Пятнадцать ножевых. Том 3 - Алексей Викторович Вязовский
— Как я тебя только терплю?!
— Чаю?
Совместное чаепитие успокоило Аню, включилось женское любопытство.
— Так что там с судом?
— Свидетелем вызвали. Мы как-то труп обслуживали, еще на той работе, вот нашли убийц, правосудие торжествует.
— Интересно... — протянула подруга, обозначив в натянутой маечке два аппетитных полушария.
— Это не кино, — я с трудом отвел взгляд. — В жизни — крайне нудная процедура. Надеюсь, недолго продержат. Пройдусь потом по магазинам, попробую продуктов добыть. Курицу, наверное, варить поставлю, а то на этот посиневший труп в морозилке без слез смотреть невозможно.
И всё. Поговорили и забыли. Другие занятия нашлись, гораздо более интересные. Интимные.
* * *
Утром я взял паспорт и поехал. В машине только вспомнил, что дома оставил сумку, в которой лежит записная книжка. И ладно, не пропаду. Да и звонить никуда не собираюсь, а если что-то по допросу — воспользуюсь какой-нибудь одолженной бумажкой.
В суде я первым делом нос к носу столкнулся с Калиниченко. Следователь пожал мне руку, отвел в какой-то пустующий кабинет.
— Ты не трясись, прокурор насчет вас предупрежден
— Нас?
— После тебя, допросят водителя. Говори все, как было. Там главные баталии с адвокатами — впереди. Думаю, вас они мучить не будут.
Собственно, так и было. Недолгий рассказ про Пехорку, пара быстрых вопросов от прокурора, потом от адвоката. Никто не допытывался, что мы делали так далеко от привычных маршрутов, за мебель в салоне РАФика тоже никто не спросил. Подозреваемые сидели за деревянной огородкой грустные, смотрели больше в пол. Я им был совсем не интересен. Барышеву, Рассохину, Лабанову и Попову так-то ломилась натуральная вышка. Еще четверым «пехотинцам», что были на подхвате — длительные сроки. Есть от чего быть грустным.
После меня допрашивали сторожа товарищества. Я немного послушал его мычание — мужичек был явно после сильного запоя и тоже ничего интересного не озвучил. Подождал окончание его допроса и свалил по-английски, не прощаясь.
В коридоре сидели новые свидетели — среди них Миша Харченко.
— О, здарова, Панов, — искренне обрадовался он.
Мы поручкались.
— Представляешь, сегодня дежурство, так нет бы отгул дать, завгар, скотина, на завтра перенес. Ну что там? Не сильно мучают? — водитель кивнул на зал заседаний.
— Да не, сразу сунь прокурору конвертик. И судье тоже. Пять минут и ты на свободе.
— В каком смысле?! — у Харченко глаза стали квадратными. — Я же свидетель!
— А мебель в машине?
— Так выговор же был?!
— Дело громкое, — вздохнул я. — Видел, сколько ментов у суда? Так что можешь и присесть. За компанию.
— Что же делать, Андрюх? — водитель запаниковал. — Сунешь там за меня? По дружбе.
— Я что, идиот? Это статья сразу. Дача взятки должностному лицу.
— Ай-ай-яй! — Миша аж приплясывать на месте стал. — Горю синим пламенем!
— Ладно, не кипишуй, это я так шутковал. Мстил за твои тупые анекдоты, — я хлопнул водителя по плечу. — Куму потом расскажешь, его очередь обоссаться будет. Никому твои мебелЯ и калымы не интересны. Пара вопросов и дуй на подстанцию. Как там кстати, дела?
— Да все нормалек, — Миша выдохнул. — Ленка только косячит, дай боже. Лебензон лютует, уже второй выговор дал. Как вы расстались, на ней лица нет. Ходит как в воду опущенная, того и глядишь, кого убьет на вызове.
Это было фигово.
— Ты бы познакомил ее с каким хорошим парнем, а? — Харченко был в своей стихии.
Я завис. Может кого-то из орловцев свести с ней. Но под каким соусом?
— Подумаю. Ладно, бывай. Кстати, а что там Мельник? А то как устроился на работу, и тишина.
— Некогда ему. Он, похоже, решил все деньги мира в одно лицо заработать. Позвали его ребята, они в гараже машины чинят, так он теперь домой в общагу только переодеваться ходит. Вроде на кооператив копит. Или на тачку. Тут мнения расходятся.
— Ну, привет ему передавай. Счастливо, Миша.
* * *
Миновав оцепление возле суда, я почти сразу уткнулся в толпу у винно-водочного магазина. Народ бурлил, в очередь лезли «вас здесь не стояло», только присутствие рядом ментов остужало граждан с горящими трубами.
Я почти пробрался «на волю», когда из магазина вынырнул плешивый мужичок с хитрыми глазами. Одет он был в засаленную коричневую куртку, в правой руке нес бутылку Русской с уже свернутой крышкой. И двинулся прямо ко мне, будто увидел кого-то знакомого.
— Эй, земеля, третьим будешь? — плешивый ухватил меня за рукав. Рядом нарисовался бугай в кепке Олимпиада-80.
— Не буду, отпусти, — я дернул руку, забулдыга покачнулся, плеснул на меня из бутылки.
— Хера ли ты творишь?! Продукт переводишь! — бугай прихватил меня за шиворот. И тут же получил ногой по голени.
— Ай!
Я рванулся, почти выбежал из толпы. Плешивый упал на землю, заверещал.
Что это подстава, я понял только когда на меня налетели два ментовских сержанта и быстро потащили к оцеплению.
— Да что вы творите?
— Пьяным бузишь? — крикнул один. — Пятнадцать суток захотел?
— Я трезвый.
— А пахнет водкой.
Вот зачем меня облили. Суки!
* * *
В околотке меня приняли по всем правилам: записали в журнал, освободили от содержимого карманов и отвели в камеру. Оставили одного. Никто меня не бил, не угрожал. Заперли — и все дела. Осталось только ждать.
Что это? Мелкая месть? Даже если предположить, что эти артисты погорелого театра напишут на меня заяву и кто-то решит возбудить уголовное дело, то максимум, что тут можно придумать — хулиганку. Никаких телесных повреждений я никому не наносил, даже одежду не порвал. Разве что по ноге ударил.
Меня в наркологию на освидетельствование не возили.
Впрочем, через очень короткое время я понял, что как раз уголовное дело возбудить могут. Кто мешает сейчас плешивому наставить пару синяков и сказать, что это сделал я? А он небось какой-нибудь шнырек местный, отрабатывает мелкие грешки. За литр портвейна и несколько оплеух вытерпит. Освидетельствовать меня на предмет алкогольного опьянения посредством телепатии? Легко и просто. И получается, что пьяный подонок Панов избил несчастного туберкулезника, нагло и цинично бранился нецензурной бранью, проявляя неуважение к обществу. Короче, на столько фантазии хватит у того, кто даст команду.
Да, потом, конечно,
