Роман Злотников - Генерал-адмирал. Тетралогия
Я усмехнулся:
— Ох, Климент Аркадьевич, Климент Аркадьевич, вы тут целый институт разворачиваете. Причем уже сейчас. Я же говорил о будущем. Нам тут крестьянские хозяйства надобно закладывать, а им, сами понимаете, без кредита не подняться. Как же на всё деньги-то найти?
Тимирязев досадливо поморщился: ой, какой великий князь непонятливый.
— Я все понимаю, ваше высочество, но поймите и вы: если мы действительно хотим решить ту задачу, которую вы передо мной поставили, то есть сделать так, чтобы один работник в сельском хозяйстве был способен прокормить несколько десятков таковых в других отраслях, — экономить на науке никак нельзя! — Климент Аркадьевич воинственно тряхнул бородкой. — И еще нам нужна библиотека!
Я вздохнул:
— Ну хорошо. Понятно. Будут вам ставки. И библиотека тоже будет. Составляйте список книг. Сколько переселенцев появилось здесь за последние два года?
Тимирязев удивленно воззрился на меня:
— Позвольте, ваше высочество, я же не чиновник департамента статистики. И не обязан, и не веду подобный учет…
Я, уже начав движение, резко остановился и воткнул взгляд в профессора:
— Что?
Тимирязев осекся.
— Климент Аркадьевич, — не повышая голоса, но с тем спокойствием, которое заставляет людей бледнеть и покрываться потом, начал я. — А какова цель вашего присутствия здесь? Наука? Да. Но наука, в первую очередь не отвлеченная, а конкретная. Дошедшая до каждого мужика, бабы или ребенка, чьи руки бросили в местную почву хоть одно зернышко. И если вы не будете заниматься, причем в первую очередь, этим, то вы мне здесь на хрен не нужны. Ясно?
— Но, ваше высочество, — попытался возмутиться Тимирязев, — научная работа ценна сама по себе. Научный приоритет…
— Мне плевать на научный приоритет, — оборвал я его. — Совсем. Напрочь. Если он вас волнует — запрещать не буду. Добивайтесь. Но послетого, как качественно исполните главную задачу, ради которой вы здесь, — создание и развитие реальных товарных производств. Высокоэффективных производств. Все остальное — побоку. Понятно?
Тимирязев хотел еще что-то сказать, но лишь раздраженно кивнул. И я решил подсластить пилюлю:
— Ладно, Климент Аркадьевич, будем считать, что и я не прав. Не слишком точно сформулировал задачу. Значит, так: я вам оставлю трех человек. Один из них будет отвечать за финансы…
— Ваше высочество, — вскинулся Тимирязев, — если вы не доверяете мне либо считаете, что я нерадив в финансовых вопросах, то я готов…
Я вскинул руку, обрывая его возмущенный спич, и неожиданно сказал:
— А чего это у вас тут поля всякими разными культурами засеяны? Давайте везде посадим картошку. А что? Культура урожайная, с одной десятины много взять можно. По-моему, вы, Климент Аркадьевич, чего-то тут не додумали…
Когда Тимирязев ответил мне, от его тона, казалось, по траве изморозь пошла.
— Ваше высочество, я, конечно, понимаю, что вы чрезвычайно умный и образованный человек, к тому же лицо куда более высокопоставленное, чем я, но я бы попросил вас не вмешиваться в дела, о которых вы не имеете ни малейшего…
Я прервал его коротким жестом:
— Во-от, Климент Аркадьевич, всё правильно говорите. Я и умный, и образованный, а все ж таки во многих вопросах, в которых вы разбираетесь легко, — полный профан. Потому что вы этому учились, а я — нет. Вот и вам, тоже умному и образованному, я даю в помощь — слышите, в помощь, а не в качестве ревизора! — человека, который долго имел дело с деньгами и специально этому учился. А вы в позу встали. Доверяю — не доверяю. Не верил бы я вам и в вас — четыре года назад к вам бы не обратился. К тому же такие тройки у меня как раз для руководства моими проектами приспособлены. Вот они в основном на себя работу с переселенцами и возьмут. Учет, кредитование, обеспечение семенами и инвентарем, организация помощи и контроль за соблюдением агротехник. А вам больше времени на научную работу останется. — Я усмехнулся и протянул руку: — Ну как — мир?
Тимирязев еще несколько мгновений сверлил меня напряженным взглядом, а затем тоже рассмеялся:
— Эк вы меня, ваше высочество. Прямо обули. Да мир, конечно… куда уж я от вас денусь?
— Вот и отлично. Только, чур, их просьбы и заявки — первоочередные. А уж я не обижу. Ежели потребуется еще персонал — добавлю. Но только если и вы, и они меня об этом попросите. Вместе. А то знаю я вас, ученых, — вам сколько ни дай, все мало.
В Магнитной я пробыл две недели. Детально разобрался с проблемами стройки и увеличил ее бюджет еще на триста тысяч рублей. Ох, слава богу, я отказался от финансирования еще и нефтехимического проекта. Так что Альметьевск был оставлен на потом. Когда деньги будут. Из-за этого у меня в резерве оказалось около двух миллионов рублей, и из них уже было потрачено почти восемьсот тысяч, даже без учета этих трехсот. Деньги уходили между пальцев словно вода. Впрочем, а когда и у кого по-другому-то…
Из Магнитной я уехал вполне удовлетворенным. Но не на поезде, а по Уралу. Сначала на четырех казачьих лодках до Уральска — эта дорога заняла почти две недели, — а от него уже на арендованном самом скоростном пароходе общества «Самолетъ», который перегнали с Волги. Так что от Уральска до Баку я добрался всего за пять дней.
А там меня уже ждали мои соакционеры по нефтяному бизнесу. Это был единственный проект, в котором я пока не задействовал ни одной управляющей тройки. В том числе и поэтому у меня накопилось несколько пухлых папок материалов для его руководителей. Но до сего момента пообщаться с ними по возникшим вопросам у меня возможностей не было. Ну да с такой-то загруженностью…
Выслушав бодрый отчет, я окинул всех шестерых присутствовавших на совещании насмешливым взглядом:
— Значит, все у нас в порядке и никаких проблем не имеется?
— Точно так-с, ваше императорское высочество, — закивал господин Палашковский. — Общество пока, конечно, не имеет больших прибылей, но и убытков не несет. А отсутствие прибылей связано-с с состоянием международного рынка-с. Цена на керосин на международном рынке-с до сих пор не восстановилась. И потом…
— А скажите-ка, господин Бунг, — прервал я словесный понос бакинского нефтепромышленника, обратившись к его давнему партнеру, — что вы думаете о не так давно образованном товариществе «Ключ»?
В зале совещаний повисла напряженная тишина. Бунг и Палашковский мгновенно и обильно вспотели. Это товарищество было создано ими совместно с Рокфеллером. Первая попытка контакта с американцем этих двоих ничему не научила. А может, в них просто играли вечный у русской образованщины пиетет перед «заграничным» и желание быть хоть и холуем, но непременно «на международном уровне». Если так, с этими господами нужно расставаться. И быстро.
— Хм, странно… — Я покачал головой. — По моим сведениям, именно вы, господа, едва ли не лучше всех можете рассказать нам об этом обществе.
— Ва… ва… вых… — Палашковский разевал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба, не в силах произнести ни слова.
— А вас, кажется, можно поздравить с новосельем? Не подскажете, где вы взяли недостающие двенадцать тысяч рублей на новый дом?
На Бунга было страшно смотреть. Он даже не покраснел, а позеленел.
— И как это так случилось, что наше товарищество упустило возможность начать разработку полей номер сорок девять, шестьдесят два и шестьдесят три?
Над столом для совещаний пронесся мучительный стон. Я выдержал долгую паузу и холодно спросил:
— Ну, каков будет ответ на все мои вопросы? Я жду.
И они заговорили. Взахлеб. Размазывая по лицу пот уже насквозь пропитавшимися оным платочками, хрипя и разрывая пальцами воротнички, бия себя в грудь и призывая Господа в свидетели. Я слушал. Долго. А затем вскинул руку и остановил этот поток сознания:
— Хорошо. Я готов поверить вам еще раз. Один. И если вы меня обманете, то самым легким для вас будет отправиться на каторгу на всю оставшуюся жизнь. Потому что в этом случае из всей вашей семьи пострадаете только вы. — Я сделал короткую паузу, слегка досадуя на себя, что поддался жалости и не решился наказать этих господ немедленно и по полной.
Впрочем, дело было не в одной только жалости. Этих двух придурков мне просто пока некем было заменить. Они варились в бакинском казане уже давно и среди всех присутствовавших обладали наивысшим авторитетом. И мне пока их авторитет был нужен. Иначе надо отодвигать все остальное и плотно садиться в Баку как минимум на полгода, а то и больше. Восток, знаете ли, дело тонкое. Я же позволить себе этого не мог никак. Трансвааль и Магнитная значили для меня куда больше. Поэтому пусть попытаются… это… реабилитироваться. Я окинул настороженным взглядом остальных. Не воспринято ли мое решение как слабость? В принципе у меня по каждому было что сказать. Но на фоне уже произошедшего новые разборки были бы мелочью. Так что промолчим.
