Араб у трона короля - Михаил Васильевич Шелест
Купцы Английские получили привилегии в торговле. В том числе и мои торговые агенты наполняют Русь металлами и оружием. Сам против себя накачиваю Русь мощью. Послы русские удивляются делам моим.
Иван Никитич Беклемишев практически постоянно находившийся в моей ставке, недоумевал.
— Не пойму я тебя, Пётр Иванович. Что ты хочешь, не пойму. Вроде бы и не враг ты нам, а землю нашу прибираешь. Вроде и товары от тебя через Великий Новгород продолжают идти. Очень важные для Руси товары… А приближаешь свои города к нашим границам всё ближе и ближе. Ты же знаешь, что наши князья многажды раз Казань брали и не думаю, что и далее откажутся от сих земель. Зело сии земли богаты пастбищами и урожаями. Не пойму я тебя.
Беклемишев называл меня по моему христианскому имени, коим я представился будучи послом английского короля в Москве: Петром Ивановичем Шиловским. Мне самому так было удобнее.
— Земли эти не ваши. Ты, Иван Никитич и бумаги видел, что мы нашли в дворцовых тайниках. Границы ханства простираются до Рязани. Это ежели не считать, что я сейчас считаюсь правопреемником Золотоордынского царя. О том и ханы согласились: ногайские, астраханские, крымский, карачаевский. Двенадцать ханов добровольно признали мою волю и право.
— Странные какие-то бумаги. Никто не находил…
— Как никто не находил? — «Удивился» я. — А кто же тогда их туда положил. Мудрили ваши наместники. Скрывали от вас. Дабы не злить князей московских. Хранили до лучших времён.
— А ты, что ж? Вскрыл их… Считаешь, что лучшие времена наступили? — сказал с вызовом и насупился Беклемишев.
— Именно! — согласился я, «не замечая» хамства.
— И чем же они лучше иных? — так же с вызовом спросил посол.
Я помолчал, думая, говорить или нет? Действительно ли пришло время? Англичане наверняка обработали и Беклемешева. Нет! Рано ещё, — подумал я.
— Это время лучше иного для Руси, потому, что уже прекратились набеги на ваши города…
— Да как же прекратились, когда твои войска взяли Казань! — возмутился Беклемешев.
— Сказано же, Казань и все города и земли до Рязани мои, — терпеливо повторил я. — И мне хватит народа, чтобы освоить их, и воинов, чтобы поставить на этих землях крепости. И ты, Иван Никитич, понимать должен, что те набеги, что творили Крымский хан с Казанским, покажутся Руси жалким подобием туристического похода, ежели мы двинем на Русь все силы Османской Империи.
Беклемишев смотрел на меня гневно. Я тоже нахмурил брови. Здесь точно только силу уважают. Пока не пройдёшься огненным асфальтовым катком по городам и весям, не понимают.
— Мне что, Москву сжечь, чтобы вы меня услышали? — спросил я.
Беклемишев молчал, потупив взор.
— Ты видел, как мы Казань брали? В три дня… А вы?
— Это вам ногаи не противились. А при наших городах наши люди живут.
— Правильно, — согласился я. — Тут ты прав. Но ты не заметишь, как ваши люди через год станут нашими.
— Это почему? — удивился Беклемишев.
— Да потому, что те, кого мы отпустили из рабства восвояси, уже вернулись со своими семьями, ибо у нас им землю дают и подати берут только через пять лет в виде десятины. А не обдирают, как липку. Ты правду сказал, вокруг Казани богатые земли. Так мы их все отобрали в казну. У нас нет частной собственности на землю. Вся земля принадлежит мне, и только я могу её кому-либо передать в пользование. Что и делаю. В Крыму и в Приазовье ты видел наши новые общинные поселения. Мы их называем колхозы. Видел? Так и здесь везде будет. И по Волге, и по Дону. А вы, можете жить, как жили, только так как вы уже никто не живёт.
— Так не дают нам жить по-другому! — вскричал Беклемишев. — Мастеров не дают, грамоте не обучают. В Польше университет открыли, а чтобы в Москве, так вишь-ли, открывайте католические храмы и вступай в унию. А до того ни-ни.
— Вот-вот… А у нас в Казани уже завтра откроется университет и младшая школа. Бесплатные, между прочим.
— Ваши магометанские университеты известны, — махнул рукой посол.
— Это не магометанские, а суфийские университеты. Это большая разница. В них вместе с обычными науками изучают историю религии. Не только суры Корана, но и Заветы. Христианский класс в университете ведёт Максим Грек. Скоро приедет.
— Слышал, что на Тавриде новый христианский храм возвели?
— Суфийский собор. У вас ведь тоже во многих церквах христиане с магометанами вместе молятся. Символ веры ведь почти идентичен[26].
— Наши митрополиты, те что из Киева пришли, супротив наших традиций, — вздохнул Беклемишев. — Не пойдут на это.
— Лучше уж с магометанами молиться, чем с латинянами. На мой взгляд, — вздохнул я.
Мне претили конфессиональные споры.
— Мне всё равно, как вы будете развиваться. Хоть зарастите говном и мелкой ракушкой. Но на моих землях будет так, как я сказал. И, если захотите, так же будет и на ваших землях.
Помолчали. Мы с Беклемишевым сидели в восточном крыле второго этажа Царского дворца. Я лично любовался разлившейся Волгой, бурно несущей свои бескрайние воды мимо Царицына, а истекавшей из торфяных болот Тверской области.
Ещё недавно противоположный берег был виден «невооружённым глазом», а теперь он исчез среди растёкшейся в бесконечность реке.
Древние называли её Ра, ордынцы — Итиль, русы — Волога. Для меня она была и есть Волга.
«Кто не видел её разливы, тот в этой жизни ничего не видел», — подумалось мне.
Никакие водохранилища не сдерживали стремящийся к морю поток и он сам вскоре становился морем.
Я поднял подзорную трубу и глянул вдаль. Только вода до самого горизонта.
«Это километров сорок с такой-то высоты», — прикинул я расстояние до горизонта.
— Это, действительно, место, где была столица Улуса Джучи?
Я с удивлением посмотрел на посла.
— А сам бы ты, Иван Никитич, разве не здесь поставил город. Самое высокое место, ручьев полно и перетока в Дон не далеко.
Беклемишев удивлённо вскинул брови.
— Так разве ж была в те времена перетока? При Батые-то?
— Ещё и ранее была, при Афинянах, — усмехнулся я. — Мы старые протоки раскопали и углубили.
— Да-а-а… Видать надолго ты пришёл сюда, Пётр Иванович, — покачал головой Беклемишев.
— Ты, Иван Никифорович, даже
