
Каждый заказал что хотел: я съел жареную курицу, запив красным вином, Лена пощипала рыбку, Вася набросился на горячие пироги. Готовили здесь неплохо, но еда отличалась от московской или нижегородской – какая-то пресноватая, соли и перца в ней маловато.
Надо обзаводиться своим жильем, зима на носу. Лена с Васей пошли в комнату, я же собрался и вышел на улицу. Моросил нудный дождь, дул свежий ветерок, небо – серое от низких туч.
Я прошел на торг, узнав дорогу у прохожих. Покупателей было мало – никому не хотелось в такую мерзкую погоду уходить из теплого дома в сырость. Мне же это на руку.
Я не спеша обошел лавки – интересовался, какой район города лучше. Центр я исключил сразу, но и окраины тоже нежелательны. Улицы в плохую погоду там просто непроходимы, даже для пешехода. Кроме того, мне не хотелось попасть в слободку. Ремесленники по цеху – меховщики, плотники, гончары, кузнецы и прочий мастеровой люд, предпочитали селиться на одной улице или в небольшом районе, называемом «слободкой». Что хорошего жить в слободе кожевенников? Шкуры замачиваются в чанах, обрабатываются, снимается мездра. Ядовитые испарения и отвратительный запах стоят день и ночь, и только ветер приносит чистый воздух. Нет уж, слободки лучше обходить стороной.
После двух дней поисков мне удалось найти дом, подходящий мне во всех смыслах. Дом деревянный, как почти все дома в городе – край лесной, а камень – поди привези еще. Улица мощена дубовыми плашками – даже пройти в чистой обуви можно. И от центра недалеко – в десяти-пятнадцати минутах ходьбы. Я не поленился – слазал на чердак, проверил стропила, посмотрел, не течет ли крыша; спустился в подвал. Все добротно, сделано на совесть. Во дворе пара сараев: один из них – для дров на отопление, причем полный. Молодец хозяин, запасливый. И что меня еще порадовало – так это конюшня на четыре стойла с местом на две телеги.
Мы ударили с хозяином по рукам и направились в городскую управу, писать купчую. По дороге я вспомнил, что надо будет называть имя и фамилию. Свои, настоящие указывать не хотелось. Какие же придумать? От имени своего отказываться не буду, возьму то, что в святцах – Георгий. Вот фамилию? В голове, кстати, мелькнул образ Петра Великого, что в свой первый вояж плотничал за рубежом под фамилией Михайлов. Пусть буду Михайлов, вольный человек из… Тулы. Почему в памяти всплыл этот город, даже не пойму.
В управе так и назвался, о чем была сделана запись в здоровенной книге и выдана купчая на дом.
Уплатив пошлину в доход казны и отсчитав деньги хозяину, я стал полноправным домовладельцем. Дом, к сожалению, стоял пустой, и мне пришлось еще побегать по плотникам-столярам, чтобы сделали деревянные кровати, стулья, лавки, столы, шкафы – все то, что называется в современном понятии мебелью и без чего жить невозможно.
Когда мебель изготовили и привезли в дом, я перевез свои вещи и ценности в новое жилье, а лошадь заняла место в конюшне.
Дел свалилось много – привезти на зиму овса и сена, закупить самому провизию – муки, круп, сала. Лена занималась обустройством дома – вставали рано, ложились поздно. Вася помогал нам обоим.
Через пару недель дом казался уже вполне обжитым. Я несколько раз напоминал Елене, что наша фамилия теперь – Михайловы, мы приехали из Тулы. Звать же меня Георгий, но не будет беды, если она невзначай назовет меня по-прежнему – Юрием. Васе про фамилию мою новую ничего не говорили, так как он и старую мою не знал.
Денег хватало и хватило бы на безбедную жизнь еще надолго, но надо было искать себе какое-то дело. Если не работать – у соседей возникнет нездоровое любопытство, на какие такие шиши он с семьей живет, дом купивши? Во-вторых, занятие какое-то будет, а в-третьих – работа определяла социальный статус в обществе. Ремесленник стоял на одной ступеньке общественной лестницы, дружинник – на другой, купец – на третьей. Я не говорю про боярина или князя – это уже совсем другой уровень, такие вещи передаются по наследству.
Мой же статус в обществе был неопределенным. Не воин, не боярин, не купец. Потому и заниматься чем-то надо. Новый для меня и семьи город, все надо создавать сызнова.
Боярская честь. «Обоерукий»
Глава 1
Жили мы в Вологде скромно. Я раздумывал – каким трудом заняться, чтобы по душе было. Деньги были, дом куплен, первоначальные нужды не обременяли. Елена, жена моя, как-то быстро обросла знакомыми – сначала перезнакомилась с соседками, затем на службе в церкви постепенно обзавелась знакомыми из среды прихожан. Постреленыш Васька уже знал всех пацанов с улицы и иногда ходил драться стенка на стенку с ребятами с соседней улицы. Только я оставался без знакомых. Плохо: посоветоваться по деловым вопросам не с кем, да и вина или пива не попить за мужским разговором. Временами мне не хватало общения с Иваном Крякутным.
За заботами пролетели осень и зима. Дел по обустройству дома хватало – все-таки начинать жизнь сначала семейному человеку значительно сложнее, чем одиночке.
Наступила Масленица, и мы с Еленой и Васяткой отправились на праздник. Елена принарядилась в лучшие одежды и выглядела барыней. Васятка отъелся за прошедшие полгода, был нами любим и выглядел просто маленьким щеголем. Да и внутренне он изменился – исчезли неуверенность, боязнь быть униженным и побитым. Каково это – в детские годы ощущать свою ненужность, не чувствовать рядом крепкого отцовского плеча, не знать чувства сытости, трястись от холода? Расцвел Васятка, окреп, поднаторел в грамоте, чему был благодарен Елене и мне. И когда не было в игрищах старших подростков, частенько верховодил сам.
За городскими стенами шумело людское море – пели и плясали скоморохи, не отставали от них добры молодцы и красны девицы. Да и подвыпившие отцы семейств, тряхнув стариной, ломали шапки, били их оземь и пускались в пляс.
У разбитых шатров и палаток торговали сладостями – пряниками печатными, сладкими орешками, разноцветными леденцами на палочках. Кто хотел перекусить, покупали пироги и пряженцы с самой разной начинкой – рыбой, луком, гречневой кашей, сушеными фруктами. Весело кричали зазывалы, предлагая отпробовать вино и настойки. А уж мелкие торговцы, носившие товар на себе, не позволили бы умереть от жажды, предлагая квас и сбитень, а для тех, кто победнее, – сыто. Детвора строила снежные городки, лихие молодцы под восхищенный визг подружек пытались взобраться на скользкий, специально политый водой и слегка обледенелый столб, на верхушке которого красовались призы в виде новых сапог или кафтана. Продавцы разнообразных свистулек и игрушек в виде трещоток производили невообразимый шум. В общем, было на что посмотреть.
Немного поодаль стояло большое соломенное чучело зимы, которому предстояло сгореть в средине праздника. А уж самые бойкие и смелые затеяли драку – стенка на стенку, улица на улицу. Строгие судьи тщательно проверяли, не скрывает ли кто в кулаке свинчатку – драка должна быть честной. Бились до первой крови, упавшего не били и не пинали – помогали подняться и отводили в сторону.
