Митральезы Белого генерала (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
Дмитрий в ответ только пожал плечами и дернул на себя легко открывшуюся дверь. Внутри каюта оказалась неожиданно просторной. Очевидно, она предназначалась для большего числа людей. Несмотря на раздраенный иллюминатор, в ней было довольно душно. Из мебели только полка на стене, прикрученный к палубе стол, да две табуретки, традиционно именуемые на флоте банками. Спать обитателям полагалось на подвесных как у матросов койках, набитых пробковой крошкой. В данный момент к потолку была подвешена только одна, и в ней, невзирая на духоту, сладким сном почивал будущий офицер Российского флота. «Ну, хоть не храпит», — хмыкнул про себя кондуктор и с интересом огляделся в поисках места для своего багажа.
— Сюда что ли? — спросил слегка обескураженный от обилия новых впечатлений Федор и грохнул чемоданы на пол.
— Тише ты, — шикнул на него Дмитрий. — Не видишь, человек спит?
— А… что? — дернулся разбуженный гардемарин и едва не выпал из своего кокона, но все же сумел сохранить равновесие.
— Простите великодушно, — извинился Будищев. — Мы не хотели вам мешать…
— Ничего-ничего, — отозвался тот, и, легко вскочив, первым из всех новых знакомых Дмитрия протянул ему руку. — Гардемарин Майер. Александр Александрович.
Юноша был шатеном чуть выше среднего роста, худощавого телосложения с правильными чертами лица. Румяных как у девушки щек ещё не касалась бритва, а большие карие глаза взирали на нового соседа открыто и даже немного беззащитно.
— Минный кондуктор Будищев. Дмитрий Николаевич.
— Весьма рад, — радостно улыбнулся молодой человек, и, не удержавшись от зевка, с любопытством уставился на соседа, пытаясь сообразить, кто он такой?
Формально их чины и положение были равны, но гардемарин после сдачи экзамена станет мичманом флота, а кондуктор за выслугу или отличие может быть произведен только в подпоручики по адмиралтейству. Большая разница! А если кондуктор из выслужившихся нижних чинов, то это звание может так и остаться для него предельным. Кресты и медали, украшавшие сюртук Дмитрия неопровержимо указывали на то, что он как раз из последних. Но молодость и пестрый кант на погонах намекали, что перед ним юнкер флота и это было необычно.
— Где мне расположиться? — с легкой усмешкой Будищев.
— Да где угодно, — спохватился Майер. — Я здесь, некоторым образом, один…
Тут до него дошло, что он стоит перед новыми знакомыми в одних кальсонах и тельняшке и это немного неприлично.
— Прошу прощения за мой внешний вид. Я отдал вещи в стирку одному матросу. Вестовых нам, сами знаете, не полагается, так что я…
— Не тушуйтесь. Быть голым на такой жаре — это же вполне естественно!
— Вы думаете?
— Безусловно, — улыбнулся Дмитрий и, обернувшись к Шматову, сказал: — Федя, не смущай молодого человека, а лучше дуй на жилую палубу, пока наш провожатый никуда не сбежал.
— Куда он денется с парохода, — буркнул тот, но спорить не стал, а бочком-бочком выскользнул из каюты, не забыв поклониться на прощание гардемарину.
— А кто это? — удивленно спросил Майер.
— Мой слуга.
— Слуга?
— Именно. А что вас удивляет?
— Ничего.
— Тогда, если не возражаете, я продолжу.
С этими словами Будищев распихал по углам свою поклажу, особое внимание уделив футляру с винтовкой, затем отстегнул кортик и хотел было положить его на полку, но обнаружил там россыпь каких-то фотокарточек или картинок.
— Это мое, — густо покраснев, заявил Майер и кинулся их убирать.
Как и следовало ожидать, взволнованный гардемарин половину из них рассыпал, и внимательный взор его нового соседа зацепился за довольно-таки фривольные изображения женщин в нижнем белье. Вообще-то с точки зрения Дмитрия ничего такого в этих карточках не было. Ну, подумаешь, довольно упитанные фемины в панталонах и корсетах, занимают позы, кажущиеся им соблазнительными. У некоторых, правда, слегка оголялась грудь, да, иной раз, ноги виднелись несколько выше колен, но это и все. Однако молодой человек был явно смущен, и это не осталось незамеченным.
— Интересуетесь? — хмыкнул кондуктор.
— Видите ли, — ещё больше смутился Майер. — В дальнем плавании, вдали от портов и цивилизации, иногда…
— Хочется разрядки.
— Увы.
— Понятно. За неимением кухарки сойдет и дворник.
— Как вам не стыдно! — вспыхнул раздосадованный гардемарин. Почему он должен оправдываться? В конце концов, многие офицеры, находясь в плавании, увлекаются коллекционированием подобных картинок. Да что там офицеры, если сам адмирал Краббе был неравнодушен к искусству такого рода. Последние слова, он сам того не заметив произнес вслух и это ещё больше заинтересовало его собеседника.
— Да, я слышал об этом, — задумчиво произнес он и тут его осенило. — Погодите, юноша, адмирал что, тоже вот такие картинки собирает?
В чем у Будищева никогда не было недостатка, так это в воображении. И вот теперь оно послушно нарисовало картину снятого на пару дней борделя, несколько фотографов и моделей обоих полов и… уж он-то покажет всем, что такое настоящая порно индустрия!
— Собирал, — робко прервал полет фантазии гардемарин. — Николай Карлович умер шесть лет назад.
— Досадно, — хмыкнул странный кондуктор. — Бизнес-план откладывается!
— Что, простите?
— Не обращайте внимания. Я только что, в очередной раз понял, что занимаюсь ерундой.
— А чем вы занимаетесь?
— В основном, гальваническими приборами.
— Погодите, — изумился Майер. — Так вы тот самый знаменитый изобретатель Будищев? Боже мой, как же я сразу не догадался!
Взволнованный юноша снова кинулся к Дмитрию и принялся в порыве чувств трясти ему руку, радуясь новому знакомству со столь известным человеком.
— Я должен немедленно представить вас остальным офицерам! Пойдемте, прошу вас…
— Александр Александрович, — мягко улыбнулся кондуктор. — Я немного старше вас и опытней. Вы позволите дать вам добрый совет?
— Да, разумеется, а в чем дело?
— Да как вам сказать… я думаю, будет гораздо лучше, если вы наденете штаны!
Тем временем Фёдор Шматов тоже обживался на новом месте. Матрос проводил его к боцману, тот поворчав для порядка о всяко-разных непонятных штатских, указал отставному ефрейтору, где будет его койка. Велел не безобразить, и сокрушенно покачав головой на совершенно сухопутный вид парня, отправился по своим делам. Оставшиеся без присмотра начальства моряки тут же обратили внимание на нового соплавателя и незамедлительно попытались выяснить, кто он таков и чем дышит.
— Глянь-ка, ребята, какого франта к нам поместили! — с явной насмешкой сказал один.
— Наверное, в первом классе кают не было, — тут же отозвался второй. — Вот яво и к нам!
— А может ён купец? — с глумливой улыбкой предположил третий.
Ответом им было, как сказал бы Будищев, ноль внимания — фунт презрения, чего матросы вынести уже никак не могли.
— Ваше степенство, вам удобно-с? — со скрытой угрозой в голосе поинтересовался кривоногий крепыш с бычьей шеей и наголо бритой головой.
— Наше дело служивое, — бесстрастно отозвался Шматов, — нам не привыкать.
— Ишь ты, служивое! И долго ли служишь?
— А это как поглядеть!
— И как же?
— Ежели царю-батюшке, так я уже вчистую вышел. А Дмитрий Николаевичу, даст бог, ещё послужу!
— Эва как!
— А вот так! Отставной ефрейтор сто тридцать восьмого Болховского полка, георгиевский кавалер Фёдор Шматов. Не вам чета, желторотые!
— Воевал, значит? — немного осадил лысый матрос.
— Само собой. Кресты кому попало не дают.
— А барин твой кто?
— Большой человек! Мы с ним вместях почитай всю Балканскую кампанию прошли. И В Румынии были, и в Болгарии турка воевали.
— И чего же он тогда простой кондуктор?
— Это ты простой, а господин Будищев, даром, что из благородных, рядовым солдатом начинал. Геройством и смекалкой выбился. Полный георгиевский бант имеет, понимать надо! С ним графы, да министры не чураются за ручку здороваться. Профессора в академиях первыми шляпы снимают, а городовые, когда он из дома выходит, честь отдают!
